Текст: Татьяна Шипилова
Если бы 13 января 1782 года мы очутились в Мангеймском театре, то оказались бы в самом эпицентре зрительских оваций, восторженных возгласов, слез и хриплых криков. По словам очевидцев, зрительный зал был похож на сумасшедший дом: мужчины сжимали кулаки, чтобы не разрыдаться, а женщины не сдерживали эмоций и падали в обморок прямо здесь и сейчас.
А все потому, что на сцене театра в Мангейме, после череды переделок и согласований, была поставлена пьеса 23-летнего полкового врача герцога вюртембергского Карла-Евгения. В дальнейшем это юное дарование будет ожидать гауптвахта, побег, изгнание, скитания, финансовые неурядицы, несколько любовных неудач – и одновременно со всем этим он довольно быстро завоюет славу гениального поэта и драматурга, будет пользоваться покровительством многих знатных особ, женится на очаровательной девушке по любви, станет другом гениальнейшего Гете и навсегда впишет свое имя в мировую историю литературы.
- Над бездной возникших из мрака миров
- Несётся челнок мой на крыльях ветров.
- Проплывши пучину,
- Свой якорь закину,
- Где жизни дыхание спит,
- Где грань мирозданья стоит.
- («Величие мира», отрывок)
Непокорный солдат и сбежавший врач
Биография Шиллера вполне подходит для сюжета какого-нибудь приключенческого романа или по меньшей мере любопытного байопика.
Поэт и драматург родился в маленьком немецком городке Марбахе-на-Неккаре. Германия на тот момент представляла собой раздробленную на множество мелких герцогств территорию, где о единстве не то что не слышали, но и не помышляли, ибо каждый правитель возомнил себя «маленьким царьком» и деспотом. Но Карл-Евгений в Вюртемберге многим бы из них дал фору. Его образ отчетливо прослеживается в деспотичном герцоге из трагедии «Коварство и любовь», одной из самых страстных пьес мировой драматургии.
Вюртемберг был маленьким, а потому герцог знал чуть ли не в лицо каждого своего подданного. Он устроил в замке Салютед военную академию, где воспитывал беспрекословных солдат, которых и сам использовал в борьбе против своего же народа, и продавал целыми полками другим правителям. Он мог переводить учащихся в академии с факультета на факультет, мог запретить заниматься литературой, мог без суда и следствия заточить в тюрьму какого-нибудь неугодного ему поэта лет на десять (как это было с Даниэлем Шубартом).
Юный Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер, будучи сыном крестьянина и дочери пекаря, в отрочестве мечтал стать священником, но был определен в военную академию сначала на юридический факультет, где делал все, чтобы стать самым худшим учеником. Когда он этого добился, его, естественно, никуда не отпустили, а просто перевели на медицинский факультет, где он и выучился на полкового врача. Восемь лет ежедневной муштры, наказаний, слежки – в этих условиях парадоксальным образом воспитывался в Шиллере дух авантюризма, непокорности, благородной жажды свободы и борьбы за независимость личности перед лицом деспотичного правителя. Труды Вольтера, Руссо, Лессинга, Гете этому лишь способствовали.
- Язвы мира век не заживали:
- Встарь был мрак — и мудрых убивали,
- Нынче — свет, а меньше ль палачей?
- Пал Сократ от рук невежд суровых,
- Пал Руссо… но от рабов Христовых,
- За порыв создать из них людей!
- («Руссо», отрывок)
И вот 1782 г., 13 января Шиллер втихомолку уезжает из полка, чтобы посмотреть премьерный показ своих «Разбойников». Что называется, на следующий день Шиллер проснулся знаменитым, но… сразу же был отправлен на две недели на гауптвахту за самовольное отлучение из армии. Карл-Евгений был скор на расправу, но отходчив, поэтому сразу сажать подающего надежды врача в тюрьму он не стал, а просто запретил Шиллеру писать пьесы. Потом запретил писать стихи (а он их, как любой уважающий себя начинающий поэт, естественно, писал много, даже выпустил «Антологию за 1782 год»). Потом и вовсе запретил писать. И… не выдержала душа поэта – Шиллер сбегает, очутившись один на один с этим большим и безумным миром.
Бурный гений
И хоть Карл-Евгений быстренько нашел беглеца, но тот уже обосновался в небольшом поместье матери своих друзей по академии – Генриетты фон Вольцоген, в дочь которой чуть позже влюбился и даже посватался, но получил отказ. В чужом герцогстве – Пфальце – Карл-Евгений дотянуться до мятежного подопечного уже не мог, так что просто запретил ему появляться в Вюртемберге, а вскоре и вовсе махнул на него рукой, так что даже директор все того же Мангеймского театра назначил Шиллера «театральным поэтом» и заключил с ним договор на постановку новых пьес.
Шиллер начинает активно заниматься творчеством. Написан «Заговор Фиеско в Генуе», начаты «Коварство и любовь» (пока еще под названием «Луизы Миллер») и «Дон Карлос».
