Текст: Данил Файзов
23 ноября в резиденции АСПИР в Доме Ростовых Сергей Чупринин представил свою книгу «Оттепель как неповиновение», изданную «Новым литературным обозрением».
Эта книга стала очередным «оттепельным» изданием, подготовленным Чуприниным, перед этим были объёмные тома «Оттепель. События» и «Оттепель. Действующие лица».
В 2015 году, на презентации книги «Критика — это критики. Версия 2.0», Сергей Иванович делился своими соображениями о том, как могут проходить такие вечера. Один из вариантов – выходят многочисленные достойные люди и на разные голоса объясняют другим многочисленным достойным людям, насколько прекрасен и достоин главный герой действа. Что ж, можно и так, говорил Сергей Иванович. Однако в этот раз, хоть без справедливо добрых слов в адрес автора не обошлось, разговор всё же имел несколько иную тональность, и касался он общей проблематики, затронутой в книге «Оттепель как неповиновение».
После обязательного (но искреннего!) представления героя вечера один из его организаторов, сооснователь проекта «Культурная инициатива» поэт Юрий Цветков, учившийся, кстати, на семинаре Сергея Чупринина и Татьяны Бек в Литературном институте, передал микрофон ведущему вечера Сергею Шаргунову, а тот, в свою очередь, транзитом через приветственное слово критика и старинного друга автора Евгения Сидорова — самому Чупринину, который рассказал о том, какие именно задачи он ставил перед собой и о чём же, собственно, его новая книга.
1956 год. Борис Пастернак окончательно разочаровывается в советской власти, передаёт «Доктора Живаго» на Запад. В 1958 году ему присуждается Нобелевская премия по литературе. В Советском Союзе начинается шельмование — 30 сентября в Доме кино огромный зал на восемьсот человек переполнен, речи произносятся обличающие, осуждающие. Пастернак к этому времени уже исключён из Союза писателей. Идея простая — «замазать всех». Высшей доблестью оказывается уклонение, «неприход» на это собрание: Александр Межиров срочно улетает в Тбилиси, Юрий Трифонов прячется так, что его не могут найти, Давид Самойлов перебинтовывает под видом перелома руку и объясняет, что не может её поднять за высылку Пастернака из страны. Это — скорее исключения. Когда подошло время голосовать, некоторые советские писатели, характерно похлопывая по карманам, двигались покурить. За Пастернака публично никто не заступился.
1960 год. Похороны Пастернака. Пришло несколько тысяч человек, множество из них простые читатели. Но: Константин Федин, дача которого находилась в Переделкино рядом с дачей Пастернака, «не услышал шума за окнами». Илья Сельвинский продолжил занятия своего семинара. Виктор Шкловский и Ираклий Андроников пришли попрощаться ночью, до похорон. Когда драматурга Александра Штейна спросили, почему не пришёл он, ответом было: «Я не участвую в противоправительственных демонстрациях». Это и была противоправительственная демонстрация, хотя никаких крамольных речей там не произносилось.
1964 год. Суд над Бродским. Ряд значительных фигур советской культуры пишет письма — в Минкульт, в другие инстанции (Чуковский, Ахматова, Шостакович). Но это не протест, хотя уже чуть-чуть неповиновение. Тогда же было первое событие такого рода — коллективное письмо. Группа молодых писателей Ленинграда во главе с Яковом Гординым написала письмо в защиту Бродского. Это всего лишь просьбы — разобраться, внимательно рассмотреть, может быть — проявить гуманность. Просьбы начальству. Кто-то писал Ворошилову, кто-то — Хрущёву. Однако Фрида Вигдорова сделала стенограмму суда, и она попала на Запад. С этого момента начинаются уже другие письма. Не просьбы, а требования. Не сомнения, а протесты.
1968 год. Август — и верхняя граница оттепели. Советские танки в Праге подавляют «Пражскую весну». Власть, конечно, напуганная тем, что происходило в Праге, включила все средства воздействия, стала «наводить порядок». И неповинующиеся писатели, их было много, и среди хороших писателей неповинующихся было большинство, повели себя по-разному. Кто-то (очень немного) отрекся от своих подписей под письмами в защиту тех же Даниэля и Синявского. Чупринин сказал, что знает только один-два документа, свидетельствующих о таком. Кто-то ушёл в открытое противостояние, в сопротивление режиму (от Гладилина и Войновича до Солженицына). Кто-то не стал этого делать, но сделал так, чтобы их книги никогда не были помечены «соусами от Тюссо», и эти соусы не отзывались в их гражданском поведении. Напомним, что это слова Феликса Светова о Николае Некрасове, главном редакторе «Отечественных записок», который водил цензоров в ресторацию «Тюссо», и страницы «Нового мира» Твардовского тоже иногда закапаны этими же соусами. Страницы же книг Юрия Трифонова, Давида Самойлова, Василия Шукшина (Чупринин специально назвал очень разные имена) никакими соусами не испачканы.
