Текст: Мария Малинина, Москва
Новый ангел-хранитель
Если честно, я не очень хотела эту работу. Но меня, как это часто бывает, не особо спрашивали, а просто поставили перед фактом. И вот уже двадцать лет я тружусь на одном месте, работаю с одним клиентом, так сказать.
Как это началось? Началось все с того, что в пятьдесят один год я умерла от рака. Я умерла, а на Земле остались мой муж, сын, невестка и внучка. Мою внучку зовут Тома. Она не раз потом спрашивала родителей «за что?», но у них имелась прекрасная отмаза: «в честь бабушки», то есть меня. Бабушки, которую она даже не помнит, потому что на момент моей смерти ей было три года. Конечно, Вам не очень интересно слушать про мою семью, я вижу, прямо вижу по Вашим глазам, что хочется спросить о свете в конце тоннеля, гласе божьем, золотых вратах, архангеле…о чем там еще? Так вот, из всего вышеперечисленного был только голос. И я не знаю, кому он принадлежит. Я помню больницу, помню боль, помню, как наступила приятная темнота, и меня будто погрузили в воду, морскую воду – не холодную и не приторно-теплую, а в такую, какая была в мой единственный визит к морю – в идеальную. А потом я очутилась в коридоре, очень похожем на коридор школы, в которой проработала много лет, на стене мигали зеленым указатели, и раздавался голос, твердивший одну и ту же фразу: «добро пожаловать». Что, не верите? Ну так идите поговорите с кем-нибудь ещё, а я рассказываю о том, что происходило со мной. Коридор закончился просторной, нет, не просторной – огромной комнатой, наполненной людьми. Все они сидели за партами-одиночками, такими, знаете, как в американских школах, и что-то писали, не замечая друг друга. Я села на свободное место и увидела ручку и анкету, которую, видимо, нужно было заполнить (иначе, что делали все остальные?) Вот как выглядела эта анкета:
1. ФИО;
2. Список членов вашей семьи с полным ФИО и упоминанием статуса пребывания на земле (жив / мёртв) (родители, братья, сёстры, супруг(а), дети, внуки);
3. Коротко о ваших взаимоотношениях с членами семьи (о тех, чей статус «жив»).
Первых два пункта заполнила быстро, в третьем черкнула по несколько предложений о муже и сыне и задумалась: что написать о внучке? О каких взаимоотношениях с трёхлетней малышкой может идти речь? В итоге выдала что-то вроде: «Тома – весёлый и умный ребёнок, я очень её люблю». Как только поставила точку, анкета исчезла, а на её месте появилась точно такая же чистая. Что было странно: я видела, как люди вокруг дописывали что-то, листы исчезали, и они уходили. Ладно, написала ещё раз, слово в слово, как было. Ситуация повторилась. Мне явно давали понять, что где-то ошибка, и я не уйду, пока не выражу всё правильно. А ошибка могла быть только одна, и в третьем пункте, рассказывая о внучке, я написала: «Я не очень обрадовалась рождению Тамары. Потому что не любила невестку, не доверяла ей. В первый год я вообще сильно сомневалась, что девочка - дочь моего сына. Потом стала привыкать понемногу, но чувство искренней любви к внучке так и не успело зародиться. Возможно, проживи я дольше…» Анкета исчезла, значит можно идти. Нет, я очутилась не в райском саду, и ни в каком другом саду. Насколько помню, Вы пришли поговорить о моей работе, а расспрашиваете о загробном быте. Так и быть, расскажу немного, но это последнее пояснение, а дальше буду говорить о том, о чем собиралась. Я пришла (на этот раз безо всяких графических и акустических указателей, просто откуда-то знала, куда нужно направляться) в маленькую комнату, похожую на номер не дорогого, но хорошего отеля. И первые два дня просто жила в ней, пытаясь смириться с тем, что умерла. Это не так просто. Много разных мыслей мучает: о том, как скоро муж приведёт в дом женщину, о своём выпускном классе, который на последнем звонке будет уже с другим классным руководителем, о сыне, что стал больше выпивать… Кроме глобального терзают и мелочи: недочитанная книга, потерянная фотография (собиралась найти и не успела), неоконченный разговор с подругой. К тому же здесь не с кем было поговорить: люди кругом, но они для тебя, а ты для них - привидения, не более того. Между прочим, никуда не делось чувство голода. Три раза в день на тумбочке около моей кровати появлялась еда, обычная земная еда, но вкус её отличался от привычной. Он был в несколько раз…слабее что ли. Спустя примерно неделю (по моему ощущению, а так – кто знает сколько прошло времени?) голос пришёл в мою комнату. Именно пришел: открылась дверь, прозвучали слова приветствия, а потом он вплыл и рассказал мне кое-что. Во-первых, напомнил, что я умерла (а то вдруг появились иллюзии на этот счет), во-вторых, сказал, что теперь я – ангел-хранитель. И не чей-нибудь, а собственной внучки. Мол, при рождении ей был дан хранитель весьма никчемный, буквально только что его турнули с работы, и мне лучше как можно быстрее приступить к своим обязанностям, а то ведь ребёнок-то «беспризорный». Вот так я получила эту должность.
