Текст: Дмитрий Шеваров/РГ
Удивительна судьба Сергея Дурылина в русской словесности. Он никогда не был на слуху, его имени не найти в учебниках литературы, раздобыть дурылинские книги – это целая история, а при этом ни один человек, решивший послужить русской литературе, не пройдет мимо Дурылина.
Он умер в далеком 1954 году, почти никому неизвестный как писатель.
Только в конце ХХ века главные книги Сергея Дурылина – «В родном углу» и «В своем углу» – стали заветным чтением тесного круга читателей, прежде всего – литераторов и священников.
Сергей Николаевич сам был священником в годы смуты, претерпел за это тюрьмы и ссылки, а потом до конца жизни служил Богу через служение Слову.
Вот что писал мне Виктор Лихоносов, автор «Осени в Тамани»: «В родном углу» Дурылина лежит на спинке дивана и я часто вдруг беру эту книгу с каким-то голодным чувством и читаю с любой страницы. Он дышит словами...»
Когда я спросил о Дурылине несравненного литературного критика Валентина Курбатова, он так отозвался: «Вот уж кого люблю, так люблю. И прозу люблю, и дневники, и просто благодатное молчание, которое таинственно полнит его тексты...»
Интересно, что каждый, кому открылись книги Сергея Дурылина, помнит при каких обстоятельствах это произошло. Вот что рассказал мне в письме поэт Андрей Танцырев: «В начале сентября 2006 года мы сидели в автобусе, который вез нас из Москвы через Тулу в Ясную Поляну. Валентин Яковлевич Курбатов всю дорогу читал какую-то свежую толстенькую книгу и обильно из нее цитировал. Я заинтересовался. Автор мне был совершенно незнаком. Курбатов не стал делать большие глаза, а просто посоветовал книгу купить, если выпадет случай. Дал полистать до Тулы. Я углубился и во мне сразу родился преданный читатель дурылинских дневников. Я стал лучше понимать сложнейшую судьбу России...»
Последнее по времени издание книги Сергея Дурылина «В родном углу» предприняло московское издательство «Никея». Два тиража моментально разошлись. А совсем недавно «Никея» выпустило сборник «Под тенью века. С.Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах». Книга воскрешает живой облик Сергея Николаевича Дурылина – поэта и пастыря, педагога и театрального критика, искусствоведа и археолога. О нем вспоминают филолог Н. Гудзий и художник И. Грабарь, переводчица Т. Щепкина-Куперник и митрополит Вениамин Федченков, композитор Н.К. Метнер и актер И. Ильинский. Приводятся письма к Дурылину поэтов М. Волошина и Б. Пастернака...
А сейчас оставляю вас наедине с Сергеем Николаевичем Дурылиным, его мыслями и стихами.
Художник Михаил Нестеров – о С.Н. Дурылине (1926 год):
«Сергея Николаевича я знаю давно и очень люблю за прекрасное, верное сердце... Конечно, он один из выдающихся людей теперешнего безлюдья. К сожалению, в наши дни его труды обречены надолго быть под спудом. Он как писатель обречен на безмолвие...»
Из писем и дневников
* * *
Надо запоминать в сердце, памятью сердца, каждое светлое мгновенье, чтобы потом этим запасом жить, когда придут черные дни и часы.
* * *
Несмотря на мою далеко не мирную юность.., я мирный и мир любящий человек. Я правдивее, истиннее, лучше бываю тогда, когда проще, тише, смиреннее, покорнее. Я скор на осуждения, я склонен к некоторой резкости, но нет ни одного моего осуждения, которого я не осудил бы. Я не могу рассориться ни с кем. Даже с людьми, явно мне враждебными, я никогда не разойдусь окончательно.
* * *
Я почти не бываю один: все с детьми, и не тягощусь этим. Даже так легче. Должно быть, я до конца дней буду копошиться с людьми; не могу с одними книгами и стихами. Поэтому из меня не выйдет ни писатель, ни археолог, никто. Я буду я.
* * *
Над не-деланием и непротивлением очень легко смеяться... Но пусть смеющиеся представят себе: они в тюрьме. Никакое «действование» невозможно. Но их принуждают к бесчестному поступку. Что они могут в этом случае? Могут одно: не делать его... Неделание этого недоброго поступка и непротивление наказанию за него – будет их свобода, никем не неотъемлемая. Но в таком положении – тюрьмы – находится каждый человек с неспящей совестью...
Война. Я не могу прекратить ее, но я могу не участвовать в ней – и никто не может меня принудить к этому.
Государственное насилие? Я не могу изничтожить государства. Но я могу не быть прокурором, судьёй, сборщиком податей, тюремщиком, и проч., и проч.
Свобода моего делания – всегда не свобода: оно зависит не от меня одного. Свобода моего неделания есть совершенная свобода: она зависит от меня одного.
* * *
Вы не должны падать духом. Я всегда верил в то, что жизнь наша должна состоять в одном – в любви к людям, в любви к природе... Пусть с нами будет, что будет, мы должны стоять на своем: дружба должна быть в эти грозные дни еще дружественнее, любовь еще любовнее, кротость еще кротче, улыбка еще улыбчивее.
СТИХИ СЕРГЕЯ ДУРЫЛИНА
Ветер
- Я в ночи звездоочитой
- Ветер – путник всех дорог –
- Зыблю волны пеной взрытой
- И с тоскою, буйством скрытой,
- Бьюсь о каменный порог.
