Текст: Михаил Швыдкой, для "Российской газеты"

Только протяженные новогодние праздники позволяют неторопливое и внимательное чтение книг, отложенных из-за «суматохи буден». Переписка Ольги Леонардовны Книппер, великой актрисы Московского Художественного театра, единственной жены А. П. Чехова, и Марии Павловны Чеховой, сестры писателя, которая посвятила ему всю себя — и при жизни его и более полувека после его смерти, - требует именно такого подробного отношения. И к самой переписке, и к той «жизни без сокращений» (И. Соловьева), которую эта переписка сохранила для потомков. Они писали друг другу, начиная с 1899 года, и только уход из жизни М. П. Чеховой 15 января 1957 года естественным образом прервал эту важную связующую их нить, которая в трагических поворотах ХХ столетия казалась порой нитью Ариадны.

Инна Соловьева, редактор этого издания и автор предисловия к нему, не собирается увлекать читателя неуместными домыслами. Напротив, она задает тот камертон, что доступен лишь благородным душам. И с помощью этого камертона предлагает расслышать музыку двух возвышенных и мятущихся сердец. «Любили ли друг друга прожившие бок о бок М. П. и О. Л., - это в конце концов не наше с вами дело. А наше с вами дело понять, как можно изо дня в день, из года в год, десятилетия вести себя друг с другом так, как положено вести себя родным и любящим». Характер этих отношений в полной мере открывает письмо М. П. Чеховой брату от 28 мая 1901 года после того, как она узнала о его женитьбе: «Так мне жутко, что ты вдруг женат! Конечно, я знала, что Оля, рано или поздно, сделается для тебя близким человеком, но факт, что ты повенчан, как-то сразу взбудоражил мое существо, заставил думать и о тебе, и о себе, и о наших будущих отношениях с Олей. И вдруг они изменятся к худшему, как я этого боюсь… Я чувствую себя одинокой более, чем когда-либо». А за два дня до смерти А. П. Чехова О. Л. Книппер-Чехова в отчаянном письме Марии Павловне из Баденвейлера от 13 июля 1904 года выскажет сокровенное, словно оговорится: «Очень хочу видеть тебя и очистить наши отношения от всего ненужного».

Двухтомное издание этих писем потребовало поистине героической работы от Зинаиды Удальцовой, которая подготовила текст, состав и в высшей степени добросовестные и глубокие комментарии к переписке О. Л. и М. П. Этот двухтомник несомненно будет провоцировать любого пишущего о нем на обильное цитирование, - так и хочется поделиться с читателем реальным слогом и мыслями двух несомненно выдающихся женщин, а не пересказывать их современным простоватым стилем. Выдающихся, наверное, и безотносительно к А. П. Чехову, но в связи с ним обретающих еще большее значение для любого читающего человека.

У Михаила Чехова, племянника Антона Павловича, в процессе работы над его собственным методом подготовки актеров, во многом опирающимся на «систему» К. С. Станиславского, но во многом от нее и отличную, есть примечательное рассуждение о том начальном периоде создания сценического образа, которое называется «я в предлагаемых обстоятельствах». Его смысл в следующем, - К. С. Станиславскому, замечает М. Чехов, было легко рассуждать об этом «я в предлагаемых обстоятельствах», потому, что он сам и люди, его окружающие, его современники — Толстой, Чехов, Горький, Бунин, Левитан и др., были индивидуальностями огромного масштаба. И они оставались ими в любых своих действиях, в любых проявлениях. Чего не скажешь, по мнению М. Чехова, о людях последующих поколений (он относил это прежде всего к самому себе). Они измельчали и не могли открыть в себе необходимую значительность и глубину.

