Текст: Андрей Васянин
Автора этой книги Александру Баркову свои зовут Альвдис Н. Рутиэн. Помогали ей в работе Элентирмо (он же Сергей Беляков) и Могултай (Александр Немировский).
Вокруг Джона Рональда Руэла Толкина уже давно сложилось собственное субкультурное пространство и его «Властелин колец», «Сильмариллион» и «Хоббит» перестали, по словам Барковой, «быть исключительно художественными текстами, становясь частью особого мира и свидетельством существования этого мира». Мира, созданного художественным талантом, трудом Толкина и его энциклопедического объема знаниями в естественных и точных науках, в области национальных мифологий и не только.
Проникая в его творческую лабораторию, авторы стараются объяснить нам, как человек, до мельчайших деталей создавая географию и историю вымышленного мира, его языки и наречия, по эпохам и годам расписывая хронологию мира Нарнии, продумывая системы летосчисления и календарей разных народов, — оставался при этом художником. И «синтез научно выверенной фактографии и полета творческой фантазии дает в результате уникальный культурный феномен современности: литературное произведение, вышедшее за пределы самой литературы на качественно иной уровень — уровень формирования нового культурного пласта», - пишет в предисловии Александра Баркова.
Этой книгой она на пальцах объясняет читателю, что такое на самом деле Толкин (и как правильно писать его фамилию), и откуда «растут» его книги.
Те, кого еще не назвали Могултаями должны быть впечатлены. И по прочтении книги могут пополнить ряды нарнийцев.
Александра Баркова. «Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона»
- Издательство: МИФ, 2024.
НЕСОКРУШИМЫЙ МИР ДЕТСТВА
Говоря о сказочных мотивах «Властелина колец», мы доселе подразумевали сказку волшебную, герой которой — подросток и которая изначально предназначалась для взрослых слушателей. Но всем нам известны и сказки другого типа, адресованные детям; в частности, такие сказки строятся на разнообразнейших повторах. На повторах строятся и песни-потешки для детей. Всё это нас подводит к «том-бом» — образу Тома Бомбадила.*
Казалось бы, это персонаж бесполезный. Его единственная функция в сюжете — дать хоббитам клинки из арнорской гробницы (и, как мы знаем из фильма, Тома легко заменить в этом).Исследователи пишут, что Бомбадил необходим для того, чтобы расширить границы мира, чтобы Средиземье не представало черно-белым.
Это верно, но…
Чтобы ответить на вопрос, зачем нужен Том Бомбадил, нам нужно вернуться к самому началу. Но не к началу романа, и даже не к «Хоббиту», и даже не к той шарнирной кукле, с которой играли дети Профессора, — нет, мы вернемся в еще более ранние времена, когда трехлетний Толкин был привезен из Южной Африки в Британию и оказался в деревушке Сэрхоул. Неподалеку рос и ширился промышленный Бирмингем — он потом поглотит Сэрхоул, так что и названия от деревни не останется (сейчас это городской район Холл-Грин), но тогда еще «Сарумановы машины» не добрались до деревушки, где жизнь текла по старинке, а единственным транспортом была лошадь. Толкин неоднократно признавался, что Сэрхоул послужила прообразом Хоббитании. Он покинул эту деревню, когда ему было восемь лет.
Итак, жизнь в Сэрхоул совпала с его дошкольным детством, то есть периодом, когда ребенок чувствует себя максимально защищённым, когда о бедах взрослого мира он знает немного, и они всегда обходят его стороной — отчасти благодаря заботе родителей, отчасти благодаря гибкости детской психики. А теперь откроем Приложения к «Властелину колец» и посмотрим на историю Шира. На севере Средиземья могут бушевать войны, Король-Чародей уничтожает армии арнорцев, волки рыщут по Пустоземью, страшная зима может накрыть земли, где снег выпадает не каждый год… но в Шире самые большие неприятности закончатся тем, что голову орочьего вождя закинут в кроличью нору, изобретя игру в гольф, а вражьи армии вовсе не заметят существование хоббитов. Как видим, Толкин на всю жизнь сохранил этот взгляд ребенка на свою Хоббитанию: из неё можно (и нужно!) выйти во взрослый мир, но взрослый мир не может войти внутрь Шира, а если и проникнет, как Сарумановы приспешники, то будет изгнан, а раны, нанесенные земле хоббитов, волшебным образом исцелятся. И неважно, что реальный Сэрхоул был поглощен Бирмингемом, — в сердце каждого человека мир детства окружен самой несокрушимой из стен.
А затем приходит новое детство: Профессор становится отцом. И в семье появляется деревянная шарнирная кукла — Том Бомбадил. И — пока еще независимо от него — истории про хоббита и гномов, которые Профессор рассказывает своим детям.
