Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Помните, это было еще совсем недавно. Журнал «Юность» считался особенным. Он был единственным, который оставался любимым, несмотря на смену главных редакторов, от Катаева до Дементьева включительно. Новые повести Васильева частенько анонсировали, их ждали. Ждали страничку с портретом писателя и новым титульным листом. С первой страницы эти вещицы захватывали – о чем бы он ни писал. Часто – о войне, о своем поколении, которое остановило триумфальный путь немецких танков... Потому что говорил: о войне легче писать, чем не писать. Он как раз из тех молодых лейтенантов Великой Отечественной, которые всё отдали победе. Хотя, если считать по дням, воевал мало, больше лежал на госпитальной койке и учился. Но хлебнул войны сполна. А понимал о ней чуть больше, чем многие ровесники, потому что историю знал в подробностях. Не только из книг.
Потомственный офицер – он всегда помнил о предназначении своей династии. Уж такое воспитание получил. Много лет Борис Львович повторял: «Меня воспитывали еще по старинке, как это было принято в провинциальных семьях русской интеллигенции, почему я безусловно человек конца XIX столетия. И по любви к литературе, и по уважению к истории, и по вере в человека, и по абсолютному неуменью врать». То есть он склонен был идеализировать всё фамильное, традиционное, то, что передается из поколения в поколение.
Его отец прошел Первую мировую и Гражданскую, а прапрапрадедом по материнской линии был генерал-лейтенант Иван Алексеев, один из героев Бородинского сражения, участник взятия Парижа в 1814 году. Человек сложной судьбы, умерший в нужде, несмотря на регалии. Эта история не могла не произвести сильное впечатление на юного Бориса. Как не написать роман про такого человека?
22 июня 1941 года, в первые часы Великой Отечественной, юноша ринулся в военкомат. Он оказался в «комсомольском истребительном отряде» - такие добровольческие части формировались, прежде всего, для борьбы с диверсантами и дезертирами и должны были действовать неподалеку от передовой. Но уже 3 июля отряд попал в окружение. Что это – ранняя гибель? Вместе с горсткой товарищей Васильеву удалось прорваться в тыл – помогло, что дело было под Смоленском, а там он вырос. И вышел к своим под станцией Глинка. Да, она названа именем великого смолянина – композитора. Опасное, фантастическое военное приключение. Таких много у Васильева. Они всегда трагичны и, прибегнем к старомодному термину, романтичны, хотя он, зная войну, ненавидел ее. Возможно, в своих рассказах Васильев что-то преувеличивал, сам верил в свои истории, писательская жилка билась в нем всегда. Впрочем, это вопрос трактовки, неизбежный в любой ситуации.
После этого он учился в военных школах. Окончил пулеметную. А в действующую армию попал в составе гвардейского воздушно-десантного полка. Под Вязьмой, после приземления с парашютом, попал на минную растяжку. Снова увидел смерть в глаза, но выжил. В госпитале, с контузией, он уже строил писательские планы. О многом хотелось рассказать… Но нужна фантазия: правду поведаешь – нипочем не поверят. Как он ни старался, вернуться на передовую после этого не удалось. Стране нужны были офицеры, в том числе обстрелянные, но не рискующие головой каждый день. Его направили в Академию бронетанковых войск. Больше десятилетия он служил в дальних гарнизонах испытателем бронетехники. Офицер с отличными перспективами. А потом написал рапорт на увольнение: «Хотел бы заниматься литературой». К литературе тогда относились уважительно. И проводили его с честью.
Ученик Погодина и Шолохова
Он уже написал свою первую пьесу – «Танкисты». Слишком «газетную», проблемную. О смене поколений в армии, о фронтовиках и новичках. Конечно, со знанием своего рода войск. Поставить пьесу не удалось. Промытарствовал с ней молодой автор долго. Ее приняли к постановке в знаменитом московском Театре Советской армии. Он видел генеральные репетиции. А потом – запрет. Кто-то увидел в этой драме лишние служебные или технические подробности. Но пьеса или ее автор чем-то понравились Николаю Погодину – классику советской драматургии. Человеку искреннему и порывистому. Кстати, он был очень неплохим драматургом и, кроме прочего, знатоком литературы и театра. И о Ленине он писал действительно хорошо – и не без тонкостей. Жаль, что в наше время Погодина не читают и почти не ставят. Хотя еще в 1980-е его лениниана не была забыта. Васильев редко вспоминал, чему учил его Погодин в своей мастерской, хотя всегда говорил о нем с благодарностью. Но, думается, это были необычные уроки. А еще он вспоминал, что учился писать у Шолохова, часто перечитывал «Тихий Дон». Казалось бы, ничего общего с васильевскими сюжетами, интонациями, с его настроем. Но… И у Шолохова, и у Васильева нет ни одной страницы без важного действия. Крепко держать читательское внимание – вот чему он учился у советского классика. Но Шолохова вряд ли можно назвать романтиком. А Васильев, кажется, воспитан на поэзии начала XIX века.
