Текст: Андрей Цунский
Как пение швейцарца в Швейцарии влияет на русскую семью
Если бы один швейцарец по фамилии Вайс выбрал себе другую профессию, жизнь многих – и наша в том числе – могла пойти по-другому. В Швейцарии можно выбрать себе много профессий, которые ассоциируются с этой страной. Он мог стать часовщиком – и кто знает, многие сейчас могли бы носить на руке украшение с хронографом, сапфировыми стеклами, календарем и указателем фазы Луны – а также с его фамилией. Он мог стать сыроделом – и гурманы хвастались бы тем, что привезли из-за границы полкило отличного «вайса». А если бы он стал банкиром – кто знает, могло бы быть и так, что рядом с банком «Свисс-кредит» стояло бы солидное здание «Вайс-кредит».
В конце концов, он мог бы стать ватиканским гвардейцем – а там и обер-лейтенантом, и даже оберстом – коммандантом, тогда в списке командиров этого почетного и почтенного войска он занял бы строку вместе – или вместо коммандантов Франц Ксавьера Леопольда Мейра фон Шауэнзее, Альфреда фон Зонненберга, или Луи-Мартэна де Куртена. Но интересующий нас швейцарец стал оперным певцом, и хорошим – плохой не рискнул бы отправиться в турне по Италии. А быть оперным певцом в Италии с немецкой фамилией – было в то время даже несерьезно. Это Федор Иванович Шаляпин мог себе позволить отправиться туда с русской фамилией и… Нет, не удержусь, вам будет интересно!
Федор Иванович должен был выступать на великой сцене Ла Скала, а оркестром дирижировал сам Артуро Тосканини! Но оба волновались. Клакеры (это театральные рэкетиры, которые непотребным поведением срывают спектакли) явились незадолго до спектакля и потребовали крупную сумму, за которую обещали «не бесспокоить». Нашли к кому прийти. Шаляпин выгнал их (думаю, кому-то досталось не только на словах). А затем вышел на сцену, внезапно остановил оркестр и без сопровождения вместо оперной арии запел «Очи черные». Зал словно обезумел от восторга, клакеров никто бы и не услышал! Когда через час едва удалось уговорами остановить овацию, он продолжил спектакль.
Но интересующий нас швейцарец был просто хорошим певцом – не Шаляпиным. И прислушался к своему импресарио, который рекомендовал ему немецкую фамилию Weiss поменять на итальянскую Bianci. Так и так – «белый».
Благодаря этим гастролям мы сегодня отмечаем день рождения Виталия Валентиновича Бианки. Но мы прошли еще не по всем возможным тропинкам леса человеческих судеб – даже не по всем главным тропинкам.
Как отказ одного врача от медицинской карьеры рождает несколько выдающихся ученых
Если бы отец Виталия Бианки, Валентин Львович, не интересовался бы ничем, кроме своей профессии, то вполне возможно, что сейчас в учебниках по акушерству были бы описаны некие родовспомогательные методики «по Бианки» – у него было прекрасное медицинское образование, а по призванию был он ученым. Он поступил в Императорскую медико-хирургическую академию, а диплом защищал в Императорской военной-медицинской академии Санкт-Петербурга (за годы его учебы это славное учебное заведение переименовали). Это было время великих достижений русской науки, из стен академии вышло немало прекрасных ученых – не говоря уже о том, сколько замечательных врачей!
Но Валентин Львович просто не мог ограничиться узкой специальностью. Поработав интерном в клинике и земским доктором, он был приглашен на должность ассистента при кафедре зоологии и сравнительной анатомии в Медицинской академии, вскоре стал учёным хранителем в энтомологическом отделении Зоологического музея, занимался специальной систематикой и биологией птиц. В 1896 году избран физико-математическим отделением Императорской Академии наук на должность старшего зоолога; до самой своей смерти руководил орнитологическим отделением Зоологического музея Академии наук.
Но ошибся бы тот, кто принял его за кабинетного музейного ученого! В 1900 году его избрали учёным секретарём Русской полярной экспедиции; в 1908 году, по приглашению Петра Юльевича Шмидта, в составе зоологического отдела экспедиции Федора Павловича Рябушинского он отправился на Камчатку. В 1911 году награждён Малой золотой медалью Русского географического общества.