Сергей Иванович уточнил, что ему предлагали другое название — «Оттепель как сопротивление», однако он не согласился, поскольку эта книга не о тех, кто бросил открытый вызов системе, не о диссидентах. А о тех, кто остался внутри системы советских писательских организаций. Их и наказывали помягче — книги задерживали, фильмы не выпускали, в зарубежные поездки не отправляли. В «Литературной газете» был опубликован отчёт о заседании писательского секретариата, диковинный для нынешнего человека, со списком возможных наказаний для советского писателя, вроде: «строгий выговор с занесением в учётную карточку», «строгий выговор без занесения в учётную карточку», «предупреждение», «напоминание» и т. д. Сейчас это кажется пустяками, но вообразите себе Юрия Левитанского, лучшая книга которого, «Кинематограф», вышла с задержкой в три года. Из-за того, что он что-то такое там подписал. Хотя он и не был особенным борцом.
Что изменилось, произошло за это десятилетие? Почему неповиновение и, в некоторых случаях, открытое неприятие, борьба, стали возможны? Как на поведение советского писателя повлиял недолгий «идеологический нэп» первого советского министра культуры Пантелеймона Пономаренко, чьё имя ныне подзабыто? Ответов Чупринин, по сути, не даёт, скорее дотошно рассказывая историю, предоставляя возможность сделать выводы самостоятельно.
Конечно, историки «неофициальной литературы» справедливо укажут, что к тому моменту в лагерях уже сидели совсем не диссиденты Михаил Красильников и Леонид Чертков, вспомнят и Наталью Горбаневскую, и ряд других имён. Однако становится ли опыт «официальных» советских писателей от этого менее значимым, а наше знание об этом опыте, наоборот, незначительным?
Ирина Бенционовна Роднянская произнесла пламенную речь о пользе этой книги, предварив её ссылкой на словарь Даля. Синонимами неповиновения, по Далю, являются: непослушание, ослушание, непокорность, строптивость, самовольство, возмущение, восстание. И все оттенки этого слова, вплоть до «восстания», в книге представлены. Непослушание вызывает, конечно, несколько комический эффект, напоминая детскую книгу «Праздник непослушания», кстати, вполне законопослушного Сергея Михалкова. Но для того, чтобы понять мысли и поступки людей того времени, требуется из времени нынешнего некоторое усилие. Чего стоят смелость или просто порядочность в обществе, где не так давно гремел Большой террор, очевидцы и некоторые жертвы которого ещё вполне живы?
Игорь Волгин, отметив энциклопедичность работы Чупринина, сказал, что книга вечная, потому что в книге перечислены факты, а не оценки текстов.
Интересный фактчекинг был предъявлен историком Александром Осповатом. Он уточнил конкретную дату — 5 декабря 1965 года, когда Александр Есенин-Вольпин предложил и чуть позднее вышел на Пушкинскую площадь с плакатом с этим лозунгом: «Соблюдайте свою Конституцию». Не просьба, не вопрос, а — требование!
Специальную программу подготовила актриса театра Et Cetera Мария Скосырева. Режиссёр театра Ольга Матвеева рассказала, что Сергей Иванович согласился выступить литературным консультантом спектакля, посвящённого поэтам периода оттепели, отличием которого было то, что кроме стихов традиционных «шестидесятников» (Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко, Рождественский) звучали и тексты неподцензурной поэзии, написанные в то время — Леонида Аронзона, Яна Сатуновского, Виктора Сосноры, Игоря Холина. Мария Скосырева вдохновенно прочитала стихи как Андрея Вознесенского, так и андеграундных Генриха Сапгира и Игоря Холина.
В завершение вечера Сергей Шаргунов предложил посвятить новые встречи отдельным главам книги Сергея Чупринина — не очень широко известной нынешним читателям истории полунезависимого альманаха «Литературная Москва» (да, полунезависимого, «Доктора Живаго», например, не осмелились напечатать). И получил принципиальное согласие, так что ждём новых встреч. А пока — есть возможность самостоятельно поразмышлять, чем похоже время нынешнее на то, о котором ведёт речь Чупринин, и чем отличается от него.
