Текст: Михаил Визель
Фото обложек с сайтов издательств
Евгений Водолазкин. «Сестра четырех». Пьеса в 2-х действиях М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2020
Пандемия и сопутствующий ей карантин чрезвычайно усложнили выход новых книг, потому что типографии – это достаточно крупные производства, на которых в обычных условиях трудятся бок о бок десятки людей. Которые тоже, естественно, закрылись на карантин. Но при этом парадоксальным образом чрезвычайно упростился выход новых произведений. Потому что ни известные авторы, ни престижные издательства не считают более ниже своего достоинства выпускать их сразу в безбумажном виде – было бы что выпустить. Но и с этим тоже проблем нет – жизнь даже самым правоверным реалистам подкидывает сюжеты фантастам на зависть.
Евгения Водолазкина трудно назвать «правоверным реалистом», но форма камерной пьесы, действие которой происходит целиком в замкнутом помещении, для него все-таки нехарактерна. Но зато оказалась очень органична той ситуации, в которой мы все очутились. Четверо, о которых идет речь, – это четверо пациентов инфекционной палаты, четыре разных типажа-архетипа, которых так и зовут – Писатель, Депутат, Доктор и единственный, имеющий что-то вроде собственного имени – развозчик пиццы Фунги (то есть «пицца с грибами», “con funghi”). Оказавшись в одной палате и связанные общей бедой, они, естественно, проговаривают всё то, что бурлит в воздухе последние недели. Депутат вон ехал на заседание, а оказался здесь. Эта пандемия – это ведь субститут мировой войны, да? А можно ли верить тому, что говорят в новостях? Будто в интернете можно!
Но пьесой, причем пьесой с выходом в метафизику эти интеллектуальные (и, впрочем, отчасти дионисийские) диалоги делает как раз та самая Сестра. Которая так туго, с двойным перегибом, вплетена в сюжет, что о ее роли невозможно даже намекнуть, не разрушив интригу. Намекнем по-другому: в качестве места действия пьесы сразу указана «инфекционная больница имени Альбера Камю». Такой неожиданный «нейминг», балансирующий между трагедией и иронией, и задает тональность драматического произведения известного романиста.
Аманда Штерс. «Святые земли. Роман в письмах»
Пер. с франц. Дмитрия Савосина
М.: Книжники, 2020
Французский кардиолог с не очень французским именем Гарри Розенмерк, закрыв свою успешную и прибыльную практику, удаляется от дел в Израиль. С которым всю жизнь чувствовал связь – привозил детей припасть к истокам и т.д. Но вместо того, чтобы отрастить бороду и проводить дни у Стены плача, он поступает прямо противоположным и, прямо скажем, довольно экстравагантным образом: арендует бывший кибуц в районе Назарета и устраивает там свиную ферму (!). Для чего ему приходится, в частности, загонять хрюшек на второй этаж, чтобы они не попирали своими нечистыми копытами святую землю… Это не его причуда, такие в Израиле правила. Но даже их неукоснительное соблюдение приводит в ярость и местных арабов, и местного раввина. Который пишет святотатцу яростные письма… и постепенно становится его ближайшим другом.
Впрочем, письма в этом небольшом романе пишут друг другу все. Не только сам Гарри, но и его бывшая жена Моник, и их дети – вечная студентка Аннабель, до 33 годочков «ищущая себя» – преимущественно в случайных и неслучайных чужих постелях, и набирающий славу 35-летний драматург Давид. Он полная противоположность сестры – целеустремлён, талантлив, да вот незадача – он открытый гей, и это никак не могут принять ни Гарри, ни Моник, выскочившая в свое время замуж за еврея назло своей католической родне.
Словом, не семейка, а клубок противоречий. Так что Гарри, удрав в Израиль выращивать свиней и категорически отказываясь не то что завести мобильник, но и пользоваться имейлом, совершил еще не самый экстравагантный поступок. Но тот, кто сочтет небольшой изящный роман комедией с вечно переругивающимися родственничками, не то чтобы ошибется, но скорее сильно его упростит. Под этими переругиваниями и колкостями лежит второй слой. Который автор выпускает на поверхность очень дозированно:
Мои родители были в Биркенау. Я был там зачат.Я никогда не спрашивал, как так вышло.
Я — доказательство того, что можно заниматься любовью, будучи бесплотными, то есть когда не тело, а кожа да кости.
Мама выжила. Я был ее единственной памятью об отце. <…> Я родился в Париже через три месяца после освобождения. Мама начала новую жизнь с младенцем и сопутствующим ему юмором. В то время она сочиняла комические скетчи, актеры читали их по радио. Вот бы она повеселилась, узнай только, что я развожу свиней в Назарете! Умерла бы со смеху, если б не умерла от рака три года назад. Я провожал ее тело до самого кладбища в Герцлии и остался здесь, рядом с ней.