А на даче его… Вот как вспоминал потом эту дачу сосед – а затем и родственник семьи Бианки, химик и писатель Александр Ливеровский:
«Во дворе много ящиков и клеток. Там ежи, лисята и прочая лесная живность. Громко просят есть птенцы ястреба. В большой притененной клетке светятся круглые глаза филина... Над двором, на вершине сосны сидит ворона. Сидит и не улетает, хоть палкой на нее махни. Это свой вороненок-выкормыш. На плечи садится большая уже сорока и клянчит подачку. Огромная мохнатая голова тычет в спину — не бойтесь, не страшно, это свой лосенок».
Дети Валентина Львовича Соня, Лева, Виталик и Толя вели дневники осеннего убытия и весеннего возвращения перелетных птиц, лечили найденных раненых зверюшек. Кстати, все мальчики в семье стали учеными. Кроме маленького Вали, который умер пятилетним. А если бы нет – мы, может быть, отмечали бы день рождения еще одного выдающегося соотечественника, кто знает…
Как игра в футбол может изменить биографию (а может и не изменить)
Если бы футболисты в начале двадцатого столетия получали за свою игру столько, сколько сейчас, возможно, мы сегодня отмечали бы день рождения великого левого крайнего нападающего Виталия Бианки. Примерно году в 1924-м он закончил бы спортивную карьеру, купил бы дом в курортном районе, наладил бы линию по пошиву модной одежды… Или производство корма для собак. Думаете, преувеличиваю?
Один сезон Виталий Бианки отыграл в клубе «Нева», затем в клубе «Петровский» и в клубе «Унитас» братьев Бутусовых. Стал нападающим в сборной Петербурга, жаль, не смог сыграть на Олимпийских играх 1912 года в Стокгольме – тогда он еще не достиг надлежащего уровня. За «Унитас» играл четыре сезона. Протоколы тогда не велись или были утрачены – так что количество голов, забитых Бианки, не установлено. Но забивал много, прекрасно разыгрывал стандартные положения, был один раз чемпионом России. Обладатель Весеннего кубка Санкт-Петербурга 1913 года в составе клуба «Петровский» – что подтверждено документально.
Вспоминают, что родители не одобряли его увлечений – мама боялась травм, отец считал футбол потерей драгоценного времени. Но точно не знаем. Так что не станем утверждать. Только в сборную просто так не берут. А мама умерла в 1915 году.
Как один год может изменить судьбу
Футбол не помешал Виталию Бианки в 1916 году поступить на естественное отделение физико-математического факультета Петроградского университета, вступить в партию эсеров и… жениться. Но тут многое покрыто завесой тайны. Скажем, почему он вступил в партию эсеров – понятно. Он был молодым, неравнодушным, переживал за судьбу своей страны. С женитьбой сложнее. Есть версия, что первый его брак с Зинаидой Александровной Захаревич был… партийным заданием. Оставим эту версию сплетникам. Бианки был достойный и благородный человек. Скорее, верно будет то, что он хотел защитить от позора брошенную другим, возможно его знакомым, почти не знакомую ему самому девушку. На этом – точка. Поскольку нас могут интересовать только те личные дела писателя, которые имеют отношение к литературе. Женитьба Толстого на Софье Андреевне Берс, союз Некрасова и Авдотьи Панаевой с Иваном Ивановичем или роман Достоевского с Аполлинарией Сусловой – имеют, и потому для нас важны. А здесь… что с вами?! Да выньте вы нос из замочной скважины, откроют ведь дверь – без такого длинного украшения останетесь!
А еще в этом году он был мобилизован, отправлен на ускоренные курсы во Владимирское военное училище, поучил офицерский чин и отправился на войну – артиллеристом.
В 1917 году его избрали в совет солдатских и рабочих депутатов! Прекрасное начало для карьеры в советское время? Нет. Не та партия. Не проявил товарищ Бианки политической прозорливости, а проявил близорукость, непростительную и опасную! Ишь взяли моду – не в большевики вступать!
