Обзор литературной периодики (июль-2023)

Текст: Борис Кутенков

Вышел новый – и, как всегда, долгожданный – номер поэтического журнала «Кварта».

Среди авторов – Александр Шимановский:

• — Душа, ты видишь,
• я ничего не вижу.
• 
  
• И все это бывает,
• как трава загорает,
• нет, как братья поют
• и как свет потухает, —
• клянусь, не знаю,
• но все, что вижу, — было,
• и все бывает, словно дышит,
• — ничего не помня о том.

Иван Плотников:

• запах деревьев из воздуха достаешь,
• складываешь в сухие духи,
• или дыхание музыкой обведешь,
• но не мелодия будет звучать, а стихи.
• 
  
• твердые запахи твердым сродни словам,
• нерастворимы в памяти, словно гром.
• слышишь, звучат слова, и молчит трава,
• эти деревья не вырубишь топором.

Павел Номин:

• Еще листва не тень густая,
• и видно далеко и тонко.
• Сквозь прозелень молочную вплывает
• мне вспененное небо в мозг,
• 
  
• о разум ударяясь, оплывая,
• сиреневою рябью удаляясь.
• Мне многое уже ушло, ушло,
• не видно, видно, видно дно.

Анна Аликевич:

• Птица потерялась в туманной траве,
• Словно складывает твои черты:
• Выйди, лунный сыночек, на свет,
• Выйди, дитя долгой воды.
• 
  
• Ты все глубже уходишь в мягкий лес забвения,
• И качает зегзица на руках своих твою тень.

В разделе критики и литературоведения – авторы номера о стихотворении Ахматовой «Двадцать первое. Ночь. Понедельник»; статьи о современном прочтении Хармса, о «Послании в лечебницу» Леонида Аронзона; также – неопубликованные стихи Михаила Ерёмина и многое другое.

В «Урале» — новые стихи Екатерины Перченковой:

• не хочешь — не слушай.
• о чём мне дышать
• к тебе, погремушка, игрушка, душа,
• за слабые всходы на стылой земле,
• за мёртвую воду и призрачный хлеб,
• за то, что живая, по плечи в снегу,
• глядишь, как я видеть тебя не могу.

В критическом разделе того же номера Руслан Комадей пишет о стихах Александра Петрушкина – ушедшего в 2020 году поэта, куратора портала «Мегалит», большого подвижника литпроцесса. «Поэтика Петрушкина как будто попирала доминирующее в сообществе представление о ценности письма как новаторства, творчества как инструмента для выявления собственного голоса. Поэтику Петрушкина называли “толпой голосов” (А. Санников) или “тридцать человек в одном поэте” (С. Ивкин), “конгломерат самых отталкивающих примет “рыжего стиля” (Е. Изварина), подчёркивая, что явная вторичность и предъявление чужого — дурной тон. Однако именно в зазоре между похожестью, подобием, подражанием возникало продуктивное поле для взращивания собственной поэтики — через недостаточное, неточное сходство с другими. В этом зазоре и располагается своя речь Петрушкина…».

«Знамя» продолжает серию актуальных опросов и на этот раз расспрашивает молодых авторов о том, с какой целью они идут в литературу, чего они хотят и зачем, по их наблюдениям, зная обо всех минусах, приходят в литературу другие молодые писатели? Говорит (в числе прочих) Аля Карелина (Краснодар): «Что касается нового поколения, входящего в литературу, я вижу намечающуюся тенденцию к ранним дебютам. Я в свои 23 едва ли могла внятно объяснить, зачем пишу, зачем еду на семинар Алехина за 3500 километров. “Пишу, значит, что-то надо с этим делать”. А ведь поэзия ревнива, требует огромной самоотдачи, ежедневных осознанных признаний в любви. И она зеркалит: делаешь шаг навстречу, и она делает, но отступишь на два шага, и вот вас разделяют уже четыре. Лучше сразу сделать ей предложение. Мне радостно, что молодые литераторы это понимают и уже в начале пути используют свой потенциал с умом…»