Потом возникнут первые стихи про Тома и Дочь Реки, а потом, уже во «Властелине колец», все это сольется воедино: Бомбадил, разговаривающий детскими стишатами и спасающий хоббитов от недетских бед. Бомбадил — это образ отца, как ощущает его ребенок (напомним, что с собственным отцом Толкин расстался в три года, а через год тот умер от лихорадки).
Ощущение детства, навсегда запечатленное Профессором в образе хоббитов, закономерно определяет и их рост, и то, что их поначалу принимают за детей. А поскольку это идет не от логики, не от размышлений о мире, а от самых глубинных переживаний, то оно выглядит органично и не вызывает вопросов или возражений. Бомбадил выручит из любой беды, чудесным образом оказавшись рядом? Это нормально. Кольцо, перед которым трепещут мудрые и могучие, не имеет над ним власти?
Разумеется. Он предсказывает тебе будущее (в его доме Фродо видит сон о своем пути в Валинор)? Иначе и быть не может.
Разумеется, Тома Бомбадила можно сравнивать со сказочным дарителем, типа бабы-яги в избушке на курьих ножках, где герой и выспится, и получит чудесные знания, но… Но если мы возьмём любую сказку, где герой попадает к бабе-яге то этот сюжетный ход будет в ней одним из важнейших (герой узнает, кто похитил его жену и где ее искать, получит коня и/или волшебные предметы), но при этом яга не станет выручать героя.
Иными словами, в образе Тома Бомбадила сказочный архетип трансформируется, но не в сторону авторского литературного, а в направлении детских переживаний. Восприятие читателем этого образа зависит от того, насколько в нем силен внутренний ребенок. Если силен — Бомбадил принимается целиком и безоговорочно, если нет — возникают концепции типа «Бомбадил — негативный персонаж, поскольку его лес полон злых сил, соседи — нежить, и он ничего не делает, чтобы их уничтожить». Эти идеи соседствуют с гораздо более распространенной в фэндоме концепцией «негативного Гэндальфа»: его осуждают за то, что он дает хоббитам трудные и труднейшие задачи, вместо того чтобы сделать все самому. Гэндальф, как и Том, — это воплощение образа отца (недаром Гэндальф всегда фигурирует вместе с хоббитами), но в двух разных ипостасях: Том — это отец защищающий, всемогущий отец малыша, Гэндальф — отец учащий, отец мальчика и подростка (напомним, что Гэндальф появляется в творчестве Толкина, когда его старшему сыну было тринадцать лет, а младшему — шесть).
В таком ракурсе очевидно, почему и Гэндальф, и Том не берут на себя решение судьбы Кольца. Но это ответ извне (и из недр читательского подсознания), а над ответом изнутри мира Тол-кину пришлось изрядно поработать. И если объяснение для Гэндальфа сформулировано логично (Гэндальф боится, что с его желанием творить добро Кольцо превратит его во всемогущего тирана), то в случае с Бомбадилом возникает парадокс: Кольцо не имеет над Томом никакой власти, то есть оставить его в Вековечном Лесу безопаснее и стократ проще, чем нести в Мордор, и все же этого делать нельзя. Аргумент «он был бы ненадёжным хранителем» не выглядит убедительно. Иными словами, здесь на образ отца накладывается и образ лесного духа, который просто существует, может спасти заблудившегося путника, но не покидает своих владений.
Толкин поступает с Бомбадилом как бы нелогично: он мог сделать его просто лесным духом, равноценной парой Златенике, тогда было бы легко понять, почему Том не пытается уничтожить нежить в Холмах Мертвых и приструнить злые силы в своем лесу.
Но Профессор делает прямо противоположное: он именует егоЯрвайн Бен-адар, Старейший из Нерожденных, который, по словам Элронда, древнее самой древности. Не рождённые— это, очевидно, Айнур, быть буквально старейшим из них Бомбадил не может, поскольку первым был Мелькор. Это противоречие попытались объяснить, объявив Тома воплощением самого Творца, Эру, что, конечно, выглядит неубедительно. При этом сам Толкин отказывался объяснять, кто же такой Том, говоря в Письме 144, то в тексте должны оставаться загадки, и называет Бомбадила именно такой умышленно оставленной загадкой. Причина этой тайны кроется, вероятно, в том, что Толкин воспринимал Бомбадила как всемогущего отца малыша и одновременно понимал, как на самом деле слаб такой отец перед житейскими бурями.
Распутать клубок противоположных чувств было бы слишком болезненно… С другой стороны, именно нераскрытость этого противоречия придает убедительность миру, ведь каждый из нас сохраняет детские ощущения всесилия родителей и взрослое понимание, каковы они на самом деле.
