Михаил Визель, шеф-редактор
Сейчас, когда я смотрю в окно, за которым разливается яркое весеннее солнце, первым в голову вскакивает сто-с-лишним летней давности стихотворение сноба и футуриста Анатолия Мариенгофа. Датированное апрелем 1917 года. Хоть сейчас еще март, а не апрель:
- Апрель
- Полдень, мягкий, как Л.
- Улица, коричневая, как сарт.
- Сегодня апрель,
- А вчера еще был март.
- Апрель! Вынул из карманов руки
- И правую на набалдашнике
- Тросточки приспособил.
- Апрель! Сегодня даже собачники
- Любуются, как около суки
- Увивается рыжий кобель.
Андрей Мягков, редактор
Здесь могло быть что-нибудь повеселее и порифмованнее, но не будет. Просто потому что первым вспомнилось это тягостное, глухое и слегка неуклюжее, как старый комод, стихотворение Пабло Неруды:
- Walking around
- Так случилось: я устал быть человеком.
- Я захожу в магазины модной одежды, в ночные клубы,
- скорбный, непроницаемый, словно фетровый лебедь,
- медленно плывущий по водам рожденья и смерти.
- Я готов рыдать от запаха парикмахерской.
- Я хочу заснуть — всё равно, под камнями или под ватой.
- Меня тошнит от пластиковых бутылок,
- от новых книг, от компьютеров, от автомобилей.
- Так случилось: мне надоели мои ногти и волосы,
- мои ступни, моя тень.
- так случилось, я устал быть человеком.
- Надо признаться, это было бы так упоительно —
- взять и напугать адвоката срезанной лилией
- или прихлопнуть монашку ударом уха.
- Было бы так замечательно
- расхаживать по улицам с зелёным ножом
- и орать во всю глотку, умирая от холода.
- Я совсем не хочу быть корнем в потёмках,
- тощим, нерешительным, вздрагивающим во сне,
- уныло ползущим сквозь мокрую глину,
- впитывающим и размышляющим, жадным до пищи.
- Меня доконали мои неудачи.
- Мне надоело жить среди корней и могил,
- всегда под землёй, в душном погребе с мертвецами,
- окоченевшим, умирающим от тоски.
- И вот понедельник пылает, как лужа бензина,
- когда я иду на прогулку своей арестантской походкой;
- он взвизгивает на ходу, как проколотое колесо,
- и оставляет в ночи свой кровавый след.
- Он загоняет меня в углы, в сырые квартиры,
- в больницы, где из окон торчат чьи-то кости,
- в сапожные мастерские, пропахшие уксусом,
- в гнусные щели улиц, забитые мусором.
- Вот птицы жёлтого цвета, и гнусная требуха
- развешена на подъездах ненавистных домов,
- вот вставная челюсть, забытая в кафетерии,
- вот зеркала, что не могут не плакать от стыда и от страха,
- и повсюду — зонты, пуповина, ядовитая злоба.
- Я гуляю, спокойный, у меня есть глаза и ботинки,
- у меня есть ненависть и забвение;
- я прохожу сквозь офисы, сквозь врачебные кабинеты,
- сквозь дворы, в которых сохнет бельё на верёвках:
- полотенца, кальсоны, рубашки, с которых стекают
- долгие мутные слёзы.
- Перевод А. Щетникова
Татьяна Шипилова, редактор соц.сетей
В этом году особенно в душу запал Александр Сергеевич. У него не так много по-настоящему теплых, простых стихотворений. "Домовому" именно такое – уютное и нежное:
- Поместья мирного незримый покровитель,
- Тебя молю, мой добрый домовой,
- Храни селенье, лес и дикий садик мой,
- И скромную семьи моей обитель!
- Да не вредят полям опасный хлад дождей
- И ветра поздного осенние набеги;
- Да в пору благотворны снеги
- Покроют влажный тук полей!
- Останься, тайный страж, в наследственной сени,
- Постигни робостью полунощного вора
- И от недружеского взора
- Счастливый домик охрани!
- Ходи вокруг его заботливым дозором,
- Люби мой малый сад, и берег сонных вод,
- И сей укромный огород
- С калиткой ветхою, с обрушенным забором!
- Люби зеленый скат холмов,
- Луга, измятые моей бродящей ленью,
- Прохладу лип и кленов шумный кров —
- Они знакомы вдохновенью.
Екатерина Коновалова, редактор новостей
Стихотворение «Ласточки» Ходасевича, написанное в 1921 году, сейчас необычайно актуально для меня. В греческой традиции ласточка - это символ души. Чтобы «выпорхнуть туда, за синеву» необходимо пробраться через мрак и взлететь высоко – навстречу душевной трансформации, навстречу пугающему, но прекрасному свету. Такое умонастроение приходит ко мне, когда я читаю строки:
- Ласточки
- Имей глаза — сквозь день увидишь ночь,
- Не озаренную тем воспаленным диском.
- Две ласточки напрасно рвутся прочь,
- Перед окном шныряя с тонким писком.
- Вон ту прозрачную, но прочную плеву
- Не прободать крылом остроугольным,
- Не выпорхнуть туда, за синеву,
- Ни птичьим крылышком, ни сердцем подневольным.
- Пока вся кровь не выступит из пор,
- Пока не выплачешь земные очи —
- Не станешь духом. Жди, смотря в упор,
- Как брызжет свет, не застилая ночи.