Первые годы с Томой не было особых проблем. Обычная работа обычного ангела-хранителя, которая заключалась в том, чтобы уберечь ребенка от опасности путем отвлечения. Иногда, если знала, что то или иное происшествие не принесет внучке особого вреда, я позволяла ей разукрашивать тело синяками и даже шрамами (например, в шесть лет она училась кататься на двухколесном велосипеде и несколько раз пыталась убиться, въехав в вековую липу, а я методично отправляла её мимо этой липы – в заросший овраг, вот вам и шрам на коленке). Чем больше я работала, тем отчетливее понимала, что для хранителя главное не переборщить с защитой. Конечно, каждому из нас хочется оградить своего подопечного (а если это еще и твоя внучка) от всего. Но люди, пока они живут на Земле, уязвимы. Представляете ребенка, который за время взросления обошелся без ссадин, синяков, ожогов, болезней…? Вот именно. Но это все не так сложно. Я быстро научилась регулировать степень защиты, и физическое состояние девочки было вполне хорошим. Хотя, надо признать, тихоней она не росла. Сложнее всего было другое. То, до чего я не сразу дошла. Взаимоотношения с другими людьми. Сначала пустила это на самотёк. Я очень ошибалась, но, к счастью, вовремя это поняла. С каждым годом задача ангела все больше сводится к регулировке этих отношений. Ведь физически человек постепенно учится беречь себя. А вот с душевными травмами всегда тяжелее.
Только к десяти Томиным годам ко мне пришло пришло понимание, что в её семье не все в порядке. По сути, мой сын, его жена и Тома семьей никогда не были. Были мать и ребенок, были муж и жена, а семьи не было. Наверное потому, что мой сын не готов был стать отцом в полном смысле этого слова. К дочке он относился…сначала как старший ребенок к младшему: ревновал и недолюбливал, потом, правда, был момент, когда они общались довольно хорошо: где-то от семи до десяти Томиных лет. В это время она ходила за ним хвостиком, папа был для неё всем. Ему это нравилось, как нравилось и то, что девочка интересуется рыбалкой, поездками в лес, постройкой плота – всем, что так дорого ему. Да, это была относительная, но не долгая идиллия. Скоро Тома поняла, что не может насаживать живого, извивающегося червяка на крючок, в лесу, кроме грибов и ягод, много клещей, и вообще она стала больше интересоваться «девочковыми» вещами и занятиями. Это было вполне закономерно для её возраста, но подите объясните это моему сыну: для него Тома почти перестала существовать, он разочаровался в ней, в тот момент и на всю жизнь. Он вообще допустил много ошибок. Никогда не был тем, на кого девочка могла бы опереться, не говорил ей, что она красива, посмеивался над её прекрасной успеваемостью, но самое ужасное- его шутки, которые пришлись на переходный возраст Томы. Будь я еще на Земле и услышь это – отвесила бы ему оплеуху, а заодно мужу и себе. Потому что не знаю, как воспитанный мною мальчик, человек с высшим образованием мог говорить четырнадцатилетней дочери: «Смотри, у Катьки-то уже вон какие сиськи выросли, хоть она и на год тебя младше, а ты плоская, как доска». Но он говорил это и много чего еще в таком роде. Вроде не зло и шутя, но девочке было больно. Я бесилась до ужаса, но ничего не могла сделать! Хотя до этого периода не думала, что хранители бывают бессильны. Не знала ещё, что меня ждет…
А Тома тем временем приближалась к окончанию школы. Для нее это был тяжелый период, для меня тоже: нужно было приготовить отчет. Какой? Самый обыкновенный, тот, что подают все хранители, когда их подопечный проходит через важный жизненный этап (окончание школы, университета, свадьба, рождение ребенка). Еще такими этапами считаются разводы, тяжелые болезни, потеря близких. В общем события, сталкиваясь с которыми, человек проявляет себя как личность, показывает свою готовность к той или иной ситуации, способность делать выбор, принимать решения и нести за них ответственность. А ведь то, как он это делает, во многом зависит от того, как выполняет свои обязанности хранитель. Отсюда и отчеты. Да, в небесной канцелярии тоже много бумажной волокиты. Работа есть работа. У меня отчет получался так себе. Потому что моя семнадцатилетняя красавица внучка (которая, кстати, выросла полной копией своего отца, а я, идиотка, раньше этого сходства не видела) находилась в депрессии. Ей было все равно, куда идти учиться и идти ли вообще. Да что там учиться, ей было все равно, проснется она завтра или нет. Причин тому было множество, я не вижу смысла перечислять их сейчас, хотя в отчете они все, конечно, указаны. И за каждую из этих причин мне не светило ничего хорошего от начальства, которое я за годы ни разу не видела (мечта, а не работа, не так ли?) Но тревожил меня не нагоняй свыше, а моя малышка. Вот странно, всё чаще стала про себя её так называть. А ведь малышка уже очень привлекательная девушка, ростом метр семьдесят. Интересно, любила бы я её также, будучи живой?