Толкину фактически оставался один шаг до утверждения, что Том Бомбадил — создатель хоббитов. Согласно «Сильмариллиону», в Арду спустилось множество духов, великих и малых; Саурон прямо назван самым могущественным из майар, следовательно, мощь Бомбадила, над которым Единое Кольцоне имеет силы, превышает мощь Саурона. Значит, он дух более высокой природы, уровня Валар. Он постоянно поет, то есть обладает силой творения. И он максимально схож с хоббитами, о происхождении которых Толкин не сообщает ничего. Как видим, факты сходятся. В таком контексте странствия народа хоббитов, описанные в Приложениях к «Властелину колец», оказываются путем народа к своему создателю.
Почему Толкин не делает этого шага? Вероятно, потому, что нельзя рушить хрупкий мир детских чувств, не надо раскладывать по полочкам мечту об отце, которого ты лишился в раннем детстве. Эта часть души ограждена той же незримой стеной, что и земли Хоббитании, мимо которой катились арнорские войны, не задевая ее.
Тема сироты и того, кто заменит ему отца, в творчестве Толкина выражается и в другом образе, причем прямо, сюжетно и неоднократно. Речь, разумеется, про Гэндальфа.
И Фродо, и Арагорн — сироты: Фродо лишился обоих родителей в двенадцать лет, Арагорн остался без отца в два года. Оба безоговорочно доверяют Гэндальфу. Если мы посмотрим на это с точки зрения психологии, то уверенность Толкина в том, что Гэндальф всегда прав, — это объективация его отцовского стремления стать для своих детей таким родителем, какого судьба лишила его самого, этот порыв настолько чист, что не нуждается в аргументации. При этом в образе Гэндальфа «наблюдаются признаки отменной сохранности», как бы сказали хоббиты: на последних страницах «Властелина колец» он практически такой же, как и на первых страницах «Хоббита», то есть, говоря обобщённо, это заботливый и в меру строгий отец десятилетнего мальчишки. Неудивительно, что у него неплохое взаимопонимание с хоббитами из Братства, а еще — с Фарамиром, который оказывается в замкнутом кругу: отдаляясь от отца, он сближается с Гэндальфом, а это еще больше отдаляет его от Денетора.
Про отношения с Арагорном уже сказано. И эта неизменность Гэндальфа приводит к тому, что он и с правителями ведет себя как с детьми, что едва не уводит в черное забытье Теодена, отторгающего Гэндальфа и доверяющегося Гриме и провоцирует гнев и отчаянье Денетора, которые приводят его в итоге на костер. Фактически Толкин показывает нам, что если в человеке не осталось искры ребенка, то его ум никогда не перерастет в мудрость и может привести к поражению.
И последний момент. Все, о чем сказано в этой главе, относится к сфере интуитивного, того творчества, которое неподвластно разуму. И тем интереснее наблюдать, как Профессор пытался рационально вмешаться в эту систему образов. Он всячески пытался сделать хоббитов не-детьми, прежде всего — увеличивая их возраст, причем столь же сказочно, как и уменьшая их рост. Бильбо уходит в свое путешествие Тудаи Обратно в возрасте пятидесяти лет, что с поправкой на хоббичье долголетие соответствует сорока человеческим годам или чуть меньше, — и действительно, Бильбо ведет себя примерно так. Однако мало кто помнит, что Фродо, согласно хронологии, покидает дом в том же самом возрасте! Нет, в нашем сознании он навсегда остается подростком, которому и шестнадцать-то едва ли исполнилось. Это восприятие никак не связано с фильмом, напротив, кинообраз потому и показался достоверным, что наложился на внутреннее ощущение читателей (с учетом того, что сам Толкин путешествовал по Альпам в девятнадцать, это неудивительно).
Итак, автор попытался рационально вмешаться в образ своего героя — но безуспешно. Повзрослеть может Сэм — но не Фродо. Вечный ребенок, который есть во многих из нас, который слушается там, где очень умные люди будут «жить своим умом», совершает поступки, на которые «ни один разумный человек не пойдет»… и, возможно, в итоге спасет нас этим.
*Том Бомбадил живёт в Старом лесу вместе с Золотинкой, своей женой. Он имеет внешность бородатого улыбчивого человека, одетого в синюю куртку, жёлтые ботинки и шляпу с синим пером. Том разговаривает стихами и часто поёт. Несмотря на свою безобидную внешность, он обладает большой властью, являясь нечувствительным к силе Единого Кольца (в частности, не исчезает, надев Кольцо на палец, и видит других носителей Кольца), — единственный такой персонаж в романе «Властелин Колец». Том Бомбадил — древнейший обитатель Средиземья, появившийся в нём «прежде, чем потекла вода и выросли деревья». Он является хозяином Старого леса и близлежащих окрестностей, но никогда не покидает пределов своего края.
Его точная природа никогда не была определена Толкином, и многие авторы попытались ответить на вопрос, заданный Фродо в книге: «Кто такой Том Бомбадил?».