В «Волге» Сергей Боровиков пишет о книге Сергея Чупринина «Оттепель. Действующие лица»: «Несмотря на строго букварный принцип композиции, неожиданно занимательным оказывается соседство весьма разноформатных, противоречивых или враждебных друг другу людей. Оно волшебным образом освещает и сами фигуры и место их в событиях первого со времён НЭПа относительно, но всё же раскрепощённого времени. Сближение имён бывает столь выразительно, что невольно подозреваешь автора в умысле: почему Михаил Алексеев оказался соседом Василия Аксёнова, Иосиф Бродский Михаила Бубеннова, а Владимир Дудинцев Александра Дымшица? Но порядок букв русского алфавита автору неподвластен…»

Ирина Прохорова (слева) и Сергей Чупринин

Стенограмму интереснейшего обсуждения той же (интереснейшей) книги предлагает «Горький». «…я хотел бы обратиться к тем, кто пишет или может писать: ведите дневники, ведите хронику событий! Неважно, что вы записываете. Следующие поколения будут с одинаковым интересом читать как о ценах на продукты, так и о политических событиях, многие из которых затухнут и исчезнут. Чем ужасны электронные тексты? Их можно уничтожить в один момент. А рукописи, как известно, все-таки не горят» (Сергей Чупринин). «…Мне кажется, вызовы времени, с которыми столкнулись люди той далекой эпохи, очень актуальны сейчас. Мы живем в глубоко травмированном, крайне несовершенном обществе, которое наполнено насилием и лишено каких-либо этических ориентиров. Поэтому увидеть, как в еще более страшных условиях целое поколение советских людей смогло измениться и изменить среду, гуманизировать ее, очень важно. Нужно помнить, что у общества всегда есть потенциал развития. Поэтому “Оттепель” — это действительно очень важный проект, своевременный и актуальный» (Ирина Прохорова, издатель книги).

Там же – Валерий Шубинский к 130-летию Владимира Маяковского: «Грубость Маяковского — это грубость библейская, хочет он того или нет. Его богоборчество — гнев пророка, сотрясающего идолы. Вне этого он в самом деле Тиняков или Олимпов повышенного дарования. И он не Рембо, поскольку тот был все-таки одиночкой-индивидуалистом и ничего миру не предсказывал, не предписывал. Маяковский в мире, где ничего не случилось, оказался бы смешон. Он мог замолчать, сломаться. Уехать куда-нибудь в кипящую Мексику — пророчествовать там. Развернуться на 180 градусов — например, приняв духовный сан. Просто погаснуть…»

На «Полке» Лев Оборин беседует с Филиппом Жаккаром — автором первой монографии о Данииле Хармсе и открывателем многих хармсовских текстов. О подпольных литературных процессах: «Вот то, в чём я убедился: литературные процессы абсолютно самостоятельны. Они идут своим чередом. И когда какой-то диктатор решает, что надо всё делать по принципам соцреализма, всё равно процессы продолжаются подпольно. И потом всплывают — в случае ОБЭРИУ это произошло в 1960-е годы. Поколение Мейлаха, Эрля, Александрова — вот это первооткрыватели на самом деле…» О неподцензурных авторах позднесоветского времени: «У нас нет понятия “официальная культура”: есть мейнстрим, есть буржуазная культура, а есть альтернативная. И литераторы позднесоветского андеграунда превратили запрещённую литературу не в неофициальную, а в альтернативную. И это был шаг навстречу нормальному мировому литературному процессу…»