Как Бианки стал Беляниным
Не желая стрелять в русских людей, Бианки снял погоны и вынужден был стать… Беляниным. Без всякого импресарио он быстро понял, что иностранная фамилия гарантирует неприятности. Двойная фамилия – Бианки-Белянин останется в его паспорте до самой смерти.
Удивительно, как в судьбе одного человека запечатлелась биография сразу двух героев «Белой гвардии» Булгакова – как Мышлаевский, он оставил студенческую скамью и стал артиллеристом, как Лариосик, выдавал себя за студента, «ученого-птицевода». Уфа, Екатеринбург, опять Уфа, Томск. Бийск… В Бийске все-таки призвали – в колчаковскую армию. Но всему приходит конец. В 1920 году завершилась Гражданская война. Бианки устроился в отдел народного образования, в музей Бийска, был его заведующим, преподавал в школе имени Третьего Коминтерна, женился. В Бийске вступил в Общество любителей природы, в Алтайском народном университете читал лекции по орнитологии, организовал две научные экспедиции на Телецкое озеро. Тут бы и жить спокойно, писать книги, учительствовать… а вот нет!
Сначала его арестовали в качестве заложника. Пока был в тюрьме – умер в Петрограде его отец, так и не зная ничего о судьбе сына. В заложники взяли одного – а умер другой.
В 1921 году Виталий Валентинович снова арестован. Затем его предупредили о скором аресте – и с молодой женой он отправился в Петроград. Дома-то знают, что он никакой не заговорщик, а студент, футболист, орнитолог… тут начинается его писательская биография. Опубликован его детский рассказ «Путешествие красноголового воробья», книжка «Чей нос лучше»… и снова он арестован как заговорщик – участник несуществующей организации.
Как заступничество Горького помогает (или не помогает) литературе
В писательских биографиях встречаются настолько частые совпадения, что иной раз можно неправильно их истолковать.
Например, из поколения в поколение, из страны в страну переходит история, в которой отец мечтает сделать сына успешным и обеспеченным человеком, для чего заставляет его выучиться на юриста. Да-да, я знаю, что надоел, а мне-то как писать об этом надоело! Но я вот о чем: иной человек может подумать, что если хочет сделать из сына писателя, то…
Увы, способ это вовсе не безотказный. Сколько сыновей, не ставших юристами, так и не стали писателями – статистика не подскажет. Но тут и не требуется статистика, всякому ясно, что гораздо больше, чем противоположных примеров.
То общее обстоятельство, которое имеется в биографии многих отечественных литераторов, также не может считаться гарантией благополучной жизни. В десятках биографических справок и очерков вы найдете слова: «Но был освобожден после обращения к властям Алексея Максимовича Горького». Горький просил за Гумилева, Ходасевича, Замятина, Ремизова... Список будет очень длинным. Вот только не всегда помогало заступничество Алексея Максимовича. Гумилева все равно расстреляли. Кто-то умер в изгнании. А чья-то жизнь перечеркнута большим террором – тогда уже и Горького-то не было.
А вот Виталию Валентиновичу Бианки повезло. Ему просьба Горького помогла выжить и стать публикуемым и популярным писателем. Человека, сами названия книг которого звучат как речь адвоката: «Приключения мышонка Пика», «Оранжевое горлышко», «Лесные домишки», «Как муравьишка домой спешил»…
Если бы Виталий Бианки был чуть-чуть менее везучим – его биография заканчивалась бы цифрой 1937. Или 1939. Или умер бы он от голода в блокадном Ленинграде. Но – он умрет в 1959 году. Доживет аж до шестидесяти пяти лет, после инсульта и инфаркта, измученный болезнями и переживаниями, страхом за близких.
Писатель Николай Сладков вспоминал, что «Виталий Валентинович не любил слово «природа». «Затаскали это слово, говорил он, только и слышишь: лоно природы, природные явления, поехали на природу, ах, природа, ох, природа – уши вянут! И, главное, говорят одно, а видят другое. Говорят «лоно», а видят затоптанный пляж, говорят «красота», а вспоминают подстриженный газончик. И не скажут просто, без затей «дождь» или «снег», а непременно «осадки». Вот что они оставили от природы!»