Я собрала все силы и вложила их в выпускной. Посетила завуча, и она сказала о Томе много добрых искренних слов, шепнула однокласснику – тот весь вечер приглашал внучку танцевать, но самое главное – я привела на праздник любимую учительницу. Год назад эта учительница вышла замуж за военного и уехала очень далеко. Тома не просто скучала, она тосковала. И вот её Елена Владимировна здесь, обнимает и поздравляет. Вообще тот вечер получился по-настоящему счастливым, и это очень ценно: подарить человеку мгновение счастья среди обыденной, а порой и невесёлой жизни. Правда уже на завтра стало понятно, что сказочный вечер навсегда позади. Тома, сдавшая семь экзаменов, подала документы куда только можно, не зная, где именно хочет учиться и на кого. По сути ей было всё равно. Я металась по небесам, зная, что могу повлиять на какие-то внешние факторы, но не на внутреннее состояние. Но ведь если можешь сделать хоть что-то – делай, верно? И я начала мотаться по вузам, пытаясь чутьём хранителя определить, где ей будет лучше, в каком месте она встретит подходящих людей. Выбор мой в итоге пал на естественно-географический факультет одного провинциального университета с хорошей историей. В столицу я её не отпустила.
И вот начало учебного года, Тома плетётся на занятия, как на заклание, ненавидит жизнь в общежитии, её раздражают все одногруппники, пугают преподаватели. Такое ощущение, что ей в принципе неприятна сама жизнь. Как, почему и когда это произошло? С Томой, у которой любящая мать, хорошие отношения со сверстниками, нормальная, без лишений, жизнь и сверх того – выбивающийся из сил ангел-хранитель. С девочкой, которая много читает, смотрит потрясающие фильмы, с интересом училась, жила полной жизнью. Что бы Вы делали на моём месте? Я тоже не знала, что. Но мне было очень страшно наблюдать за Томой. Её физическая оболочка функционировала на Земле, а душа, казалось, была готова к встрече со мной, и я совсем не хотела этой встречи. Я посыла ей маленькие приятные сюрпризы, но как с выпускным больше не получалось: никаких мгновений счастья, максимум, что мне удавалось – вызвать снисходительную улыбку. Я не знала, что бывает с хранителями, потерявшими работу, это меня и не волновало. Работа, честно сказать, адская. Почему мне не достался какой-нибудь совершенно незнакомый и чужой человек? Хотя именно такой и была для меня много лет назад внучка: незнакомой и чужой. И вот теперь Тома для меня всё, но она этого уже не узнает.
Конечно, в том, что произошло дальше, моя вина. Я зазевалась, не задержала её у зеркала или в коридоре, не заставила споткнуться на лестнице. Не сделала ничего. И тем вечером выйдя за молоком, Тома попала под машину. Потом-то я сделала всё, чтобы спасти внучку: заставила мужчину, сидевшего за рулём схватить её и помчаться в больницу, расчищала дорогу, пригнала к операционному столу уже заканчивающего дежурство хирурга. Моя девочка была спасена, по крайней мере в физическом смысле. А потом она видела, как плачет её отец, целуя ей руки, как приходят навестить однокурсники и подолгу сидят, рассказывая о жизни в универе, как преподавательница биологии протягивает ей апельсины со словами: «Тамара, мне не хватает ваших циничных, но невероятно ёмких и точных замечаний на моих парах, возвращайтесь скорее» и аспиранта Игоря, смущённого и с цветами. Она понравилась ему в первый же день, но глядя на неё – задумчивую, хмурую не решался подойти. Просто боялся. А теперь вот сидит и болтает без умолку, и Тома болтает и улыбается, несмотря на то, что ещё нескоро сможет ходить.
Сейчас моей внучке двадцать три. Она заканчивает институт, обожает своих подруг, с которыми встретилась там, и Игоря. Наверное, в следующем году они поженятся. Тома до сих пор заметно хромает, но вот странность – это не мешает ей быть счастливой, любимой и интересоваться всем на свете. Последнее из увлечений – посткроссинг, и видели бы Вы ту смешную открытку из Японии! Ну и книги с фильмами никуда не делись, естественно. Это не хэппи енд, а просто удачное завершение одного из этапов в жизни моей подопечной. Мне, как и людям, не дано заглянуть в будущее. Но пока всё идёт хорошо, я обленела невероятно, а всё потому, что Игорь взял часть моих обязанностей на себя. Двадцать лет потребовалось мне, чтобы понять: каким бы сильным и ответственным ни был ангел-хранитель, человеку нужен тот, кто будет хранить его на Земле.
У Вас больше нет вопросов? Ну вот и славно. Что? Так, мне кажется третий бокал вина для Томы явно лишний… Прошу прощения, я на одну секунду…