Но не литературой единой: Шиллер был ну очень хорош собой (смотрите портрет), а потому обилие любовных историй ему было обеспечено. Были в его жизни и любовницы герцогов и даже самого Казановы, были юные прелестницы, которые готовы были кокетничать, но замуж за нищего поэта, естественно, не пошли бы, были и замужние дамы, которые впоследствии поддерживали с ним дружеские отношения.
- Вот амуры над тобой взлетели,
- Опьянев от песни, пляшут ели,
- Словно душу в них вдохнул Орфей.
- Полюсы вращаются быстрее, —
- Это ты, подобна легкой фее,
- Увлекла их пляскою своей.
- («Восхищение Лаурой», отрывок)
В это же время в Германии происходит отход от французского классицизма: на сцену выходят молодые дарования во главе с Гете, что получило красивое и пафосное название «Буря и натиск». «Бурные гении» только недавно открыли для себя Шекспира со всей его необузданной страстью, со всеми нарушениями принятых классицистических правил, со всеми лексическими, композиционными и эстетическими находками. Это была революция! Писать, мыслить, творить можно по-другому – не стесняясь, не сдерживаясь, не волнуясь за «красивость» искусства. Язык черни, натуралистичность убийства, горы трупов, обнаженная страсть и неудержимый рок – все это вдруг предстало в таком ярком свете, что не повлиять на Шиллера с его неудержимым характером просто не могло.
Тот, кто подготовил немцев к Шекспиру
На самом деле Шекспир в Германии тогда уже был известен благодаря переводам Мартина Виланда, в то время одного из крупнейших и уважаемых немецких писателей, с которым Шиллер познакомился в Веймаре в 1787 г.
Тогда, на заре переводческого бума Шекспира, пьесы великого английского драматурга печатались либо во французских переделках, либо в прозаических переводах, из которых перевод Виланда был самым значительным, хоть все равно далековато уходил от первоисточника. Причиной тому было отсутствие в Германии переводчика, который был бы хорошим поэтом, или поэта, который оказался бы хорошим переводчиком. Впоследствии таким окажется Август Вильгельм Шлегель. А пока…
А пока именно Шиллеру предстояло подготовить немецкого зрителя и читателя к восприятию Шекспира через последующие поэтичные переводы: «драматический стих Шиллера образовал немецкий слух, – считает немецкий историк литературы Фридрих Гундольф, – и изменил его, приспособив к восприятию шекспировского стиха», к восприятию последующего перевода Шлегеля.
Сам Шиллер – моралист, а потому Шекспира он воспринимает через призму нравственности и морального долга, через борьбу сначала добра и зла, а потом – правды и неправды. Поэтому злодеи и их поступки, взятые им у Шекспира, обозначают у него не саму природу и последовательность трагедийного преступления, а слепки для отождествления добра и зла. Сходство же в них видят потому, что Шиллер наследует у Шекспира масштаб сюжетов, страстную языковую манеру, энергичную сжатость повествования.
Жаждущий познаний
Но познакомившись с такими титанами, как Кристоф Мартин Виланд, Иоганн Готфрид Гердер, Иоганн Вольфганг фон Гёте, Шиллер, хоть и был ими принят очень тепло и с большим уважением к его таланту, все больше начал осознавать недостатки своего образования. Так что пока он решил отойти от творческой деятельности, чтобы основательно изучить историю, философию и эстетику. (Такое бы усердие нынешним учащимся!)
Результатом стали ряд критико-эстетических и исторических статей, переводы и монография «История отпадения Нидерландов», после чего при поддержке друзей Шиллер получает должность экстраординарного профессора истории и философии в Йенском университете. Первая лекция «Что такое история и для чего ее изучают?» была встречена овациями. Преподавательская работа нужного финансового благополучия не предполагала, но зато у молодого ученого и поэта появились личные меценаты: его поддерживали герцог Карл Август, наследный принц Фридрих Кристиан Шлезвиг-Гольштейнский и граф Эрнст фон Шиммельман, издатель Иоганн Фридрих Котта.
В это время Шиллер женится на очаровательной Шарлотте Легенфельд, которую домашние называли Лоттой. Она родила ему четверых детей, причем все четверо прожили довольно долго, устроив свою личную жизнь самым лучшим образом.
- Радость, пламя неземное,
- Райский дух, слетевший к нам,
- Опьяненные тобою,
- Мы вошли в твой светлый храм.
- Ты сближаешь без усилья
- Всех разрозненных враждой,
- Там, где ты раскинешь крылья,
- Люди — братья меж собой.
- («К радости», отрывок)
«Под небом Шиллера и Гёте…»
Но, безусловно, самым значимым знакомством для Шиллера стала дружба с Гёте. Великий уже при жизни, авторитет среди всей литературной элиты Германии, увлекающийся естественными науками, философией, историей, создавший величайшую драму в стихах о докторе Фаусте – Гёте оказался тем собеседником и адресатом писем, который был так необходим Шиллеру.
