Николай Лугинов, понявший Лао-цзы и Чингисхана

Текст: Владимир Карпов

14 августа отмечает 75-летие якутский писатель Николай Лугинов, давно имеющий на малой родине статус живого классика – но относительно мало известный в «большой России». Мы попросили рассказать о нем Владимира Карпова – писателя, создателя радиопередач, а главное – переводчика двух книг Николая Лугинова: «Дом над речкой» и «По велению Чингисхана».

Николай Алексеевич Лугинов

Чем писатель Николай Лугинов из далекой Якутии может быть интересен читателям современной большой России?

Полковник спецназа, прошедший локальные войны и «горячие точки, прочитав книги якутского писателя, воскликнул: «Лугинов пишет – для мужчин, для воинов!»

И действительно: мы в значительной степени оказались не готовы к пониманию военной ситуации в жизни государства. Николай Лугинов, занимаясь образом Чингисхана и его окружения, исследует эту тему в литературе уже более трех десятков лет. Но не только: Николай Лугинов исследует законы создания и сохранения великой империи, выявляя взаимозависимость личности и государства, челяди и знати, народа и власти, мира видимого и сокрытого.

Переводы книг Николая Лугинова вышли в таких разных странах, как Сербия, Германия, Польша, Китай. Причем в Пекине на обсуждении его повести «Граница» профессора, видные писатели, художники один за одним изумленно признавали, что давно не читали книги с таким проникновением в даосизм и образ Лао Цзы. Представим себе громадный Китай, и – ктò для него Лао Цзы? «Наше всё», не меньше. Вспомним также, где Якутия. А Николай родился и вырос в Кобяйском улусе, который находится в трехстах километрах к северу от Якутска.

Художественный фильм по мотивам романа «По велению Чингисхана» («Тайна Чингисхана») собрал миллионы зрителей в странах Востока, а фильм «Надо мною солнце не садится» по повести «Каменный мыс» получил ряд европейских и азиатских премий (якутское кино сегодня победным шагом идет по планете).

Что касается признания в России, то есть в Москве, здесь существует серьезный информационный пробел, который, надеюсь, будет восполнен.

Кадр из фильма "Надо мною солнце не садится"

Под патронажем АСПИР недавно выпущена книга Николая Лугинова «Мать Чингисхана». Книгу составляют удивительной мощи восточные легенды: о Бодончоре, предке Чингисхана, где на примере судьбы человека, оставившего свой род, рассматривается вопрос общественной зависимости и личной свободы. В одном случае довлеют рамки и страх перед законом, в другом – страх абсолютной незащищенности перед лицом природы, врага, собственного одиночества. О другом прародителе властителя, Илдэгисе, человеке, который вне родины, в другом, враждебном народе и государстве из раба становится высшим правителем. И что же? Сладость власти и богатства не заменяют, а только все больше вызволяют из глубин зов предков. О друге Темучина, решительном Джамухе…

Мать Чингисхана, Ожулун, рано теряет мужа и всю силу любви и ума вкладывает в сына. Это она его научила во всем исходить из нужд своих близких, но быть беспощадным к недругам. Темучина женят в одиннадцать лет на двенадцатилетней Борте. У моноголов был такой обычай: мальчика-жениха отдавать в семью невесты, и наоборот. Так что Ожулун воспитывала жену для сына в нужном ей духе. Но когда наступила пора молодым жить вместе, Борте украли меркиты. Восемнадцатилетний хан слабого малочисленного племени обратился к властителям иных племен, собрал войско и отвоевал любимую жену. «Я нашел то, что искал, - дал он команду, - дальше можно не идти». Как написал один современный автор: «Без любви войны не выиграть».

Так две женщины, мать и жена, стали первыми советчиками во всех боевых делах воителя. Хороший сын и надежный муж за два десятка лет воспитал народ-армию, который на маленьких выносливых лошадках пронзил пространство от Тихого океана до Адриатического моря и воцарился на нем. В те годы разработал своеобразную восточную конституцию – Великую Ясу, – согласно которой каждый человек знал, что ему уготовано за проступок или за подвиг. Как современно звучит эта легенда в интерпретации писателя Николая Лугинова!

Ее соблюдали все, с кем в Якутии доводилось общаться: сидишь с эвенком в лодке, рыба идет, вдруг он сворачивает снасти. «Почему?!» «Хватит. Хозяину надо оставить». Хозяин – дух реки, озера, тайги. Его еще и покормить надо. Мир бы заставить этим жить: не драть с лесов, земли, вод, а оставлять Хозяину.

А познакомились мы с Николаем во время учебы на Высших литературных курсах, в то беспечное время, когда съехались мы с разных концов страны: сорок мужчин и одна молдаванка. Представители двадцати двух национальностей. Нас многое объединяло, мы были оба сибиряками, моложе остальных слушателей, подготовлены хорошо спортивно и любили чревоугодничать. На Алтае, где рос я, тоже есть хорошая рыба, но ленского омуля и чира я попробовал благодаря Николаю. Как ни странно, вкус его мне напомнил запах степи, настоянный на травах. И когда пришлось заниматься переводом романа о Чингисхане, воображению моему так и сопутствовал запах и вкус сочащегося жиром чира, хотя монголы прежде рыбу не ели совсем.