О. Л. Книппер, как и М. П. Чеховой, не надо было ничего присочинять - они чувствовали себя вровень с веком. И поэтому интимные подробности их жизни, не только душевные, но и телесные тоже, вплоть до желудочных расстройств, на страницах этих писем совершенно органично переплетаются с событиями всемирно-исторического значения — войнами, революциями, сменой социальных формаций. Образ смятенной Февральской революцией России проявляется в их переписке по-разному, но, похоже, ярче и отчаянней всего в коротком эпизоде из письма М. П., когда она рассказывает о своем суточном путешествии в поезде, где не работали уборные, где невозможно было отправить даже естественные потребности, и в конце концов ей пришлось сделать это на глазах у возбужденных революционных солдат. Или когда — еще до революционного 1917 года - М. П. в сердцах пишет О. Л. о «негодяе Бунине», чье негодяйство, собственно, заключается в том, что он вовремя не приехал погостить в Ялту, - это ни в коей мере не режет ни глаз, ни слух. Не вызывает чувства негодования, как это можно так писать об одном из гениев русской литературы. Кому-то, бесспорно, нельзя, но М. П. можно. Творческое бытие Московского Художественного театра уравнивается в правах с деталями повседневного быта его основателей и сотрудников. И в «эпоху канунов», и в пору Октябрьского переворота, и во время Великой Отечественной войны, и в годы мирной, но полной потаенных страхов, советской жизни. Не скажешь, чтобы О. Л. и М. П. обладали социальной пластичностью, готовностью к политическим компромиссам. Просто дело, которому они всю жизнь служили — в Художественном театре и в ялтинском Доме-музее А. П. Чехова, - составляло столь могущественный стержень, столь непреходящий смысл их глубинного существования, что вся остальная действительность, безусловно требовавшая внимательного к себе отношения, была неким вторым планом их бытия. Важным, но не определяющим главного.

Поразительным образом М. П. и О. Л. обнаруживают владение наисовременнейшим историческим методом, который предполагает сущностную ценность всей ткани бытописательства, деталей и подробностей повседневной жизни прошедшего времени. Поэтому, с сожалением закрыв последнюю страницу этой сокровенной переписки, с горечью подумал о том, что вряд ли кто-нибудь через сто лет сможет извлечь нечто подобное из суеты нашей современной жизни.

Книппер-Чехова, Чехова: «О. Л. Книппер - М. П. Чехова. Переписка. Том 1, 2. 1899—1957»

Москва, издательство «НЛО», 2016

Фрагмент и обложка предоставлены издательством "НЛО"

10. О. Л. Книппер — М. П. Чеховой

25-го мая 1901 [Москва — Ялта]

Дорогая моя милая Машечка, ничего не могу писать толком, прости. Взволнована, дела по горло. Сегодня мы венчаемся и уезжаем в Уфимскую губ. в Аксеново на кумыс. Антон чувствует себя хорошо, мил и мягок. В церкви будут только Володя с д. Сашей (по желанию Антона) и еще 2 студента свидетеля. С мамой вчера была трагедия и объяснение из-за всего этого.

Ночей не сплю, голова трещит, ничего не понимаю. Мне ужасно грустно и больно, Маша, что тебя нет со мной в эти дни, я бы иначе себя чувствовала. Я ведь совсем одна, и не с кем слова обо всем сказать. Не забывай меня, Машечка, люби меня, это так надо, мы должны быть с тобой вместе всегда. Не мучайся, не терзайся, я тебе буду писать часто, вот увидишь.

Не брани меня, не называй холодной. Мне сейчас так хочется поплакать, каждый нерв дрожит.

Целуй меня крепче в ответ на мой крепкий поцелуй. Кланяйся матери. Скажи ей, что мне будет очень больно, если она будет плакать и мучиться из-за женитьбы Антона. Мне бы так хотелось поговорить с ней и успокоить ее. Твое состояние я знаю

и чувствую за тысячи верст¹.

Будь здорова. Пиши. Твоя Ольга

1. О своем настроении после получения известия о женитьбе брата М. П. писала ему 28 мая 1901 г.: «Хожу я и все думаю, думаю без конца. Мысли у меня толкают одна другую. Так мне жутко, что ты вдруг женат! Конечно, я знала, что Оля, рано или поздно, сделается для тебя близким человеком, но факт, что ты повенчан, как-то сразу взбудоражил все мое существо, заставил думать и о тебе, и о себе, и о наших будущих отношениях с Олей. И вдруг они изменятся к худшему, как я этого боюсь... Я чувствую себя одинокой более чем когда-либо. Ты не думай, тут нет никакой с моей стороны злобы или чего-нибудь подобного, нет, я люблю тебя еще больше, чем прежде, и желаю тебе от всей души всего хорошего, и Олю тоже, хотя я не знаю, как у нас с ней будет, и теперь пока не могу от дать себе отчета в своем чувстве к ней. Я немного сердита на нее, почему она мне ровно ничего не сказала, что будет свадьба, не могло же это случиться экспромтом.

