Самым ярким агитационным, газетным поэтом революции и Гражданской войны был Демьян Бедный. Второго такого мастера не было ни в рядах большевиков, ни среди белых. Он в наше время осмеян, его почти не читают. А напрасно. Он хлесток, остроумен, у Бедного есть свой стиль. К тому же его стихи – это историческое свидетельство, в этом смысле их ничем не заменить. Он создал революционную героику, в которой воинами были рабочие – и его строки подхватили многие.
В дни, когда большевики брали власть, Демьян постоянно бывал в Смольном, наблюдал и писал. Выполнял поручения. Он первым стал создавать героику революции и Гражданской войны, которая захватила многих читателей. В том числе – самых простодушных.
7 ноября 1922 года, к пятилетию революции, в «Правде» появилась его поэма «Главная улица». Он потихоньку писал ее с 1917 года. В то время многие писали о революции в авангардистском ключе. Считали, что о новом говорить следует только по-новому. Демьян считал иначе:
- Прост мой язык, и мысли тоже:
- В них нет заумной новизны, —
- Как чистый ключ в кремнистом ложе,
- Они прозрачны и ясны.
Вот и в «Главной улице» все просто и ясно. При этом – искусно сплетено.
Это одно из лучших его произведений. Демьян часто писал торопливо, здесь – чувствуется, что выверял каждую строку. От некоторых не отказался бы сам Маяковский, который относился к Бедному не без высокомерия и ревности. Захватывает и ритм «Главной улицы», и эпическое, в фольклорном духе, построение композиции. Бедный делал ставку на эту небольшую поэму, и успех пришел. В те годы тысячи человек знали эти стихи наизусть, видели в них дух Октября.
Общий тираж его книг в 1920-е превышал 2 миллиона экземпляров. Это в несколько раз больше, чем у Маяковского. Он был по-настоящему народным. И имя Демьяна, и его строки знал в Советском Союзе каждый. А «Главную улицу» изучали в школах. Ведь это настоящее краткое описание «хроники русской революции» с точным описанием роли рабочего класса. Любопытно, что он в этой поэме почти ничего не сказал о партии. Революция представляется как результат уличных боев:
- Гневно взметнув свои тысячи жилистых,
- Черных, корявых, мозолистых рук,
- Тысячелетиями связанный, скованный,
- Бурным порывом прорвав заколдованный
- Каторжный круг,
- Из закоптелых фабричных окраин
- Вышел на Улицу Новый Хозяин,
- Вышел — и все изменилося вдруг:
- Дрогнула, замерла Улица Главная,
- В смутно-тревожное впав забытье, —
- Воля стальная, рабоче-державная,
- Властной угрозой сковала ее:
- — Это — мое!!
- Ну, а впереди – «всемирный редут».
У этих строк есть характер – боевой. Неслучайно в годы другой войны, Великой Отечественной, Демьян стал публиковаться под новым псевдонимом – не Бедный, а Боевой.
Демьян Бедный "Главная улица"
- Трум-ту-ту-тум!
- Трум-ту-ту-тум!
- Движутся, движутся, движутся, движутся,
- В цепи железными звеньями нижутся,
- Поступью гулкою грозно идут,
- Грозно идут,
- Идут,
- Идут
- На последний, на главный редут.
- Главная Улица в панике бешеной:
- Бледный, трясущийся, словно помешанный,
- Страхом смертельным внезапно ужаленный.
- Мечется — клубный делец накрахмаленный,
- Плут-ростовщик и банкир продувной,
- Мануфактурщик и модный портной,
- Туз-меховщик, ювелир патентованный, —
- Мечется каждый, тревожно-взволнованный
- Гулом и криками, издали слышными,
- У помещений с витринами пышными,
- Средь облигаций меняльной конторы, —
- Русский и немец, француз и еврей,
- Пробуют петли, сигналы, запоры:
- — Эй, опускайте железные шторы!
- — Скорей!
- — Скорей!
- — Скорей!
- — Скорей!
- — Вот их проучат, проклятых зверей,
- Чтоб бунтовать зареклися навеки! —
- С грохотом падают тяжкие веки
- Окон зеркальных, дубовых дверей.
- — Скорей!
- — Скорей!
- — Что же вы топчетесь, будто калеки?
- Или измена таится и тут!
- Духом одним с этой сволочью дышите?
- — Слышите?..
- — Слышите?..
- — Слышите?..
- — Слышите?..
- Вот они… Видите? Вот они, тут!..
- — Идут!
- — Идут!
- С силами, зревшими в нем, необъятными,
- С волей единой и сердцем одним,
- С общею болью, с кровавыми пятнами
- Алых знамен, полыхавших над ним,
- Из закоулков,
- Из переулков,
- Темных, размытых, разрытых, извилистых,
- Гневно взметнув свои тысячи жилистых,
- Черных, корявых, мозолистых рук,
- Тысячелетьями связанный, скованный,
- Бурным порывом прорвав заколдованный
- Каторжный круг,
- Из закоптелых фабричных окраин
- Вышел на Улицу Новый Хозяин,
- Вышел — и все изменилося вдруг:
- Дрогнула, замерла Улица Главная,
- В смутно-тревожное впав забытье, —
- Воля стальная, рабоче-державная,
- Властной угрозой сковала ее:
- — Это — мое!!