- Я вздымаю грудь крутую
- Златокованных песков.
- Я неволю к поцелую
- Степь бесстыдную нагую
- Властью ласки и оков.
- Для тебя бреду дозором
- По удольям и горам
- И слежу за звёздным взором,
- И стихийным внемлю спорам,
- Пробегая по волнам.
- Я лучисто-золотое
- Лью вино в янтарный зной
- И в предвестие покоя
- Раскрываю голубое
- Покрывало над тобой.
- Я даю блаженный роздых
- От песков земных путей –
- При властительницах звёздах
- Пей небесной воли воздух,
- Вешний ветер вольно пей!
- И пускай отстоем воли
- Песен пенится вино -
- В тесноте земных удолий
- Мировой и частной боли
- Мне забвение дано!
Московская речь
- И в холоде противоречий
- Попав в мыслительный поток,
- Как не любить московской речи
- Неувядаемый цветок!
- Она – царевна Несмеяна
- В золотоверхом терему –
- Всегда улыбкой осиянна
- И не даётся никому,
- Кто ход не знает к ней природный,
- Московский потаённый ход;
- Прилежный путник чужеродный
- Его и видя не найдёт.
- А он так прост: спроси просвирян,
- Не хочешь – Пушкина спроси,
- Не скажет ли Прокопий Сирин,
- Садовских, Фета допроси.
- Ключи в руках у Горбунова
- И у ребёнка с верным «а».
- Нет, к роднику живого слова
- Ведёт родная лишь тропа!
- 1926 год
О Коктебеле
- Здесь сказка в сказку включена,
- Здесь песня в песне верно спета –
- И навсегда обручена
- С душой земли душа поэта.
- 1926 год
Ландыш
- Бреду тропинкой чуть заметной,
- Бреду излучиной лесною.
- Здесь папоротник тайноцветный
- Ласкает жуткой тишиною.
- Здесь так задумчив и печален
- Твой тихий взор, твой взор несмелый –
- В дремотной мгле лесных прогалин
- Цветок весны, о, ландыш белый!
- 1909 год, Пирогово
Н.И.Тютчев
- И эта острая улыбка
- Так тонко вычерченных губ,
- И уст мгновенная ошибка –
- Французской речи с русской сшибка,
- И в вечный Рим, в Английский клуб
- Неизбежимая дорога,
- И умных, и грустящих глаз
- Всегда пленительный рассказ,
- Всегда живущая тревога –
- Всё в нём напоминает деда, -
- И ведая, что он – лишь внук,
- Всё ждёшь, что Тютчевского плэда
- На нём рукой коснёшься вдруг.
- 1926 год, Коктебель
ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ
Вот что написала, передавая мне стихотворение «Русь», Виктория Николаевна Торопова – биограф С.Н. Дурылина, автор книги о нем в серии ЖЗЛ: «Стихотворение «Русь», кажется, нигде не опубликовано. У меня оно на тетрадном листке карандашом с двух сторон, из архива Г.Е. Померанцевой. Очень важное стихотворение...»
Стихи посвящены Коле Чернышёву – ученику С.Н. Дурылина. Вместе они много путешествовали по Волге и Русскому Северу. Николай Чернышёв стал художником. В 1941 году Николай Чернышёв был арестован, объявлен врагом народа и расстрелян. Написанная им в 1926 году икона Божией Матери «Державная» находится в московском храме святого пророка Ильи в Обыденском переулке.
Русь
Николаю Чернышёву
- Улыбнуться далёким просторам
- Густотравным, зелёным, пустым,
- Низойти по крутым косогорам,
- Жёстким, серым, нагим и немым.
- Слушать долгие, скучные речи
- О скудеющем тёмном быту,
- Видеть низко согбенные плечи,
- Глаз больных и слепых маяту.
- Ставить свечки пред ветхой иконой
- И, уткнувшись, рыдать перед ней,
- И на Троицу праздник зелёный
- Править с тихой берёзкой своей.
- Помнить медного всадника скачку,
- Город серый под тяжкой пятой,
- И на каторге каждую тачку
- С подневольной холодной рудой.
- А в душе золотить неустанно
- Новгородской Софии кресты,
- В полночь сонную рвать необманно
- На Купалу потайно цветы.
- В монастырь затвориться к Пречистой
- В неисходный безмолвный затвор,
- В схиму, в пустынь, исчезнуть в смолистый
- В многошумный неведомый бор.
- Оросить своей свежею кровью
- Куликовскую древнюю новь,
- К полевому прильнув изголовью,
- В сердце теплить былую любовь.
- На себя басурманское иго
- Наложить и под ним не упасть,
- И твою, самозваный расстрига,
- И твою сведать буйную власть.
- Прозвенеть пудовою веригой,
- И юродство своё отрыдать,
- Загрустить над ненужною книгой,
- Свою долю в лугах затерять.
- Отравить себя тютчевской мукой,
- «Мёртвых душ» затаить в себе смех,
- Вместе с пьяным томиться разлукой,
- Вместе с грешным упасть в его грех.
- По Владимирке вёрсты измерить,
- Всё принять, всё познать, всё простить,
- Это значит – в Бога поверить,
- Это значит – Русь полюбить.
- Сергей Дурылин
- усадьба Пирогово,
- 8 августа 1916.