Текст: Михаил Визель
1. Владимир Шаров. "Репетиции"
- М.: АСТ, РЕШ, 2024 – 352 с.
Кажется немного странным начинать обзор новинок к ярмарке с переиздания романа, поразившего меня еще в середине девяностых, во время моего литинститутского студенчества. Но что ж делать, если развернутая притча о кольцеобразном движении русской истории, о ее неотвратимом, как сама смерть, "вечном возвращении" снова налилась пугающей актуальностью. Хотя там вообще нет ничего про современность - а только про подмосковных мужиков, которых в середине XVII века по приказу царя Алексея Михайловича немецкий режиссер начал муштровать изображать евангельских персонажей. Чтобы вернувшийся Мессия (а вернется он, разумеется, в истринский Новый Иерусалим) попал в привычное окружение.
Да так хорошо вымуштровал, что мужики, сосланные после падения Никона в Сибирь, и там продолжили свои бесконечные репетиции, передавая роли апостолов, евреев, легионеров по наследству от отца к сыну, вплоть до сталинских времен, когда на месте деревни диковинных раскольников построили лагерь. Что может выйти из такого фантасмагорического посыла? Ничего хорошего. Но с надеждой. Всё как в нашей жизни.
2. Джошуа Коэн. "Нетаньяху. Отчет о незначительном и в конечном счете даже неважном эпизоде из жизни очень известной семьи"
- Пер. с англ. Юлии Полещук
- М.: Строки, 2023 – 320 с.
Фамилия "Нетаньяху" сейчас более чем на слуху - но книжное подразделение телекоммуникационного гиганта трудно упрекнуть в конъюнктурности. Во-первых, роман получил Пулитцеровскую премию еще в прошлом, 2022 году. А во-вторых, в центре повествования не сам нынешний израильский премьер-министр Беньямин, а его отец Бенцион. Который в 1960 году в США, уже обремененный тремя малолетними детьми (в их числе, разумеется, и 10-летний Беня), пытается устроиться в престижнейший частный университет в Новой Англии профессором истории. Администрация университета принимает во внимание колоссальный потенциал претендента, но смотрит на него, активнейшего сионистского деятеля, с некоторой опаской - в то время такие люди там редки. И поэтому декан просит присмотреться повнимательнее к соискателю единственного в университете еврея - специалиста по истории налогообложения Рубена Блума. Тот в недоумении - он специализируется в совершенно другой области! А квалификацию специалиста может оценить только специалист! Но декан дает ему понять: еврея может оценить только еврей. И Руб прикусывает губу. Он всю жизнь положил на то, чтобы его воспринимали как американского историка, а не как бруклинского еврея. Но, будучи хорошим и добросовестным историком, он понимает, что сермяжная правда в таком прямолинейном подходе есть.
Собственно, в этих тисках история (в том числе та история, которую творит подросший Беня) до сих пор и зажата. А Бенцион, кстати, дожил до 102 лет и умер в 2012 году.
Остается добавить, что роман виртуозно переведен - и имя Юлии Полещук совершенно заслуженно вынесено на обложку.
3. Кирилл Рябов. "Дирижабль"
- М.: Городец», 2023. — 320 с. — (Серия «Во весь голос»)
40-летний автор "777" и "Пса", подбирающийся к положению "одного из интереснейших русских писателей своего поколения", написал очень личный и очень петербургский роман. Но не только потому, что главный герой - писатель, приезжающий из захолустья в Петербург, приманенный обещанием огромного аванса за киносценарий. И не потому, что в нем много пьют и сквернословят. А скорее потому, что в нем провозглашается - или скорее демонстрируется неразрывность любви и страдания, падений и взлетов. И, конечно, много цитат из пресловутого "петербургского текста":
- К столику подошел пожилой мужик в потасканном пиджаке.
- — Уважаемый, — сказал он. — Можно прилично пообщаться?
Это точное повторение знакомства Раскольникова с Мармеладовым. Причем на том же месте, в петербургской рюмочной. Но рябовский Фёдор — другой:
- — Уйди, — процедил Фёдор.
- — Оставь допить-то хоть, — развел руками мужик.
4. Сандра Ньюман. "1984. Джулия"
- Пер. с англ. Елены Петровой
- М.: Иностранка, 2023 – 512 с.
В литературе европейских языков, в первую очередь, разумеется, англоамериканской, сейчас есть немало романов, "переосмысляющих" или даже "деконструирующих" канон. Огромный успех, например, имел роман Мадлен Миллер «Песнь Ахилла», описывающий Троянскую войну из перспективы Патрокла. Или можно вспомнить роман «Мой муж Одиссей Лаэртид» химерического Олега Ивика. Сандра Ньюман продолжает этот тренд. В ее пространном романе мы видим знакомые по грозной антиутопии Оруэлла ситуации и героев глазами той самой Джулии, механика по обслуживанию литературных машин, которая, собственно, и запустила ход романных событий, подбросив Уинстону Смиту в карман записочку с простой фразой "Я люблю вас".
