Второстепенный персонаж. Савелий («Кому на Руси жить хорошо»)

Текст: Ольга Лапенкова

• Ключи от счастья женского,
• От нашей вольной волюшки
• Заброшены, потеряны
• У Бога самого!

Несчастной Матрёна Тимофеевна стала, кажется, в тот момент, когда переехала к мужу — Филиппу Корчагину. Сам по себе он был замечательным парнем, но вот его родственнички… Представьте огромный дом, где живут под одной крышей человек десять — и все ругаются, кричат, кидаются тяжёлыми предметами, заваливаются среди ночи пьяные. Вот в такие условия и угодила воспитанная, аккуратная, скромная Матрёна.

• Семья была большущая,
• Сварливая... попала я
• С девичьей холи в ад!
• В работу муж отправился,
• Молчать, терпеть советовал:
• Не плюй на раскалённое
• Железо — зашипит!
• Осталась я с золовками,
• Со свёкром, со свекровушкой,
• Любить-голубить некому,
• А есть кому журить!
• На старшую золовушку,
• На Марфу богомольную,
• Работай, как раба;
• За свёкором приглядывай,
• Сплошаешь — у кабатчика
• Пропажу выкупай...

^{Справка. Кабатчик — это владелец кабака, то есть питейного заведения. Если у посетителя не было денег, такой человек мог принять в качестве оплаты вещь, которая представляла хоть какую-то ценность. В сельской местности это могло быть что-нибудь из одежды или посуды.}

Филипп защищал новоиспечённую супругу как мог. Но когда он уезжал, у Матрёны оставалась одна отдушина — разговоры с престарелым Савелием, которому, по слухам, исполнилось уже сто лет. «Святорусский богатырь» Савелий жил в отдельной комнате, откуда практически не выходил. А зачем лишний раз выслушивать вопли? Порой, если его «доставали» и там, Савелий выходил на тропу войны и разыгрывал акт мести. Месть у него получалась неопасная, зато унизительная.

• А крепко досадят ему —
• Подшутит: «Поглядите-тко,
• К нам сваты!» Незамужняя,
• Золовушка — к окну:
• Ан вместо сватов — нищие!
• Из оловянной пуговки
• Дед вылепил двугривенный,
• Подбросил на полу —
• Попался свёкор-батюшка!
• Не пьяный из питейного —
• Побитый приплелся!
• Сидят, молчат за ужином:
• У свёкра бровь рассечена,
• У деда, словно радуга,
• Усмешка на лице.

Зато Матрёну он любил — за добрый характер, терпение и отзывчивость. К сожалению, в какой-то момент Савелий не уследил за Матрёниным сыном Дёмушкой, и мальчик погиб. После этого девушка не смогла общаться с «богатырём» как прежде. Савелий всю оставшуюся жизнь винил себя в произошедшем. Он не мог себе простить, что причинил такую боль единственному близкому человеку, который у него остался, — не считая, конечно, вечно пропадающего на работе Филиппа.

Но как же так вышло, что у такого замечательного человека выросли обозлившиеся дети, которые, в свою очередь, воспитали таких жестоких внуков? А внуки — по принципу «подобное притягивает подобное» — стали таскать в дом неприятных персонажей. Ведь неудивительно, что грубый, неопрятный, вечно пьяный свёкор Матрёны выбрал в качестве спутницу жизни сварливую женщину, которая дня не может прожить, чтобы не обругать невестку. Неужели Савелий, на правах старейшины, никак не мог на это повлиять?

Сельский трэш

К сожалению, в воспитании собственных детей Савелий участия толком не принимал. А всё потому, что он двадцать лет провёл на каторге — причём исключительно по своей вине.

Много-много лет назад Савелий, будучи крепостным крестьянином, чувствовал себя почти свободным — и его соотечественники тоже. Вот как об этом «святорусский богатырь» рассказывал Матрёне:

• «Во времена досюльные
• Мы были тоже барские,
• Да только ни помещиков,
• Ни немцев-управителей
• Не знали мы тогда.
• Не правили мы барщины,
• Оброков не платили мы,
• А так, когда рассудится,
• В три года раз пошлём».
• «Да как же так, Савельюшка?»
• «<...> Кругом леса дремучие,
• Кругом болота топкие,
• Ни конному проехать к нам,
• Ни пешему пройти!
• Помещик наш Шалашников
• Через тропы звериные
• С своим полком — военный был —
• К нам доступиться пробовал,
• Да лыжи повернул!»

Вот только крестьянское счастье длилось недолго: Шалашников погиб на поле боя, а его наследник послал в «леса дремучие» и «болота топкие» немца-управителя, который ухитрился дойти до села пешком. Этот-то немец и стал настоящей грозой Корёжины. Сначала он обманом вынудил крепостных вырубить лес и проложить дорогу, так чтобы помещик мог беспрепятственно к ним доезжать, — а потом дал волю садистским наклонностям. Он заставлял мужиков часами выполнять тяжёлую физическую работу, не давая им возможности перекусить и отдохнуть, да ещё и унижал крестьян. А такого суровые корёжинские мужики ой как не любили — но всё-таки, из уважения к барину, терпели целых восемнадцать лет. А потом произошло вот что:

• Застроил немец фабрику,
• Велел колодец рыть.
• Вдевятером копали мы,
• До полдня проработали,
• Позавтракать хотим.
• Приходит немец: «Только-то?..»
• И начал нас по-своему,
• Не торопясь, пилить.
• Стояли мы голодные,
• А немец нас поругивал
• Да в яму землю мокрую
• Пошвыривал ногой.
• Была уж яма добрая...
• Случилось, я легонечко
• Толкнул его плечом,
• Потом другой толкнул его,
• И третий... Мы посгрудились...
• До ямы два шага… <...>
• «Наддай!» — Я слово выронил.
• Под слово люди русские
• Работают дружней.
• «Наддай! наддай!» Так наддали,
• Что ямы словно не было —
• Сровнялася с землей!