Длинный день
Расскажем о нескольких фильмах, снятых по сценарию Бориса Васильева до его громкой славы, к которой он шел долго. Они написаны неторопливо, основательно. В расчете не только на съемки, но и на чтение. Это киноповести – так, в основном, их и называл автор.
Вот фильм режиссера Рафаила Гольдина «Длинный день» 1961 года на первый взгляд – самый типичный социалистический реализм, подробно и медлительно повествующий о том, что труд гораздо важнее личного. Да еще и снят фильм на скромной в те годы Свердловской киностудии. Ни какой революции, никакого прогрессивничанья. Два героя, два почти друга оказались соперниками. Жена одного из них (начальника, истинного передовика) полюбила другого, младшего, заводского мастера, тоже бывшего фронтовика и славного профессионала, но чуть менее бронзового по характеру. Не очень васильевская тема – в нашем восприятии. Но с таких историй он начинал. Начальник решил во всем разобраться в совместной командировке. Там чуть не случилась катастрофа, но они спасали друг друга. Буквально – спасали жизни. Оказалось, есть нечто выше страстей, и жена, видимо, останется с мужем. Вот такой нравоучительный сюжет. Но столкновение характеров в этом фильме – истинно васильевское. Фильм не стал популярным, фамилию сценариста не запомнили. А от Васильева там в первую очередь – парадоксальность личных отношений. Особое отношение к чести.
След в океане
Потом, в 1964 году, был «След в океане» - детектив, которому, быть может, чуть не хватает динамики. Зато дело происходит возле пустынного острова в океане, где работает экспедиция аквалангистов. Кто из этих симпатичных людей связан со шпионами? Может быть, молодая медик, красавица, которая показана в ореоле таинственности? В итоге, кстати, именно она оказывается чекисткой, хотя наступает момент, когда мы подозреваем ее в худшем. Шпионов (одного их них, разбрасываясь веселыми байками, играет замечательный Евгений Весник) поймали, советские моряки и ученые оказались героями. За интригу, за необычный антураж фильм полюбили. Был и прокатный успех, а в последние годы его частенько показывают по разным телеканалам. Шпионские детективы в цене. Впрочем, жанр для Васильева оказался нехарактерным.
Жанровый опыт
В комедии «Королевская регата» Васильев проявил себя не слишком основательно, хотя фильм посмотрели (и не раз) миллионы зрителей. Да и сценаристов там несколько, не считая активного режиссера Юрия Чулюкина. Это тоже был не его жанр – слишком легкомысленный, по тем временам – молодежно-глянцевый. Но сценарист учился работать так, чтобы никому не было скучно.
На пути в Берлин
А в 1969 году вышел, пожалуй, самый удачный фильм Васильева того времени (хотя и не самый коммерчески успешный) – «На пути в Берлин». Режиссеру Михаилу Ершову удалось создать реалистическую фронтовую атмосферу. За героями, за их беседами интересно наблюдать. Хотя где война – там и стрельба, там и жертвы… Лучший эпизод фильма – когда старлей Зайцев (эту роль замечательно играет Николай Трофимов) становится крупным комендантом и вершит судьбы людей. Но там заслуживает пристального внимания многое. Как общались на войне, как дружили и враждовали. Есть в фильме и ощущение предстоящего, совсем уже скорого триумфа. Словом, красноармейцы осваиваются в освобожденной Германии. А мы по мелочам, по намекам видим, как готовилась последняя великая операция войны. Потом фильмов на схожую тему будет несколько, но васильевский – один из лучших. И его не забывают, хотя киносимволом «Дня Победы» он не стал.
Офицеры
Ну, а в 1971 году на экранах появился фильм «Офицеры» - тогда Васильев уже был знаменитым писателем, автором повести «А зори здесь тихие…», которая вышла в «Юности» в 1969-м и сразу стала событием с большой буквы. Он давно знал об этом боевом эпизоде: несколько бойцов не позволили немецкой диверсионной группе взорвать железную дорогу в лесном северном краю. Бой местного значения, но в нем – вся суть войны. Повесть долго не шла, «а потом вдруг придумалось – пусть у моего героя в подчинении будут не мужики, а молоденькие девчонки. И всё сразу выстроилось. Женщинам ведь труднее всего на войне. Их на фронте было 300 тысяч! А тогда никто о них не писал», – вспоминал Васильев. И стал одновременно классиком и властителем дум. Хотя последним – в большей степени.