- Улица эта, дворцы и каналы,
- Банки, пассажи, витрины, подвалы,
- Золото, ткани, и снедь, и питье —
- Это — мое!!
- Библиотеки, театры, музеи,
- Скверы, бульвары, сады и аллеи,
- Мрамор и бронзовых статуй литье —
- Это — мое!!
- Воем ответила Улица Главная.
- Стал богатырь. Загражден ему путь.
- Хищных стервятников стая бесславная
- Когти вонзила в рабочую грудь.
- Вмиг ощетинясь штыками и пиками,
- Главная Улица — страх позабыт! —
- Вся огласилася воплями дикими,
- Гиком и руганью, стонами, криками,
- Фырканьем конским и дробью копыт.
- Прыснули злобные пьяные шайки
- Из полицейских, жандармских засад:
- — Рысью… в атаку!
- — Бери их в нагайки!
- — Бей их прикладом!
- — Гони их назад!
- — Шашкою, шашкой, которые с флагами,
- Чтобы вперед не сбирались ватагами,
- Знали б, ха-ха, свой станок и верстак,
- Так их!
- Так!!
- — В мире подобного нет безобразия!
- — Темная масса!..
- — Татарщина!..
- — Азия!..
- — Хамы!..
- — Мерзавцы!..
- — Скоты!..
- — Подлецы!..
- — Вышла на Главную рожа суконная!
- — Всыпала им жандармерия конная!
- — Славно работали тоже донцы!
- — Видели лозунги?
- — Да, ядовитые!
- — Чернь отступала, заметьте, грозя.
- — Правда ль, что есть средь рабочих убитые?
- — Жертвы… Без жертв, моя прелесть, нельзя!..
- — Впрок ли пойдут им уроки печальные?
- — Что же, дорвутся до горшей беды!
- Вновь засверкали витрины зеркальные.
- Всюду кровавые смыты следы.
- Улица злого полна ликования,
- Залита светом вечерних огней.
- Чистая публика всякого звания
- Шаркает, чавкает снова на ней,
- Чавкает с пошло-тупою беспечностью,
- Меряя срок своих чавканий вечностью,
- Веруя твердо, что с рабской судьбой
- Стерпится, свыкнется «хам огорошенный»,
- Что не вернется разбитый, отброшенный,
- Глухо рокочущий где-то прибой!
- Снова…
- Снова.
- Бьет роковая волна…
- Гнется гнилая основа…
- Падает грузно стена.
- — На!..
- — На!..
- — Раз-два,
- Сильно!..
- — Раз-два,
- Дружно!..
- — Раз-два,
- В ход!!
- Грянул семнадцатый год.
- — Кто там?
- Кто там
- Хнычет испуганно:
- «Стой!»
- — Кто по лихим живоглотам
- Выстрел дает холостой?
- — Кто там виляет умильно?
- К черту господских пролаз!
- — Раз-два,
- Сильно!..
- — Е-ще
- Раз!..
- — Нам подхалимов не нужно!
- Власть — весь рабочий народ!
- — Раз-два,
- Дружно!..
- — Раз-два,
- В ход!!
- — Кто нас отсюдова тронет?
- Силы не сыщется той!
- . . . . . . . . . . . . .
- Главная Улица стонет
- Под пролетарской пятой!!
- Эпилог
- Петли, узлы — колеи исторической…
- Пробил — второй или первый? — звонок.
- Грозные годы борьбы титанической —
- Вот наш победный лавровый венок!
- Братья, не верьте баюканью льстивому:
- «Вы победители! Падаем ниц».
- Хныканью также не верьте трусливому:
- «Нашим скитаньям не видно границ!»
- Пусть нашу Улицу числят задворками
- Рядом с Проспектом врага — Мировым.
- Разве не держится он лишь подпорками
- И обольщеньем, уже не живым?!
- Мы, наступая на нашу, на Главную,
- Разве потом не катилися вспять?
- Но, отступая пред силой неравною,
- Мы наступали. Опять и опять.
- Красного фронта всемирная линия
- Пусть перерывиста, пусть не ровна.
- Мы ль разразимся словами уныния?
- Разве не крепнет, не крепнет она?
- Стойте ж на страже добытого муками,
- Зорко следите за стрелкой часов.
- Даль сотрясается бодрыми звуками,
- Громом живых боевых голосов!
- Братья, всмотритесь в огни отдаленные,
- Вслушайтесь в дальний рокочущий шум:
- Это резервы идут закаленные.
- Трум-ту-ту-тум!
- Трум-ту-ту-тум!
- Движутся, движутся, движутся, движутся,
- В цепи железными звеньями нижутся,
- Поступью гулкою грозно идут,
- Грозно идут,
- Идут,
- Идут
- На последний всемирный редут!..
- 1917–1922
