Текст: Павел Басинский/ РГ
К тому же автор "Войны и мира" и "Анны Карениной" еще считал себя, так сказать, азартным игроком на литературном стадионе. Он мечтал стать знаменитым писателем, лучшим из лучших, первым из первых, и не стеснялся заявлять об этом. Он прямо говорил своему шурину Степану Берсу, что его цель - быть литературным генералом, никак не меньше.
Собственно, после выхода "Анны Карениной" Толстой им и стал. Даже не генералом, а генералиссимусом. И вот интересно, что именно после успеха "Анны Карениной" Толстой бросает писать романы. Следующий и последний выходит спустя двадцать лет.
Возможно, ему стало просто скучно это делать. В письме к Н.С. Лескову Толстой заявил: "... совестно писать про людей, которых не было и которые ничего этого не делали. Что-то не то. Форма ли эта художественная изжила... или я отживаю?"
"Воскресение" писал человек, который не то что не считал себя писателем, но относился к этому ремеслу крайне высокомерно, с позиции философа. Надо не романы писать, а истину искать. Но тогда зачем Толстой вообще написал "Воскресение"?
Есть подозрение, что и не написал бы, если бы не возникла нужда в деньгах для переселения в Канаду нескольких тысяч духоборов, последователей религиозного движения, которое считалось сектой и жестоко преследовалось в православной России.
Отношения самого Толстого и с официальным православием, и с государственной властью к концу века достигли абсолютно неразрешимого конфликта. Он стал, если можно так выразиться, диссидентом № 1, кем-то вроде Солженицына в 70-е годы ХХ века, которого нужно то ли высылать (в Сибирь или за границу), то ли делать вид, что его не существует, словом, непонятно, что с ним делать, а делать с ним что-то надо, потому что терпеть его больше нет никаких сил.
Именно после выхода "Воскресения" случится знаменитое "отлучение" Толстого от Церкви. Последней каплей в чаше терпения иерархов стало карикатурное изображение Евхаристии в церкви пересыльной тюрьмы. Изображение это действительно не красило автора (не надо издеваться над обрядами, в которые не веришь, но в которые верят другие и которые составляют важнейшую часть их жизни), но все-таки стоит не забывать, что сцена эта происходит в пересыльной тюрьме и арестанток в церковь ведут принудительно.
Духоборов очень жестоко преследовали в царской России. Это одна из самых печальных страниц нашей церковной истории. В переселении их в Канаду принимали личное участие духовный ученик и сподвижник Толстого Владимир Чертков, старший сын писателя Сергей Толстой и революционер-террорист и театральный режиссер Леопольд Сулержицкий.
Для переселения десятков тысяч людей в другое полушарие нужны были деньги и немалые. Эти деньги Толстой получил от издательского магната А.Ф. Маркса. Получил вперед под еще не написанный до конца роман. Печатать его задумывалось в иллюстрированном приложении к журналу "Нива" - нечто вроде будущего советского "Огонька", эдакого культурного "глянца". Роман должен был выходить с иллюстрациями, которые с согласия Толстого делал Леонид Пастернак - отец будущего поэта Бориса Пастернака.
Соглашаясь печатать роман за деньги, Толстой шел против своей совести. Еще в 1892 году он отказался получать гонорары за любые новые тексты, разрешая перепечатывать их где угодно и безвозмездно. Однако в случае с "Воскресением" он пошел против самого себя.
Все это, конечно, наложило свой отпечаток на роман, который традиционно считается худшим из романов Толстого из-за его морализаторства и авторского диктата над образами героев.
На самом деле "Воскресение" - великий роман, которым завершался литературный XIX век и начинался новый. Это героическая попытка спасти роман, "поженив" его "забавы" с серьезными духовными и философскими поисками. Создавая роман для "глянцевого" журнала, Толстой писал по сути литературное Евангелие, историю физической смерти человека как "тела" и его воскресения как духовного существа.
Это был роман с гениально описанной сценой соблазнения барчуком сельской девушки с глазами "черными, как мокрая смородина" (без этой сцены не было бы "Темных аллей" Ивана Бунина), но который заканчивался тем, что этот же барин читает Евангелие и становится совершенно другим человеком. Евангелие и "черная смородина" - вещи несовместные. Но Толстой их соединил, и в этом синтезе и рождалась новая литература.
Без "Воскресения" не было бы и "Матери" Горького, а, возможно, и "социалистического реализма" с его попыткой подгона реальности под идеологию, чем мучительно занимались советские мастера культуры.
Сегодня этот роман воскресает вновь благодаря его женской теме. Судьба Катюши Масловой, сумевшей преодолеть судьбу, женскую "долю" и посрамившей своего соблазнителя, духовно возвысившись над ним, - снова становится актуальной.