Текст и фото: Татьяна Шипилова
Редакция Елены Шубиной издала очередной роман Сергея Кузнецова, сильно отличающийся от предыдущего романа автора «Калейдоскопа». Могут ли быть разные читатели у одного и того же писателя и насколько писатель может себе представить своего читателя, у Сергея Кузнецова выясняла Галина Юзефович.
«Учитель Дымов» — история трех поколений одной семьи: деда, сына и внука, — и все они так или иначе связаны с образованием. Старший Дымов преподает химию в университете, средний Дымов неформальный учитель йоги, а младший — обычный учитель литературы в школе. История этой семьи окружена большим количеством персональных историй и драм, но в основе три человека, которые в разные эпохи учат людей тому, чему люди хотят учиться, и видят в этом свое призвание.
Первой подняли тему извечного возвращения современного русского писателя к прошлому, к травме века, отчего, возможно, уже произошло некое перенасыщение.
«Мне, как человеку и читателю, всегда интересно, когда литература обращена в прошлое, как все переплетено, — говорит автор. — Перенасыщение еще полбеды. Для мировой истории все эти травмы вполне характерны, даже больше того — нормальны. Просто русский писатель понимает эту травму очень узко: революция, сталинские репрессии, бесконечные войны. А вот американский писатель в более выигрышной позиции: они индейцев истребляли, у них рабство было, у них Гражданская война была, потом куча военных столкновений за пределами страны. То есть игра не на одной дудочке, а это большой симфонический оркестр. Аж завидно!»
По мнению Сергея Кузнецова, хороший писатель должен уметь справляться со всеми проблемами и травмами предыдущих веков. Сам он постарался убрать 1917 год из своего романа, хотя он там, конечно, незримо присутствует:
«Я старался написать камерную историю».
Это заявление породило следующий вопрос. В предыдущем романе автора «Калейдоскоп» была очень успешная попытка поговорить о множестве травм, а сама история — одна из травм этого мира.
«Это как бы такое движение вперед, — говорит Галина Юзефович. — А «Дымов» — это будто движение куда-то вбок. Осознанно ли произошло сужение истории?»
«Калейдоскоп» — роман о XX веке, но
Я же не могу писать каждый роман о XX веке».
Тогда писателю захотелось рассказать ту историю, которая не укладывалась в обычный формат и выходила за рамки калейдоскопа как такового, теперь захотелось рассказать эту историю:
«Я не стремлюсь достигнуть цели, чтобы один роман вытекал из другого. «Калейдоскоп» сложный, а мне хотелось, чтобы о вещах, о которых я хотел рассказать, люди прочитали легко, ведь не всегда же нужно читать талмуды. Я пишу для разных читателей».
Подобный ответ спровоцировал следующий вопрос: «Откуда взялась эта история? Само выдумалось или же есть какие-то жизненные примеры?»
Автор посмеялся над тем, что любит говорить, будто бы единственный автобиографичный роман в его жизни — это «Шкурка бабочки», на минуточку — о серийном маньяке. Читатель вообще склонен каждого персонажа, у которого есть какие-то автобиографические черты автора, соотносить с самим автором.
«Это не история моей семьи, моих родственников. Просто было желание написать о людях, которые стараются выжить в истории, в которой они оказались. В большой истории найти свое маленькое место. Так сказать, более успешно дистанцироваться от большой, мировой истории и прожить свою собственную».
Отсюда вытекает следующее предположение: неужто этот роман о ненаходимости? После прочтения становится понятно, что советское время оставляло множество лазеек для людей, которые не хотели жить и в советском режиме и вне его, они старались жить на нейтральной территории. Но сегодня приходится сталкиваться с тем, что подобное поведение воспринимается как неэтическое. Все чаще возникает мнение, что подобная история — история бегства с войны. «Ты пишешь историю дезертиров?» — провокационно спрашивает Галина.
«Часто читатель считает, что взгляды героев — это взгляды автора, — замечает Сергей Кузнецов. — Герои этой книги говорят про себя. Это история их выбора. Мне интересно о них писать, но нет цели ставить им отметки, а уж тем более раздавать ярлыки. Вне сомнения, позиция этих героев — столкнувшись с чем-то серьезным и большим, сбежать, даже если это вопрос совершенно не политический. Эти люди так устроены. И при всех своих особенностях они проживают свои жизни более-менее осознанно и достойно. Что лично я думаю об их поведении — уже совсем другая история».
Таким образом, можно сказать, что есть Сергей Кузнецов, со своими взглядами и идеалами; есть автор романа; есть герои этого романа. И выбор этих героев — не выбор автора. Тогда интересно, насколько легко с любовью и сочувствием описывать людей, чьи взгляды и идеи автор не разделяет?
«Только про таких людей и интересно писать, потому что про себя писать неинтересно, мне с самим собой скучновато», — уверенно заявляет писатель.
В читательской среде роман вполне может быть прочитан не так, как задумывал его автор. Большинство может посчитать эту историю апологией жизни ненаходимости, мол, раз Сергей Кузнецов так считает, значит, так жить и надо.
«Не пугает ли, что кто-то рассматривает апологетом то, что ты рассматриваешь как игрушку?» — спрашивает Галина.
Сергей Кузнецов заявляет, что он как раз и задумывал свой роман некой апологией, потому что если в целом теория малых дел вряд ли способна привести общество к тому состоянию, что не будет никаких проблем, то в частности она вполне может являться выбором отдельно взятого человека.
В романе профессионалом своего дела является только старший Дымов, который преподает в вузе. Средний же, гуру Вэл, Валентин Дымов, явный шарлатан, выучивший йогу по ксерокопиям и наскоро переведенным текстам. Младший Дымов купил диплом и после работы в глянцевом журнале вдруг решил, что станет великим учителем русской литературы в школе. Что же получается, любой непрофессионал может вдруг возомнить, что он великий?
«Мне страшно жаль, что название книги не напечатали, как я хотел, полностью заглавными буквами, тогда был бы в названии двойственный смысл: УЧИТЕЛЬ ДЫ́МОВ» или «УЧИТЕЛЬ ДЫМО́В», — сокрушается автор. — Потому что этот самый учитель Дымов преподает будто бы в заполненном дымом пространстве, где не видит отклика. Он дилетант. Но по сути вся ненаходимость — это и есть дилетантство, но это не означает, что это плохо».
«Ни один из Дымовых не имеет традиционной личной жизни, а значит, он несчастен в любви. Связано ли это как-то с этим самым дымным пространством?» — задает последний вопрос Галина.
«Ты просто девочка, тебе кажется, что если нет большой светлой любви, то человек несчастен в личной жизни, — улыбается Сергей и поясняет: —
Это история о том, что есть много способов прожить свою жизнь и быть при этом счастливым. И моя победа как раз в том, что я написал треть романа про жизнь втроем, и ни один критик не увидел в этом пошлости».
Последним прозвучал интересный вопрос из зала: «Вы сказали, что «Калейдоскоп» и «Учитель Дымов» — книги для разных читателей. А как вы представляете себе своего читателя?»
«Читатель внутри меня, и читателей во мне много. Когда я сажусь писать новую книгу, я разных читателей в себе бужу», — ответил писатель.
