О чем только не писал молодой Евгений Евтушенко – поэт, быстро ставший властителем дум и предметом споров. С конца 1950-х началась мода на Евтушенко, особенно влиятельная среди молодых читателей. Это поветрие продолжалось не меньше десятилетия, после чего поэт превратился в мэтра… Одно из важнейших амплуа Евтушенко – трибун.
Подобно Маяковскому, он без устали слагал поэтический дневник, откликаясь на события с первых газетных полос. Писал о Братской ГЭС, о Кубе, о Сибири, о Ленине и революции… С годами все важнее для него становились исторические мотивы. Он не шел слепо за учебником. Слагал аллегории, а то и поэтические симфонии, отталкиваясь от исторических сюжетов. Еще одна важная составляющая евтушенковского стиля – вольнодумство. Он никогда не вставал на сторону реакции. Старался заступаться за изгоев, пробивать полузапретные темы. В этом – его понимание гражданственности.
Прямая героика удавалась Евтушенко реже, хотя и в этом жанре у поэта случались удачи. Стихотворение «Сказка о русской игрушке» - притча о временах монгольского нашествия. Энергия Евтушенко в этом стихотворении, наверное, могла бы дать электричество небольшому городу. Это маленькая поэма, сюжетная баллада, аллегория – Евтушенко всегда притягивали поиски в этом направлении. Поклонникам гладкописи стихотворение покажется неряшливым. Но в этом есть обаяние и узнаваемый авторский стиль. Поэт перенес историю создания ваньки-встаньки во времена хана Батыя – и получился сюжет, высекающий искры, захватывающая историческая фантазия. Трагическая, но с симфоническим поворотом к светлым аккордам в финале.
Евтушенко чувствовал природу фольклора – и ритмы, и созвучия, и интонацию, да и сюжетное построение. Есть в этом грустном (но и игривом!) повествовании высокое скоморошество.
Важно и другое. Это стихотворение о незаметном герое. О незнаменитом таланте. О мужике. Мы сегодня забываем о них, увлекаясь полководцами и героями с громкой славой. В нем есть и патетика, и дерзость. Сплав – это самое сильное литье. Ванька-встанька – всем известная игрушка – становится символом непобедимой, страдающей, но вечной России. Важнее батальных побед для Евтушенко – душевная стойкость. Мастер Иван Сидоров, не боявшийся Батыя, создавший игрушку на все времена, пал. Но благодаря таким Иванам мы и сохранили не только игрушку, но и народную душу – и его творение не погибло:
- А в пылище прогорклой
- Так же, мал, да удал,
- С головёнкою гордой
- Ванька-встанька стоял.
Так и превозмогли врагов. Стихотворение всегда производило сильнейшее впечатление, когда автор читал его с эстрады. И в любом сборнике, в любой антологии оно выделялось, захватывало внимание.
В 1974 году Владимир Мулявин превратил это стихотворение в рок-ораторию, ее исполняли «Песняры». Стихотворение располагает к протяжному, эмоциональному многоголосью.
Евгений Евтушенко
СКАЗКА О РУССКОЙ ИГРУШКЕ
- По разграбленным сёлам
- шла Орда на рысях,
- приторочивши к сёдлам
- русокосый ясак.
- Как под тёмной водою
- молодая ветла,
- Русь была под Ордою,
- Русь почти не была.
- Но однажды, – как будто
- все колчаны без стрел, –
- удалившийся в юрту
- хан Батый захмурел.
- От бараньего сала,
- от лоснящихся жён
- что-то в нём угасало –
- это чувствовал он.
- И со взглядом потухшим
- хан сидел, одинок,
- на сафьянных подушках,
- сжавшись, будто хорёк.
- Хан сопел, иступлённой
- скукотою томясь,
- и бродяжку с торбёнкой
- ввёл угодник толмач.
- В горсть набравши урюка,
- колыхнув животом,
- «Кто такой?» – хан угрюмо
- ткнул в бродяжку перстом.
- Тот вздохнул («Божья Матерь,
- то Батый, то князья…»):
- «Дел игрушечных мастер
- Ванька Сидоров я».
- Из холстин дыроватых
- в той торбёнке своей
- стал вынать деревянных
- медведей и курей.
- И в руках баловался
- потешатель сердец –
- с шебутной балалайкой
- скоморох-дергунец.
- Но, в игрушки вникая,
- умудрённый, как змий,
- на матрёшек вниманье
- обратил хан Батый.
- И с тоской первобытной
- хан подумал в тот миг,
- скольких здесь перебил он,
- а постичь не постиг.
- В мужичках скоморошных,
- простоватых на вид,
- как матрёшка в матрёшке,
- тайна в тайне сидит.
- Озираясь трусливо,
- буркнул хан толмачу:
- «Все игрушки тоскливы.
- Посмешнее хочу.
- Пусть он, рваная нечисть,
- этой ночью не спит
- и особое нечто
- для меня сочинит».
- Хан добавил, икнувши:
- «Перстень дам и коня,
- но чтоб эта игрушка
- просветлила меня!»
- Думал Ванька про волю,
- про судьбу про свою
- и кивнул головою:
- «Сочиню. Просветлю».
- Шмыгал носом он грустно,
- но явился в свой срок:
- «Сочинил я игрушку.
- Ванькой-встанькой нарёк».
- На кошме не кичливо
- встал простецкий, не злой,
- но дразняще качливый
- мужичок удалой.
- Хан прижал его пальцем
- и ладонью помог.
- Ванька-встанька попался,
- Ванька-встанька прилёг.
- Хан свой палец отдёрнул.
- Но силён, хоть и мал,
- Ванька-встанька задорно
- снова на ноги встал.
- Хан игрушку с размаха
- вмял в кошму сапогом
- и, злобея от страха,
- заклинал шепотком.
- Но, держась за бока,
- Ванька-встанька вдруг вынырнул
- из-под носка!
- Хан попятился грузно,
- Русь и русских кляня:
- «Да, уж эта игрушка
- просветлила меня…»
- Хана страхом шатало,
- и велел он скорей
- от Руси – от шайтана –
- повернуть всех коней.
- И теперь уж отмаясь,
- положённый вповал,
- Ванька Сидоров мастер
- у дороги лежал.
- Он лежал, отсыпался,
- руки белые врозь,
- василёк между пальцев
- натрудившихся рос.
- А в пылище прогорклой,
- так же мал да удал,
- с головёнкою гордой
- Ванька-встанька стоял.
- Из-под стольких кибиток,
- из-под стольких копыт
- он вставал неубитый,
- только временно сбит.
- Опустились туманы
- на лугах заливных,
- и ушли басурманы,
- будто не было их.
- Ну, а Ванька остался,
- как остался народ.
- И душа Ваньки-встаньки
- в каждом русском живёт.
- Мы – народ ванек-встанек.
- нас не Бог уберёг!
- Нас давили, пластали
- столько всяких сапог!
- Они знали, мы – ваньки,
- нас хотели покласть,
- а о том, что мы встаньки,
- забывали, платясь.
- Мы – народ ванек-встанек.
- Мы встаём – так всерьёз.
- Мы от бед не устанем,
- не поляжем от слёз…
- И смеётся не вмятый,
- не затоптанный в грязь
- мужичок хитроватый,
- чуть пока-чи-ва-ясь…
- 1963 год