Сразу после знакомства он «закинул» мне рукопись. Рукописи тогда приносили мне часто, обижать никого не хотелось, отвечать столь же часто было нечего.

Открыл я обреченно текст – подстрочный перевод – и первые же строки буквально полонили дух. Тундра, как белый замкнутый шар, где между небом и землей сливается линия горизонта. Собаки – замкнутые упряжкой, словно попавшие в пространство шара, из которого не выбраться. А ночью – также замкнутые сводом звезды, и каждая сорвавшаяся звезда – то есть пытавшаяся обрести свободу – сгорает…

Рассказ «Кустук» стал моим первым опытом перевода.

Удивительно, насколько внимательный и вдумчивый читатель сохранился сегодня в Якутии. Мне довелось бывать в далеком Момском улусе, где в июне белые ночи таковы, что совершенно неразличимы с днем. И вот ко мне подошел охотник-эвен, по его виду, грешным делом, я бы подумал, что он вообще читать не умеет, и вдруг этот человек требовательно спросил: «А почему вы перевели «Дом над рекой», ведь у Лугинова в якутском оригинале «Дом и его хозяин»? Замечу также, что любовь в этих районах к писателю Николаю Лугинову необыкновенна: со мной был лауреат Государственной премии – его встречали жаркими аплодисментами. Но когда под объявление «автор переводов книг Николая Алексеевича Лугинова», выходил я – воздух вздрагивал, меня, казалось, возносило, и больше для всенародной любви ничего с меня не требовалось!

Бывая в Якутии, я не перестаю поражаться, насколько Николай органично вживлен в свою природу. Бревенчатый двухэтажный дом он построил своими руками, выполняя самостоятельно все плотницкие и столярные работы. Он охотник, птицу навскидку бьет, и рыбак, как профессиональный промысловик. Вы пробовали доставать из сети рыбу в сорокаградусный мороз? Я пытался. Бросаешь рыбину, на лед она приземляется уже мерзлым поленом. Мгновение, руки – крюки! Николай часами может выбирать эту рыбу, и руки у него не мерзнут!

Немудрено, что китайские знатоки литературы и истории увидели в образе Лао Цзы, изображенного выходцем с якутского Крайнего Севера, особую проникновенность. В Кобяйском улусе не знают о том техногенном смоге, который бывает в городах Китая, когда людям повально приходиться надевать мини-противогазы, делаясь похожими на двуногих собак, лисиц и волков. Дуновение свежести. Писатель вырос среди людей, ментально более близких к людям, среди которых жил Лао.

В то же время современный человек, математик по образованию, писатель Николай Лугинов ставит краеугольные вопросы современности.

«Граница» – о пограничной ситуации жизни, в которой мы все сегодня пребываем.

На древней заставе Саньгуань появляются юные новобранцы. Среди них рослый сильный паренек Дин Хун и невысокий ушастый Ли Эр. В «темной комнате» неведомый голос предрекает им высокую судьбу. Один станет «большим человеком», генералом, прославит свое имя, а другой - «великим», да и не человеком даже, «Учителем».

«Ли Эр» – данное от роду имя того, кого мир называет Лао Цзы. Имя это переводят как «Старый Учитель», а также «Старый ребенок», ибо он, согласно легенде, родился с седыми волосами. Также из легенд известно, что свой трактат «Дао дэ цзин» он сформулировал, находясь на пограничной заставе уже в преклонном возрасте.

В произведении Лао Цзы появляется на заставе Саньгуань дважды: в самом начале, где он юн, и ближе к завершению повествования, когда ему под сто. При этом незримо присутствует здесь постоянно, иногда и вступая в разговоры с местными пограничниками.

С тех же времен, когда появились новобранцы, здесь обитает контрабандист Чжань Чжень, также ставший по-своему великим: несметно богатым и влиятельным.

Генерал Дин Хун и контрабандист Чжань Чжень проживают жизнь «бок о бок». Один ловит, охраняет, другой нарушает, «устанавливает межгосударственные связи». Потому что как для Пограничника, так и для Контрабандиста граница между государствами – это абсолютная незыблемая величина. А для Старого Мудреца – существует только иная граница, между видимым и незримым, вечным и временным, мнимым и подлинным, да и эта подвижна, текуча, ведь все, по его толкованию, что объяснено - уже не является ДАО.

На примере трех поколений развивается сюжет изменения отношения к пониманию «границы»: во всем объеме этого слова – между государствами, добром и злом, грехом и святостью, «забытым прошлым и возможным будущим», миром видимым и незримым…

В завершение снова процитирую слова боевого полковника, кавалера четырех орденов, из выступления на обсуждении в Союзе писателей: «Прочел вашу повесть «На службе и на служении», пришел в Главное управление воспитательной работы Вооруженных Сил и говорю: ребята, вы читали это? Эта повесть должна быть настольной книгой каждого командира, начиная с младшего сержанта и до генерала, и также подарочной книгой для молодого новобранца, который только-только пришел в армию. Я давно таких произведений не читал».