Издатели уверяют, что мы видим их истинную подоплеку, но, право, подоплека эта не столь уж и загадочна:
Первым, кто попался ей на глаза, был Смит — Старый Зануда. Он расставлял стулья и, поглощенный этим занятием, выглядел на удивление симпатичным. Подтянутый мужчина лет сорока, невероятно светловолосый, сероглазый, он смахивал на героя плаката «Слава нашим работникам умственного труда», даром что без телескопа. Похоже, им владели какие-то холодные, но прекрасные грезы. Вероятно, о музыке. Невзирая на легкую хромоту, двигался он с явным удовольствием; сразу было ясно, что его увлекает конкретная цель. Но при виде Джулии он брезгливо поджал губы. И разительно изменился внешне: от ястреба до ящера. У Джулии в голове мелькнуло: «Тебе бы хорошенько перепихнуться — и все как рукой снимет!»
Впрочем, это только начало - и роман, разумеется, к нему одному не сводится. А возможность увидеть жесткий и колючий мир Океании из другой, женской перспективы - куда как поучительна.
5. Мария Омар. "Мед и немного полыни"
- Астана: Zerde Publishing, 184 с.
Семейная и, да простится нам этот ориентализм, степная сага, выросшая из одноименного телеграм-канала и во многом основанная на личной семейной истории автора - оренбургской журналистки, переехавшей в Казахстан. Перед нами проходят жизни трех поколений казахских женщин - бабушки Акбалжан, матери Олтуган и дочери Марии. И через них - история XX века, увиденного с точки зрения, новой для большинства российских читателей. Во всяком случае, городских. И рассказанных спокойным, ровным, как степь, добротным русском языком - несмотря на, или, скорее, оттеняя драматизм описываемых событий, которые могли происходить и в XX, и в XV веке.
"...в какой-то момент приходит понимание, что смена эпох, политических режимов, валюты и прочие глобальные, казалось бы, изменения — это мелочи. Для человека куда важнее и значимее потеря коровы, письмо от ушедшего в армию сына, свадьба дочери, рождение внучки…" – пишет во вступительном слове писатель и музыкант Илья Одегов, создатель литературных курсов и во многом "крестный отец" этой книги.
Стоит также отметить, что книга, в выходных данных которой местом выпуска значится Астана, продается на сайте московской "Альпины". И благодаря этому - во всех российских торговых сетях. Интересный пример международной копродукции, который в нынешних условиях явно стоит мультиплицировать.
6. Мэдди Мортимер. "Карты наших восхитительных тел"
- Пер. с англ. Екатерины Романовой
- М.: Эксмо, Inspira, 2023 – 512 с.
Первый же абазц этого романа настаивает читательскую оптику на модернистский лад:
- Я, колкий зудок, намек на комок, расцвел в начале ее начал; не больше капилляра, не умнее дыни канталупы, я глядел в будущее с изрядным оптимизмом. С тех пор прорезаюсь ноющей болью по ее краям. Сладостным мандражом, босым топотком по дощатому полу я проник из того места, откуда она раньше кормила, в самую глубь, в котел ее тела, а по пути так хорошо, так основательно распробовал, расщепил, прожевал и пропитал каждое волоконце, каждую косточку, узелок, складку и трещинку, что теперь чувствую себя как дома.
Кажется, что перед нами одна из облегченных вариаций на тему позднего Джойса; что ж, можно сказать, что так оно и есть. Мэдди Мортимер действительно пользуется техникой зрелого модернизма, чтобы рассказать свою историю. Которая, в противоположность тому же "Улиссу", полна драматических поворотов и сама по себе, без модернистских вывертов. В жизни главной героини, художника-иллюстратора Лии, нашлось место и суровому детству в семье священника, и почти-инцесту, и материнству, и, главное (главное не с человеческой, но с романной точки зрения) раннему раку с последующим его, онкологического заболевания, возвращением. Словом, есть о чем рассказать. 26-летняя британка выбрала для рассказа о телах, их метаморфозах и состояниях, такую экспрессивную форму - что ж, это ее право. Благо, воспользовалась она ей вполне умело. Да, а мать Мортимер, тоже писательница, действительно умерла от рака - когда самой Мэдди было 14.
7. Антуан Шоплен. "Итальянская партия"
- Пер. с франц. Елены Тарусиной
- М.: АСТ, Corpus, 2023 – 160 с.
Прозаический дебют известного в среде своего языка поэта предсказуемо посвящен любви, чуть менее предсказуемо - Риму, еще менее предсказуемо - мрачным теням Второй мировой и совсем уж малопредсказуемо - шахматам. Увязывается всё это воедино так: модный скульптор после успеха своей выставки в Париже приезжает в Рим под предлогом подготовиться к лекции, но вместо подготовки сидит на солнышке день-деньской с шахматной доской на Кампо-деи-Фьори, предлагая сгонять партеечку всем желающим. Отдых не из худших, — пока, как водится (в романах), за стол не подсаживается прекрасная незнакомка. Которая и сама недурно играет, но вот ее дед - он был настоящим шахматистом. Жаль, погиб в концлагере. Но успел сыграть некую партию, которую теперь во что бы то ни стало надо восстановить. И тут заканчивается dolce far niente и начинается настоящий рман - во всех смыслах. Который можно сравнить с "Фламандской доской" Переса-Реверте, а можно этого и не делать: Кампо-дей-Фьори, стремительные шахматные ходы и поднимающаяся над доской любовь, приправленная щепотью мрачного прошлого, вполне самодостаточны.