Показательно, что от «своего» барина — такого же русского человека, как и сам Савелий — крестьяне были готовы вытерпеть любые побои. Порка, которую устраивал своим крепостным покойный Шалашников (в те редкие дни, когда всё-таки продирался в глубь своих имений), могла привести к печальному исходу — или по крайней мере к тому, что крестьянин остался бы инвалидом. Но крепкие мужики, «богатыри» наподобие Савелия, мучения переносили стойко, а когда силы заканчивались — откупались от барина деньгами. И, как ни странно, по-своему уважали хозяина. А вот принять такое унижение от немца они не могли — поэтому в конце концов и убили мучителя. Но скрыть преступление, учитывая множество свидетелей, было невозможно. Поэтому Савелий отправился на каторгу, оставив жену без мужского плеча — и, судя по всему, с целым выводком детишек.

• Кабак... острог в Буй-городе,
• Там я учился грамоте. <...>
• Потом... бежал я с каторги...
• Поймали! не погладили
• И тут по голове.
• Заводские начальники
• По всей Сибири славятся —
• Собаку съели драть [пороть розгами. — Прим. О. Л].
• Да нас дирал Шалашников
• Больней — я не поморщился
• С заводского дранья.
• Тот мастер был — умел пороть!
• Он так мне шкуру выделал,
• Что носится сто лет.

Помните, в какой ужас пришла Матрёна Тимофеевна, когда её мужа Филиппа решили, в нарушение закона, отправить на службу? Дело было не только в том, что она любила супруга и не хотела расставаться с родным человеком. Без помощи Филиппа она вряд ли справилась бы с хозяйством, не смогла «поднять» детей. И это не говоря о том, что некому было её защитить, если бы нашёлся ещё один негодяй наподобие Ситникова. (Ситников, господский управляющий, преследовал женщину и собирался надругаться над ней. К счастью Матрёны, он умер от холеры.)

Матрёна так боялась остаться без мужа, что, будучи на последнем месяце беременности, морозной зимней ночью пошла пешком из своего села в город, чтобы просить заступничества у губернатора. И ей сказочно повезло: Филиппа всё-таки оставили дома. А вот жене Савелия обращаться было не к кому. Да и разве она могла просить, чтобы мужу простили убийство?

Вот и получилось так, что Савелий оказался на каторге, а его жена — одна с кучей детей, вынужденная отрабатывать барщину (то есть трудиться на господина: работать в поле и заботиться о домашнем скоте), а возвращаясь домой, вести собственное хозяйство. С такой задачей практически невозможно справиться даже в лучшие времена. А если на улице невыносимая жара или лютый мороз? А если дома что-то сломалось? А если заболели дети?..

Немудрено, что эта неизвестная женщина (которую мы, кстати, в тексте поэмы не видим: она, в отличие от удивительно крепкого мужа, дожить до седин не сумела) не справилась с непосильной ношей. И — обозлилась. Разучилась разговаривать с детьми спокойным тоном, устроила дома армейскую дисциплину, где вместо просьб — приказы, где никогда не хвалят, зато за малейшую провинность — ругают и наказывают, в том числе физически. А дети, конечно же, переняли её манеру поведения. И, повзрослев, стали общаться так уже со своими детьми. И понеслось-покатилось…

Лютая месть

Среди читателей бытует стереотип, что крепостные крестьяне были готовы терпеть любую несправедливость, да ещё и благодарить барина за его «науку». Однако это убеждение не вполне соответствует истине. Расправы крестьян над хозяевами-садистами были не таким уж редким делом. Константин Котельников, автор статьи «Месть крепостных», указывает:

«Крестьяне травили, забивали насмерть, рубили, душили и стреляли в своих деспотов до самого освобождения в 1861 году. Жестокость наказания за покушение на дворянина не могла ничего изменить, виновата была сама система крепостничества, которая ставила миллионы людей в беззащитное положение перед произволом конкретных людей с их низменными представлениями и желаниями. Даже шеф жандармов А.Х. Бенкендорф ещё в 1839 г. признавал: „Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством“».

Конечно, для такой расправы нужны были серьёзные причины. Но и господ, которые находили извращённое удовольствие в том, чтобы мучить собственных крестьян, в Российской Империи было немало. Ещё одной распространённой причиной мести барину были его приставания к крепостным девушкам: так, у Кирилы Троекурова из «Дубровского» А. С. Пушкина имелся целый гарем. А когда выяснялось, что та или иная девушка забеременела, он быстренько выдавал её замуж и поселял на её место другую.

В общем, есть повод ещё раз порадоваться, что мы живём не в XIX веке...