На «Прочтении» Аня Кадикова, основательница книжного магазина «Чарли» в Краснодаре, делится опытом частных инициатив. О способах выхода из кризиса: «На второй день слета меня буквально шарахнуло осознанием длительного мощного профессионального кризиса: за прошедшие полтора года я совершенно перестала понимать, куда мы идем. Сама у себя отобрала право говорить с издателями на равных, потому что допускала ошибки (и под грузом этой вины по инерции выбирала схорониться и заморозиться). И вот тут, просто слушая истории коллег, поняла, что дальше так жить нельзя: либо берем на себя всю ответственность за все и идем переделывать, перепридумывать, запускать open call о локальной идентичности Краснодара, продолжать фигачить во все просветительские стороны — либо закрываем лавочку и идем делать другие дела…». О сообществе книготорговцев: «Книготорговцы — профессиональное сообщество, построенное на частных инициативах. Ты сам придумываешь себе книжный, сам открываешь его, сам отбираешь книги и сам считаешь бухгалтерию. Во многих регионах независимый книжный один на несколько городов вокруг. Два магазина на город — это роскошь и большое счастье. И знать, что есть люди, которые, как и ты, делают свою работу каждый день, — очень поддерживающее чувство…»

В «Дети Ра» — Герман Власов об Ирине Ермаковой: «Из вещей поэта, больше всего ему нужных, Ирина Ермакова называет полую дудочку и звук, который в ней рождается. То есть — легче птичьего крыла инструмент, и музыку, какую он извлекает. Дудочкой поэт провожает провожающих в подземелье метро, и дудочка, наконец, становится музыкой. Вернее, звуки сошедшие в нее, возвращаются туда, откуда пришли, но унося при этом и некое дополнение к музыке общемировой. <…> Восьмая книга стихов вышла спустя семь лет после предыдущей и отличается большей пристальностью, подробным всматриванием в поэтический ландшафт: ткань истончается, она вот-вот порвется и полетишь взглядом (облако это вроде панамы), когда убегаешь от ливня, и прижимает к земле лишь память (тяжесть земная, а бросить жалко)…»

Как всегда, много интересной поэзии представляет журнал «Таволга», выпустивший четвёртый номер.

Владимир Попович:

• деловой человек садится и уезжает
• лязгают колокольные цепи
• сани его начинают скрижали
• сквозь занесённые крошевом степи
• это не сон не приём не помарка
• вот бы морозу посторониться
• а над деревьями светит так ярко
• что опаляет меха и границы

Юлий Хоменко:

• то ли крупная капля дождя
• то ли птичьего капля помёта
• 
  
• по касательной сквер проходя
• я почувствовал капнуло что-то
• мне на шляпу и каплей звезда
• ненадёжно дрожит назревая
• 
  
• оттого и звенят провода
• в ожидании вечном трамвая

Алевтина Шнейвас:

• мы офицеры духа — носим сюртуки
• а нож плывёт по парусине вайба
• влез савва грудцын перед бесами в долги
• а мы в системе ангелического найма
• 
  
• небесный пирсинг — лунный ободок
• какое сейчас время непонятно —
• проблема y2k; но взвёл курок
• подземный программист без секунданта

и другое.

В разделе «Мастерская» журнала «Флаги» Ростислав Русаков представляет любопытного дебютанта – Юлию Ермакову: «…в уральский зимний пейзаж может быть вмонтирован расхожий сюжет о персиковом источнике Тао Юаньмина и Ван Вэя. В нëм рыбак, следуя по протоке, сплошь покрытой лепестками персиковых деревьев попадает в благополучный и неизменный мир, свободный от политических потрясений – но, вернувшись обратно домой, он уже не сможет отыскать ту прекрасную землю снова. Эзра Паунд в этом сюжете видел метафору непереводимости языка поэзии вообще, но при адаптации к современным реалиям – где лепестки сменяются снегом, а рыбак будто примëрз к проруби – эта метафора трансформируется, становясь образом скованной речи так, что утопия идеального мира отзеркаливается в антиутопию реального».

• снег ложится как белая кошка
• но не терпит движения ветра против шерсти
• а потом стаивает туда где спокойно
• и говорит
• говорит как ворона с моей собакой
• на стадионе около школы
• говорит как гора с моим волкодавом
• на берегу замерзшего озера
• молчит как время
• застывшее
• горячо охлажденное чьим-то дыханием
• спит как горбатая
• спина рыбака у проруби
• 
  
• (Юлия Ермакова).