Кончается все хорошо. В библейском смысле: человек ушел, человек пришел, а род пребудет вовек. На то они и святые земли.
Нина Курилло. Девять месяцев одного года, или Как Ниночка Ниной Серафимной стала М.: Городец, серия «Ковчег», 2020
Может показаться, что речь идет о тех важнейших в жизни любой женщины – от ревнительницы устоев до ультрафеминистки – месяцах, которые отделяют первое известие о беременности до материнства. Но нет, речь о других девяти месяцах, чуть менее важных, но случающихся чаще – об академическом учебном годе. В ходе которого 29-летняя Нина – не очень удачливая, не очень ловкая и вообще-то только что брошенная обожаемым (вроде бы) мужем – действительно переживает благотворную метаморфозу. В чем ей помогает, против желания, выпускной класс особой школы «пониженной элитности» (до частной школы уже доросли, до частной школы в Англии или Швейцарии – еще нет), куда ее устроили бывшие однокашники по филфаку вести литературу. И о чем она пишет от первого лица с искренним остервенением и журналистской лихостью.
Действие романа (видимо, хотя бы отчасти автобиографического) отнесено в недалекое прошлое, когда еще было выпускное сочинение, так что Ниночке, которая любит называть себя глупой и невежественной, приходится со своими учениками вкалывать не на шутку. Ведь выпускной класс – это всегда непросто. А тут еще такие "вводные". А еще Ниночке приходится познакомиться с их родителями, войдя в незнакомый ей мир «рублевских жен». И выяснить, что "всюду жизнь". Как и учит великая русская литература, которую Ниночке по пути к Нине Серафимовне приходится еще раз тщательно проштудировать. И еще раз убедиться: классика – она на то и классика, чтобы быть применимой в разных условиях и пригождаться в разных обстоятельствах.
Литтон Т. Райтс. «Случаи с англичанами всех мастей…» Новосибирск, Издатель Дмитрий Райц, 2020
Полное название этой книги, вынесенное на обложку, является на самом деле (почти) настоящей издательской аннотацией: «Случаи с англичанами всех мастей, занятий, званий и титулов, смешные и печальные, вряд ли страшные и точно не сентиментальные, иногда захватывающие, иногда безмятежные, как Индия до 1857 года, то короткие, как лимерик, то затянутые, как романы Ричардсона (или это название), происходившие иной раз на заморских территориях, но чаще в старой доброй Англии некоторое время тому назад».
Изданная в Новосибирске частным образом книжка оказалась в поле зрения столичных литературных обозревателей благодаря номинации в «НацБест» – и оставила их, мягко говоря, в недоумении. Зачем было номинировать на русскую литературную премию явно игровое сочинение, «продаваемое» как перевод с английского, с выставленным на обложке годом MCMXXXII и портретом бравого английского колониального офицера в качестве автора? Смысл такой номинации действительно ускользает.
Но зато читатели, находившие ее в социальных сетях, получали истинное удовольствие. Потому что собрание баек Дмитрия Райца – ах, простите, мистера Литтона Райтса – это настоящий гимн лютой и неугасимой российской англомании. Посвященный тем людям, которые десятилетиями зубрили «инглиш» без особой надежды попасть в туманный Альбион (именно этот штамп) - а лишь бы разбирать, о чем так радостно поют битлы и истошно вопит Роджер Уотерс. А вовсе не «случаям» с некими чудаковатыми англичанами, существующими на самом деле только в их, российских англоманов, воображении – как рижский Лондон Холмса-Ливанова.
Элен Малле, Варвара Помидор. «Мона Оляля»
Пер. с франц. Михаила Хачатурова
СПб.: Бумкнига, 2020
История о девочке, которая живет в мире букв – редкий пример успешного сотрудничества французской писательницы и русской художницы. Элен прожила некоторое время в Петербурге, здесь познакомилась с Варварой, и так появилась эта книга французского автора, вышедшая сразу по-русски, без французского «оригинала» – в виртуозном переводе Михаила Хачатурова. Который не только сумел перепридумать каламбуры («Дома она без конца лебедежирует звуками, медвежонглирует буквами и тиграет словами»), но и, что менее заметно, но лучше чувствуется, сохранил ритм, балансирующий между расшатанными стихами и ритмичной прозой.
Заметим, кстати, что мир Моны Оляля далек от благостности. В нем есть место не только ликующим играм, но и агрессии, и отчаянию, и осуждению – не в меньшей степени чем у переживающей подростковый бунт отчаянной Сони из 7 буээ. И яркие, порою до галлюцинации, рисунки Варвары Помидор прекрасно это передают.
Остается добавить, что книга оказалась издана благодаря краудфандингу. Возможно, как и электронное издание текстовых книг, с которого мы начали, это – ближайшее будущее для книг-альбомов.
