Текст: Борис Кутенков
Начнём с воспоминаний о недавно ушедших.
Журнал «Кварта» публикует подборку мемориальных материалов, посвящённых поэту и философу Богдану Агрису (1973 – 2024). Ольга Балла: «И слава Богу, он знал себе цену. Не самоумалялся, не гордился — просто твёрдо и спокойно знал цену. Он ясно видел самого себя. Кажется, такое тоже умеют немногие…» Пётр Кочетков: «Богдан Агрис — “ещё один” продолжатель единственной в своём роде линии русской поэзии — линии “поэтов рая”».
Александр Марков: «Сначала он казался компанейским поэтом и философом, но ищущим, а главное, взыскательным, строгим к себе. При всем его умении быть в центре разговора, он никогда не приписывал себе первого места — всегда называл, кого он сейчас считает поэтом, философом или мыслителем, которого почитает. Так странно: привлекать к себе, но сразу указывать другую цель развития, страстно и одновременно строго…» Валерий Шубинский: «В стихах Богдана часто упоминается смерть; поэты вообще часто о ней, о смерти, пишут. Но совершенно иначе должно было звучать это слово для человека, которому врачи в своё время дали десять лет жизни (и тех он не прожил) и который всерьёз обратился к поэзии, уже зная о своём диагнозе. Смерть была рядом, она всё подступала, но он жил вопреки ней (хотя представляю, насколько мучительным был для него, привыкшего не пропускать ни одного поэтического вечера, непрерывно общаться с людьми, регулярно “срываться” в Петербург, последний год, когда он не мог покидать свою квартиру). Он не боялся с ней говорить, и я думаю, что в каком-то таинственном смысле он обманул её и одержал над нею победу». Ростислав Ярцев: «Если поэтическое ускорение, то лишь такое: во все времена сразу, отовсюду в везде и навсегда. Воображение не терпит тюрьмы предопределения, ибо служит невозможному. Ему и служил Богдан Агрис».
В разделе «Публикации и републикации» – стихи из готовящейся книги Агриса «Поворот земель»:
- и ходит смерть во времена
- и спрашивает имена
- а я в том пламени перцовом
- имею имя образцово
- и говорю что мне судьба
- не выше пламени до лба
- о ты мне имя и надежда
- ты время мне и ты одежда
- того что было мне душой
- но буду я себе смешон
- во всём что здесь обычно стало
- в крещённом зобе карнавала
- во всём что тлело на века
- но выживи меня пока
В «НГ Ex Libris» Сергей Дмитренко вспоминает о поэте и журналисте Елене Семёновой (1975 – 2024): «Лена утверждала идею человеческой свободы во всей ее красоте и ответственности всюду, где бы она ни оказывалась. Но именно там, где это утверждение видели не только мы, ее друзья, не только пассажиры нескольких речных трамвайчиков, но, вероятно, и жители сталинской высотки, удосужившиеся в те минуты подойти к окнам своих квартир, по везению выходящих на Москву-реку, – именно там видится она как теперь навсегда наш вечный гений места. Местности. Города. Страны. Русской поэзии и русской литературы».
В «Новом литературном обозрении» вспоминают Бориса Останина (1946 – 2023) — писателя, культуртрегера, сооснователя премии Андрея Белого. Алексей Конаков: «В последние двадцать лет имя Бориса Останина ассоциировалось не с какими-то конкретными литературными произведениями, написанными книгами и т.п., но скорее с литературным процессом (если угодно, с литературной политикой) в целом. Борис казался не столько человеком пишущим, сколько человеком, организующим литературу. <…> Кроме того, Борис — со своими обширными знакомствами, грандиозными проектами, новыми идеями, просто шутками и анекдотами — всегда казался человеком, связывающим воедино довольно разобщенную литературную среду Петербурга. Круг [Транслита] и круг “Старой Вены”, люди из галереи “Борей” и люди из журнала “Звезда”, та же “Пушкинская, 10” и книжный магазин “Порядок слов” — Останин бывал везде и общался со всеми. К сожалению, чем дальше, тем больше эта бурная организаторская деятельность заслоняла тот факт, что Останин, вообще говоря, всегда писал и собственные книги…»
Немного о радостном. «Журнал на коленке» отметил год своего существования. В честь праздника – опрос друзей («что вы сейчас читаете?», «где прячется добро?», «когда и где вы были счастливы в последний раз?» и др.: вопросы непосредственные и «неформатные», как сам журнал, такие же и ответы). Поэт, редактор Егор Евсюков: «Где и когда? А я бы добавил ещё и с кем. Буквально на днях, когда по дороге домой с друзьями утонул в траве у трамвайных путей. Искали подорожник, разбирались в видах мятлика (курочка или петушок, такой привет из детства). Трамвай вот ушёл, растаял в шуме городском, а мы ещё там стоим, по пояс». Поэт Александра Хольнова: «Именем добра совершается множество злодеяний и такое же множество маленьких подлостей. Именем милосердия их совершается меньше. По крайне мере,мне так кажется, может, я не права».
Интервью поэта Елизаветы Трофимовой: «…для меня быт — это важнейшая часть реальности. Это не “Тю, серая масса, а я вот созерцаю”, для меня все — во всем. Для меня, конечно, красота и пустословие – понятия недружественные». О Василии Бородине и готовящейся книге cтихов Трофимовой: «А третья часть – это те стихи, которые были тогда и будут всегда, потому что все, что случилось, вся моя жизнь в какой-то степени — это реакция не на Васину смерть, а реакция на Васю».
