САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Небоскребы, небоскребы… Книжное путешествие по лабиринтам большого города

Одиночество как роскошь и проклятие в авторском обзоре Ирады Ордухани

Эдвард Хоппер (1882-1967) по праву считается певцом одиночества большого города
Эдвард Хоппер (1882-1967) по праву считается певцом одиночества большого города

Текст: Ирада Ордухани (МГИМО)

В час, когда закатное солнце превращает окна небоскребов в расплавленное золото, а тени становятся длиннее человеческого одиночества, большой город начинает свой вечерний ритуал. За тысячами освещенных прямоугольников разворачиваются истории людей, которые никогда не встретятся, хотя живут на расстоянии вытянутой руки друг от друга. В час сумерек каждое окно становится порталом в чью-то жизнь, где мы все – и зрители, и главные герои одной бесконечной истории о поиске близости в океане равнодушия. И неважно, где разворачивается эта история – в Токио, Стокгольме, Нью-Йорке.

Оливия Лэнг в книге "Одинокий город" (М.: Ад Маргинем, 2020. Пер. с англ. Шаши Мартыновой, 352 с.) ведет нас по улицам Нью-Йорка, где в отражениях витрин множатся образы одиноких прохожих. Она видит город как живое существо, что питается нашим одиночеством, превращая его в странную форму искусства. На полотнах Эдварда Хоппера, которым Лэнг уделяет особое внимание, городская пустота обретает почти осязаемую форму – в них свет падает так, словно сама реальность застыла в янтаре вечернего одиночества.

Токийские улицы Харуки Мураками в книге "Мужчины без женщин" (М.: Эксмо, 2016. Пер. с японск. Андрея Замилова, 288 с.) рисуют иную картину одиночества. Здесь оно течет как саке в полночных барах, где люди прячутся за стопками не столько от других, сколько от самих себя. В его Токио одиночество становится почти религией – с собственными ритуалами, храмами в виде круглосуточных кафе и молитвами, произносимыми в тишине пустых квартир.

Фредрик Бакман в романе "Тревожные люди" (М.: Синдбад, 2021. Пер. со шведск. Ксении Коваленко, 416 с.) срывает глянцевую маску со стокгольмского благополучия. В городе, где даже скамейки в парках кажутся художественными произведениями, одиночество прячется за идеально подстриженными живыми изгородями и безупречными фасадами жизней. Его герои – словно фарфоровые чашки из дорогого сервиза: прекрасные снаружи, но пустые внутри, жаждущие наполниться чем-то бòльшим, чем просто кофе и светские беседы.

А в "Нью-Йоркской трилогии" Пола Остера (М.: Эксмо, 2019. Пер. с англ. Сергея Таска, 424 с.) город превращается в лабиринт зеркал, где каждый отражается в тысяче других судеб. Здесь одиночество – это не просто состояние, а целая вселенная, где люди становятся призраками собственных историй. В пустых квартирах эхо чужих голосов звучит громче, чем живая речь.

Ну и не забудем про Сергея Довлатова. Его классическое уже "Соло на IBM", (СПб.: Азбука, 2020, 256 с.) добавляет в городское многоголосие особую ноту – мелодию эмигрантского одиночества. Его Нью-Йорк – это город, где русские слова растворяются в английском воздухе, как кубики льда в стакане с виски, оставляя после себя лишь легкий привкус ностальгии. Здесь одиночество говорит на всех языках мира, но чаще всего молчит на родном.

В современных городах одиночество стало похоже на дорогие духи – его концентрация различна в разных районах, но аромат везде узнаваем. Оно пропитывает воздух бизнес-центров, где люди спешат мимо друг друга, не поднимая глаз от экранов телефонов. Оно оседает на столиках уличных кафе, где одинокие посетители прячутся за ноутбуками, притворяясь занятыми. Оно сочится сквозь щели дверей в квартиры, где свет экранов заменил тепло человеческого общения.

Технологии, обещавшие связать нас всех невидимыми нитями, превратились в прозрачные стены. Мы видим друг друга, но не можем прикоснуться. Следим за чужими жизнями в социальных сетях, но разучились смотреть в глаза. "Мы не просто одиноки, – отмечает Лэнг, – мы одиноки посреди иллюзии постоянной связи." Словно редкое вино, одиночество пьянит роскошью тишины и личных владений, но послевкусие всегда горчит проклятием разделенных судеб.

И все же в этом море городского одиночества мерцают огни маяков. В историях Бакмана люди находят друг друга именно тогда, когда решаются снять маски благополучия. В текстах Мураками случайная встреча в баре может стать мостом через пропасть отчуждения. У Остера сама попытка разгадать чужую судьбу становится способом понять свою собственную. Довлатовские герои учат нас особому искусству – находить родственные души даже на чужих берегах. Они показывают, как одиночество может стать не стеной, а дверью – нужно только набраться смелости повернуть ручку.

В этом и заключается главный парадокс большого города: чем плотнее он населен, тем более одинокими мы можем себя чувствовать, но именно эта концентрация одиночества создает уникальные возможности для встреч. Подобно тому, как северное сияние рождается на границе неба и земли, так и особые встречи случаются на перекрестках городских судеб.

Каждый вечер, когда город зажигает свои огни, мы становимся свидетелями этого молчаливого диалога тысяч окон. За каждым из них – история одиночества, но каждое из них – также и потенциальный портал к связи. Как писал Довлатов, мы все немного потеряны в этом городском лабиринте, но именно поэтому иногда находим друг друга. И может быть, в этом и есть главная магия большого города – в его способности превращать одиночество из проклятия в прелюдию к встрече.