Знаешь, Антоша, я очень грущу, и настроение плохое, есть ничего не могу, все тошнит. Видеть хочу только вас и никого больше, а между тем всё у всех на глазах, уйти некуда. Пока я еще никому не говорю, хотя по городу слухи уже носятся. Конечно, скрывать уже нечего» (Письма М. Чеховой, с. 183—184).

11. О. Л. Книппер — М. П. Чеховой

Пьяный бор 28-го мая 1901 [В Ялту]

Милая Маша, я все смеюсь, как пишет мой «супруг» — ты этому веришь? Поневоле засмеешься — завез меня куда-то в Вятскую губ., посадил в избу, кормит севрюжкой. «Он» велит написать, что я одурела от счастья — ты веришь? «Он» очень мил, весел, бьет меня по нескольку раз на день и велит считать себя счастливой.

На пароходе было великолепно, ели стерляди, пили чай и были веселы. В Нижнем навещали Горького.

Ольга

12. О. Л. Книппер — М. П. Чеховой

Пьяный бор 28 мая 1901 г. [В Ялту]

Милая моя, родная моя Машечка, написала тебе глупую открытку, а теперь хочу написать как следует. Начну с знаменательного дня 25-го мая. Для меня все события этого дня прошли как сон. Во-первых, я не спала последней ночи и встала с сильной головной болью и натощак в 8 ½ ч. утра отправилась к Туру доканчивать свой зуб, кот. он мне отлично починил. Вернувшись от него, я укладывалась, потом ездила с Лёлей¹ за покупками, в 2 ч. пообедала, надела беленькое платьице и поехала к Антону. С матерью все объяснилось, хотя она была сильно огорчена и обижена, что я ее оставила как бы в стороне, но ведь я сама не знала до последнего дня, когда мы будем венчаться. Свадьба вышла преоригинальная. Зина приходила в ужас, хотя и крестила и плакала, одевая меня. Мама отнеслась ко всему умно, т.к. я объявила, что если поднимутся рыдания, то я убегу из дому. Свидетелями были д. Саша, Володя, Зейферт и студ. Алексеев, все это устраивалось накануне венчания, взяли первых попавшихся. Больше в церкви не было ни души, у ограды стояли сторожа.

К 5 час. я приехала с Антоном, шафера уже сидели на скамеечке в саду. Как-то все странно было, но хорошо, что просто и без затей. Я еле стояла от головной боли и одно время чувствовала, что или я расплачусь, или рассмеюсь. Знаешь, мне ужасно сделалось страшно, когда священник подошел ко мне с Антоном и повел нас обоих. Потом я успокоилась, и мне было даже хорошо и покойно. Венчались мы на Плющихе у того батюшки, кот. хоронил твоего отца. От меня потребовали только свидетельство, что я девица², за кот. я сама ездила в нашу церковь³.

Там вздумали ставить препятствия, что без оглашения венчать нельзя, но я сообщила, что никто в Москве не знает о нашем венчании и что мы не желаем оглашения. Помялись и все-таки дали свидетельство. Венчание вышло не длинное. Мне страшно было обидно, что не было Ивана Павл., но я не поняла Антона, почему это произошло: ведь Иван Павл. знал, что мы венчаемся, Антон ездил с ним к священнику. Поздравили нас наши шафера, затем сели и поехали. Антон завез меня домой, поехал за своими вещами и вернулся к нам.

У нас хохотали над нашей свадьбой. Но когда я вернулась из церкви, наша прислуга все-таки не выдержала, и все гуськом явились поздравлять меня и подняли вой и плач, но я отнеслась благодушно. Уложили меня, причем Наташа, поросенок, все-таки надула меня, хотя я к ней посылала 2 раза — не принесла шелкового лифчика и батист. шитой кофточки. В 8 час. поехали на вокзал, провожали все наши, тихо, скромно. Антон заранее заказал маленькое спальное купе, и мы отлично доехали до Нижнего. Там нас встретил доктор — знакомый Антона и приготовивший нам каюту на пароходе. Затем он повез нас к Горькому и болтал отчаянно много. У Горького при входе в сенях и в кухне сидит по городовому⁴. Доктор никак не мог очухаться, что Антон представил ему свою жену.