Но вот «Офицеры». Для опытного киношника Владимира Рогового это был дебют в роли режиссера. Значение сценарных идей для успеха этой картины не переоценить. Офицерская честь, счастье и беды этой героической профессии всегда волновали его, капитана в отставке. Говорят, высказывание, «Есть такая профессия – защищать свою Родину» принадлежит отцу писателя. Другие отмечают, что это любимое присловье маршала Андрея Гречко, который любил картину и немного консультировал ее авторов. Возможно, оба варианта правдивы. Любимая героиня писателя – Люба Трофимова, генеральская жена – характером похожа на его Зорю. Настоящая офицерская (и писательская) жена. В этом фильме он угадал что-то важное в армейском характере, когда лучшие друзья живут в душе, но мы десятилетиями даже не знаем, где они служат. Снова хочется сказать: «Так не бывает». Но это больше, чем правда. Это истинно военная дружба. Они способны все отдать друг за друга – и не видеться десятилетиями. Ведь главное хранится в душе. А любовная коллизия чем-то напоминает «Длинный день». Только Иван Варавва тактичнее. Свою любовь к жене друга он обставил как рыцарское платоническое чувство. Так тоже, наверное, не бывает. Но это не портит фильм. Напротив. «Офицеров» нетрудно раскритиковать. В финале фильм напоминает сюжет из телепередачи «Служу советскому Союзу». Правда, заключительная песня и написана, и снята безукоризненно. Одна секундная сцена с раненым Вараввой, его взгляд, стоят целого фильма.
Сам Васильев сетовал, что его сценарий (потом его издали в виде романа, скорее всего, дополненного) подразумевал две серии. Что там шла речь о репрессиях – без сантиментов. Но… Рискну предположить, что получился бы более обыкновенный фильм. А с купюрами он получился парадоксальным. Он состоит из трагических и знаковых эпизодов – как, по большому счету, и наша жизнь. Вот мы видим, как в Испании в спину ранят нашего любимого героя. Вот он ненароком демонстрирует шрамы. Вот Люба Трофимова наводит порядок в санитарном поезде в апокалипсисе бомбежки. А потом видит похоронку на собственного сына. Но у нее рождается внук – сирота войны. Право, в этом больше правды, чем в варианте, который был бы ближе к историческим реалиям. Чем в фильме, где всё было бы сглажено и вытекало одно из другого. А так – сидел Варавва или не сидел – остается тайной. С тайнами лучше. И самое главное – фильм получился. В наше время он даже больше значит для зрителей, чем полвека назад.
Аты-быты, шли солдаты
Он был уже маститым писателем с миллионными тиражами, когда засел за новый сценарий о войне – «Аты-баты, шли солдаты». Вместе с соавтором – Кириллом Раппопортом (он работал и над сценарием «Офицеров»). Это была фантазия на тему освобождения Украины. Зима 1944 года, немцы рвутся из окружения. Держать позиции подчас приходится малыми силами. Война идет не первый и не второй год, поэтому среди бойцов есть такие, как ефрейтор Святкин, прошедший огонь и воду. В фильме эту роль исполнил (да еще как!) режиссер – Леонид Быков. Такой боец в огне не горит и в воде не тонет, но, хотя, как и все, намерен выжить и о своей гибели все знает наперед. Быков в то время, после фильма «В бой идут одни старики», который за год-другой стал народным, находился на гребне славы. И думал о новом фильме о войне. Сценарий Васильева и Раппопорта ему пришелся по душе, хотя писали они не специально для Быкова. Хотя… Роль бывшего беспризорника Святкина все-таки написана явно с учетом Быкова. Как и сам стиль фильма, в котором комическое перемешивается с трагедией и так остро преподносится быстрая смена поколений на войне. Когда взрослеют, получают опыт и уходят в вечность за несколько месяцев. А иногда и дней. Это предстоит молодому офицеру Суслину, для которого первый бой стал последним.
Чтобы вспомнить атмосферу этого фильма, достаточно вспомнить такой диалог – многие помнят его наизусть:
«– Докладываю: все в порядке, бобик сдох.
– Какой бобик? – опешил Игорь.
– Фрицевский, – пояснил Святкин. – Тридцать семь танков я лично пронзил. Остальные разбежались. Их там мой Калуга прикладом доколачивает.