- Не ты ли, кто от гнёта ложных правил
- К природе нас и правде возвратил
- И, с колыбели богатырь, заставил
- Смириться змея, что наш дух сдавил;
- Кто взоры толп к божественной направил
- И жреческие ризы обновил, —
- Пред рухнувшими служишь алтарями
- Порочной музе, что не чтится нами?
- («К Гёте…», отрывок)
Они вместе издают журнал – и создают «веймарский классицизм», который ратовал за гуманистические идеалы красоты и гармонии, что должны привести к духовному подъёму и пробуждению национального самосознания. Они вместе пишут цикл эпиграмм на злопыхателей – и высмеивают больше двухсот своих современников. Они вместе ставят пьесы – и создают Веймарский театр, ставший ведущим театром Германии и сейчас являющийся национальным немецким театром. Они переписываются всю свою жизнь – и создают один из самых значительнейших эпистолярных памятников мировой литературы.
Они вместе до сих пор идут по улицам Веймара, как когда-то в далеком 1794 году, заболтавшись, от Йенского университета дошли до квартиры Шиллера, обсуждая услышанный на заседании естествоиспытателей доклад и рассуждая о теории метаморфозы растений.
Наследие
Шиллера переводили Карамзин, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Кочетков и т.д., и т.п. Если помните, пушкинский Ленский перед дуэлью «при свечке Шиллера открыл». Именно с его разбойника-дворянина Карла Моора из трагедии «Разбойники» и рыцаря Делоржа из баллады «Перчатка» списан пушкинский Дубровский, промышляющий разбоем и притворяющийся французом Дефоржем. Именно Шиллера любит почитывать на досуге Николай Петрович Кирсанов в тургеневских «Отцах и детях».
- Делорж, не отвечав ни слова,
- К зверям идёт,
- Перчатку смело он берёт
- И возвращается к собранью снова.
- («Перчатка», отрывок)
Фридрих Шиллер был выдающимся представителем поэтического поколения Германии, раздробленной и отсталой в экономическом смысле, но великой в плане философии и литературы. Но занимался он, понятное дело, не только поэзией и драматургией: философские искания, работы в области истории, теории литературы и эстетики – все это составляет огромный вклад в развитие не только немецкой, но и мировой философской и эстетической мысли.
Трагедии Шиллера – это воспетый человеческий дух, противостояние добра и зла, яркое выражение нравственного долга и удивительное сочетание дидактики и страсти.
Поэта-драматурга на протяжении всей его жизни интересовали две темы – власть и родственная связь. Страдая от жесткого характера отца, видя деспотичное отношение власть имущих к своим подданным, с сочувствием встречая Великую Французскую буржуазную революцию (он даже был удостоен почётного звания гражданина Французской республики), Шиллер почти во всех своих значимых трагедиях и поэмах объединяет тему родства и тему власти, вплетая их в такой сжатый клубок, что отделить одно от другого становится невозможным.
Конфликт между родными братьями в «Разбойниках» перетекает в противостояние между отцом и сыном в «Доне Карлосе» и «Коварстве и любви». Конфликты эти столь острые от того, что власть туманит разум, разрывает родственные связи, высвечивает моральных уродов и выделяет благородных изгоев.
Шиллер, будучи профессором истории, естественно, не может не обратиться к ней. Он берет всем известные исторические события, чтобы не тратить время на экспозицию (главное, чему он научился у Шекспира), и сразу же напрягает нерв произведения до такой степени, что того и гляди сейчас потекут реки крови – таковы «Заговор Фиеско в Гунуе», «Валленштейн», «Мария Стюарт», окончание которой Шиллер с удовольствием отмечает тем, что наконец «овладел ремеслом драматурга». Здесь правят бал деспотичные тираны, а по лесам прячутся благородные разбойники. Здесь народ беснуется и требует справедливости, чем призывает реальный народ взбунтоваться, отстаивать свои права, бороться за свободу. Финал всегда обагряется казнями, смертями, гибелью героев, но всегда в воздухе зависает надежда, что каждому воздастся по делам его…
Невозможно передать ту силу страсти, что вкладывает Шиллер в уста своих героев. В первых пьесах он иногда забывает про логику, грешит вычурностью и излишней пафосностью. Этого хватает и в поздних пьесах, но та страсть, та искренность и сила, что буквально вырываются со страниц его текстов – затмевают всё.
И по сей день пьесы Шиллера где и кем только не ставятся. В Москве даже сейчас вовсю идут «Разбойники», из-за которых сходил с ума зрительный зал в Мангейме во время премьеры 1782 года, «Коварство и любовь», «Мария Стюарт». По его драмам написаны оперы, ставятся современные интерпретации, будоражащие кровь.
Умер Шиллер рано: ему было 45 лет. Но сколько успел сделать! А сколько бы еще сделал…
- Весна пришла, над лугом разогретым
- Вся юность жизни буйственно встаёт,
- Лист нектар льёт и шелестит приветом,
- Пернатым хором звонок небосвод;
- И стар и млад спешит омыться светом,
- И блеск и звук, роскошествуя, пьёт.
- Весны уж нет! Цветы налили семя.
- И всех пришедших поглотило время.
- («Прощание с читателем», отрывок)
