
Текст: Андрей Мягков
Евгений Рудашевский – один из главных в России по подростковой литературе прямо сейчас. И по приключениям, конечно, тоже – сам любитель отправиться куда-нибудь с рюкзаком, он и своих героев регулярно снаряжает во всякие остросюжетные экспедиции. О том и поговорили на non/fiction – из какого придорожного сора являются нам книги Рудашевского и что происходит с приключенческим жанром прямо сейчас.
Что касается сора, то тут все просто: «В какой-то момент все, что окружает автора, превращается в текст, – признался Евгений. – Точно так же при сборе любых приключенческих элементов – все, как правило, упирается в детали». Жюль Верн, по словам Рудашевского, был тот еще молодец – писал о том, чего не видел – но все-таки «желательно самому видеть [то, о чем пишешь]. Важен отбор [материала], который ты совершаешь». Можно, конечно, и на ютубе чей-нибудь блог посмотреть, но личных впечатлений и неожиданных деталей, которые собираешь в путешествии, это все-таки не заменит.

С трансформациями приключенческого жанра сложнее: например, Евгений считает, что мотивация в современных приключенческих произведениях изрядно усложнилась. Персонажи стали настолько нюансированными и укорененными в современности, что по книгам можно «следить за изменениями в менталитете».
При этом «философия приключенческого произведения сейчас зашла в тупик». В качестве примера Рудашевский приводит роман «Воровской узел» Кейт Милфорд – «современный Александр Грин», как аттестует его Евгений. «Сюжет строится на том, что похитили девочку, и подростки пытаются ее найти. <…> Главная героиня очень увлечена поисками этой девочки, но каждый раз она себя одергивает – «А ведь действительности это ужасно. Ей тяжело, ей больно, а мне любопытно». А это плохо – ведь мы вроде как про страдание говорим». В итоге Милфорд «два или три раза извиняется за то, что у нее получился увлекательный роман». По словам Рудашевского, сейчас «приключенческий роман упирается в одно и то же – приключенческий роман в чистом виде обесценивает страдание». Причем занимается он этим уже давно: Рудашевский предлагает вспомнить те же «Копи царя Соломона». «Я уж не говорю про африканское население – они усыпали своими телами поля, а выходит британец и говорит – какой прекрасный день, давайте заварим чайку».
Сам Евгений пытается решить эту дилемму простой честностью: «Если ты описываешь приключение, будь добр описывать его таким, как есть: будет много лишений, много страданий. <…> Меня часто спрашивают: а может, стоило как-то смягчить? Но я просто рассказываю истории так, как мне кажется правильным».
Хотя свой метод Рудашевский, конечно, никому не навязывает. Причем в самом широком смысле: «Я как автор – люблю задавать вопросы. Ответы давать не люблю, потому что зачастую у меня их просто нет».