– Слушайте, Святкин, что вы дурочку строите? – тихо свирепея, сказал Суслин. – Какие же это, интересно, были танки?
– Танки типа «сила», товарищ младший лейтенант!
– Все! – закричал Суслин. – Отбой! Ефрейтор Святкин все танки перестрелял!
– Молодец, товарищ ефрейтор, – обрадованно сказал Кодеридзе. – Вот что значит фронтовой опыт».
Помните?
Как почти всегда у Васильева, документальная точность не важна. Многие пытаются определить, что это был за бой – но тщетно. Бесспорно другое: такой бой мог быть. А такие люди точно сражались в рядах Красной армии. И то, что младший лейтенант Суслин напоминает школьника-отличника – самая что ни на есть правда.
А еще в этом сценарии сталкиваются военное прошлое и тихое настоящее 1970-х – жизнь их потомков, которые чтут отцов. Эта тема была близка и Быкову, и Васильеву. Контраст в фильме получился впечатляющий: кровь на снегу, нечеловеческие испытания, юмор перед гибелью – и интеллигентные люди в поезде, на месте боя, возле братской могилы. Их разговоры, полные подтекстов. Все – до предела мирно. И все-таки в каждом человеке есть черты того или иного погибшего героя. Хотя, когда смотришь, все-таки хочется побольше войны и поменьше семидесятых. В коротком фильме вряд ли можно с одинаковой глубиной исследовать сразу две эпохи. Лучшее в этом фильме – война. Оплошности Суслина, строевая песенка про кралю, шутки Святкина, в которого невозможно не влюбиться. Фильм стал последней режиссерской работой Быкова. Последней его громкой ролью. «Стариков» они не затмили, но создали народный фильм о войне.
Снимали фильм зимой 1976 года, под Загорском. Снега хватало. Ударили морозы, но Быков не отменил съемку: «А когда фашисты рвались к Москве, стояли такие же морозы. Ваши сверстники отстояли Москву, не думая о холоде. Вот теперь и подумайте…» И мало кто знал, что режиссер был уже серьезно болен. Фильм блеснул в прокате, а главное – стал легендарным. Только в последние годы почему-то показывают его реже, чем хотелось бы. Среди многих писем, которые получил после фильма Быков, процитируем одно: «У нас во дворе пацаны играют в Вас (в Маэстро, в Святкина), повторяют Ваши слова, выражения, дышат воздухом тех событий, их чистотой, ответственностью. А самое прекрасное, что забыты фантомасы и всякое подобное, а вышли на свет настоящие, будничные, светлые, героически-прекрасные герои, как в нашем с Вами детстве Чапаев и Максим». А создал Святкина Васильев. Ему снова сопутствовала удача – неравнодушие людей. Последняя удача Леонида Быкова и далеко не последняя – Бориса Васильева.
Осанка писателя
Сценаристом он оставался всегда – даже в самых изящных своих повестях. Можно составить еще памятный список фильмов, к которым причастен Васильев, ставший знаменитым и любимым. И в художественной прозе мы видим руку киношника. Он всегда видел своих героев, их движения, их походку… Не любил отвлеченных описаний – только кинематографические. И оставался эмоциональным, как это принято в кино, заведомо предназначенном для миллионов.
Почему-то не дождался достойной экранизации его исторический роман «Были и небыли», которым тоже зачитывались. Первая книга об освободительной Русско-турецкой войне, о Скобелеве. Замечательные характеры, батальные сцены – все на высоте, все близко к истории. Не хотелось бы, чтобы эту книгу поставили в стиле компьютерной игры. Но, думаю, она когда-нибудь заинтересует кинематографистов. Он любил этот период нашей истории, в котором находил своих родственников.
Впрочем, они вовсю проявили себя и в Наполеоновских войнах. И об этом Васильев тоже писал – правда, увы, не столь ярко.
Прожил писатель 88 лет, писал много даже в преклонном возрасте – об истории, о прошлом Руси. Последние его прижизненные экранизации создали в Индии и Китае. Это вариации на тему «А зори здесь тихие», достаточно известные в свое время.
Можно ли его представить в современном российском кинематографе? Конечно, иногда его экранизируют и в будущем будут ставить – но можно ли представить его работником этой индустрии? Трудновато. Слишком своенравен был Борис Львович Васильев. Увлекающаяся натура, он не всегда был точен, часто бил наотмашь, но не пресмыкался, а ходил. Говорят, осанку проверяет последняя ступенька лестницы. Он сохранил ее.