В разделе поэзии – Никита Фёдоров с предисловием Ростислава Ярцева:
- болезнь в детстве
- помнишь, ты приходила, сквозной молвой в слезе. я был болен и мал. проливая малиновый чай на подушку, словно голову в белый ручей окунал, и слышал всё глуше и глуше —
- как трамвай прогудел в стекленеющем муторном свете.
- <…>
- <…>
- Мои глаза стали глазами лошади,
- мое сердце — веревкой;
- лемех в зеркале
- земли
- А над всем уже снег — в первый раз,
- как это слово: всюду
- всюду ступай,
- дальше и мимо,
- чтобы кончиться здесь —
- в темном вечернем небе,
- во всей жизни, во всем сиянии.
- <…>
В «Знамени» известные литературные критики по просьбе журнала рассказывают о своих дебютах. Александр Марков: «Вообще, мне кажется, что я дебютирую до сих пор. Я не могу организовать ни одной рецензии, не организовав сначала теории. А теория у меня рождается из собеседований с друзьями, из случайных иногда реплик при встрече и в чатах, даже при обмене взглядами. Так что для меня в каком-то смысле подготовка любой рецензии — подготовка к дебюту. Надеюсь, бранить меня будут меньше, чем хвалить».
Артём Скворцов о нашумевшей критической статье, опубликованной на заре его карьеры в «Вопросах литературы»:
«Не прошло и нескольких часов с того момента, как мои скромные 11,5 тысячи знаков появились в мировой паутине, а их еще вчера пребывавшего в относительной безвестности автора уже окатила так называемая слава в виде бодрящего ушата откликов широкой публики. <…> Выдвигались требования призвать автора заметки к ответу — и не давать ему больше слова, выгнать с волчьим билетом из филологии — и не позволять ехать зайцем в заблудившемся трамвае современной литературы, открыть глаза на бездну его поэтического невежества — и навсегда закрыть перед ним двери культурных домов…»
В «Коммерсант Weekend» Игорь Гулин пишет о романе Марии Степановой «Фокус», вышедшем в «Новом издательстве»: «Предмет этого документального автоисследования — погоня за семейной историей, усилие и бессилие в попытке ухватить прошлое. Первый степановский опыт “настоящей” повествовательной прозы, небольшой роман “Фокус” — антитеза ее самой известной вещи. Задача тут — не реконструировать прошлое, а как бы выветрить его, не собрать идентичность из доступных осколков былого, а от нее освободиться…»
В «Дети Ра» продолжается публикация романа Юрия Казарина «Немтырь. Думающий стихи»: «Свет неведения чередуется с темными потеками познанного — не успеваешь зажмуриться, моргнуть, прикрыть глаза рукой, опустить веки, — будто едешь куда на поезде, сидя у окна, и лицо твое чересполосно, полосато и переослепленно, как душа, увидевшая себя в зеркале книг. Ты знаешь больше, чем узнаешь? Нет: ты любишь мир — весь. Любишь его квантами света и музыки Тютчева, Боратынского и всех с ними рядом живущих и дышащих в тебе…»
В «Урале» — стихи Анастасии Волковой:
- Через общее намечается тонкий срез
- Защити меня Глеб не могу не могу Борис
- Я такой же как ты я практически противовес
- Черная голова запрокинута вечно вниз
- Теорема различий растения с птицей теперь ясна
- Так что будет не больно не увидать лица
- Нимб электрический с треском это почти зима
- Я для тебя что хочешь дерево для рубца
- Зарево для слепцов марево для глухих
- Чередовалось слово вывернулся возник
- Посреди ничего словно мертворождённый стих
- Детский твой плавно выверенный плавник
Александр Васькин пишет в том же номере о взаимоотношениях Солженицына и Твардовского. «…страх власти перед живым Солженицыным и ушедшим в мир иной Твардовским усилился многократно, подчеркивая незримую связку между двумя писателями… И вовсе не странно, что именная улица Твардовского появилась в Москве лишь в 1979 году (когда умер Константин Федин, улицу переименовали в тот же год). И уж совсем не скоро открыли в столице памятник поэту — в 2013 году на Страстном бульваре».
На «Горьком» Ксения Филимонова анализирует тенденции в переизданиях советской классики, выходящих в «Редакции Елены Шубиной»: «Новые публикации “неудобных” советских писателей — это и новое открытие этих текстов, и возможность увидеть картину русской литературы ХХ века более полной и объемной. Было бы неправильным ограничивать эти книги лагерной тематикой, каждая из них — это прежде всего биография человека и биография литературы».
В августовском «Новом мире» Татьяна Зверева рецензирует книгу Глеба Шульпякова «Батюшков не болен» (АСТ, 2024): «…перед читателем и очередная реконструкция жизни и творчества одного из лучших русских поэтов “золотого века”, и осмысление собственного времени, и постановка диагноза современности. <…> Возьмём на себя смелость сказать, что у Глеба Шульпякова Батюшков обретает ту единственную грамматическую форму, в которой обеспечивается функционирование мифа как такового – повелительное причастие будущего…»