У Горького мы сидели, и только в конце уже пришлось к слову, и мы сказали, что обвенчались. Он, конечно, пустил черта, удивился, обрадовался и здорово колотил меня по спине. Он выглядит хорошо, чистенький, в светло-голубой рубахе, и рад был Антону несказанно. Екатер. Павл.⁵ отправилась родить, как он заявил нам, и Максимка гулял, т.ч. мы их не видели. Сидели недолго. Горький пишет пьесу нам.

На пароходе ехали до сегодняшнего злополучного дня и сильно проклинаем доктора из Нижнего, кот., не узнавши хорошенько, как надо ехать, заставил нас сидеть здесь, в этой глуши. Нам надо было плыть до Казани и там пересесть на другой пароход прямо до Уфы. А мы плыли по Волге, плыли по Каме и теперь ждем парохода с 12 ч. дня; сейчас девятый час вечера, говорят, что пароход придет в 3 ч. утра, а может, в 5, а может, совсем не придет.

На пристани невозможно было оставаться, и потому мы перебрались в избу к вознице, кот. возил нас в село. Погода прояснилась. Уныло здесь, неприветливо адски. Но мы ничего, в хорошем настроении, сейчас велим поставить самовар, затем ляжем на полу, подостлавши все, что есть мягкого. Антон милый-размилый, я его люблю и любуюсь им и ухаживаю за ним; чувствует он себя лучше гораздо. Кашляет только по утрам. На кумысе опять буду ему варить сондигандо для аппетита. В Москве он ел много и с аппетитом. Он такой нежный, ласковый, хороший. Сидит сейчас и читает, а то писал письма. Уже темнеет. Смешно подумать, где мы торчим.

Кама, по-моему, прескучная река, местами только немного живописна, где есть леса. Волга хороша, но самой красоты мы не видели все-таки. Еще остается нам плыть больше суток, там в Уфе опять, верно, ждать поезда. Скорее бы водвориться!

Вот, Машечка, я тебе рассказала все, передавая только факты. Мне самой очень, очень хорошо, чувствую себя счастливой и хочу, чтоб и Антон был со мной счастлив. Ему хорошо, я чувствую. Ты не волнуйся, Машечка, родная, будь умница, будь милая, чтоб нам всем хорошо жилось, ведь мы любим все друг друга — правда? Ты ведь меня не разлюбишь — нет, оттого, что я стала женой Антона? Пиши мне скорее, я тебе буду писать часто.

Сейчас дадут самовар, надо готовить все. Целую тебя крепко, не хандри, не кисни и пиши. Твоя Оля.

(Пожалей меня — из меня льет адски.)

1 Видимо, сестра матери О. Л. — Е. И. Борнгаупт.

2 Имеется в виду свидетельство о том, что до того момента она не состояла в браке.

3 О. Л. была тогда лютеранского вероисповедания, в православие она перешла, видимо, после смерти А. П.

4 А. М. Горький находился в Нижнем Новгороде под гласным надзором полиции.

5 Екатерина Павловна Пешкова (урожд. Волжина; 1878—1975), жена А. М. Горького.

13. М. П. Чехова — О. Л. Книппер

30 мая [1901 г. Ялта — Аксеново]

Ну, милая моя Олечка, тебе только одной удалось окрутить моего брата! Уж как крепился, не поддавался человек, но судьба пришла и кончено! Тебя конем трудно было объехать! Только вчера, получивши от тебя письмо, я несколько поуспокоилась, ведь с 18 мая ты ровно ничего мне не написала. Неожиданная телеграмма, конечно, встревожила нас, особенно мать. Она все металась из стороны в сторону, плакала сильно. Теперь она уже успокоилась и даже, кажется, начинает желать повидаться с тобой поскорей и примирилась с тем, что ее Антоша женат. Мне казалось таким ужасом венчание — эта трепка для Антона, все-таки больного человека, — что я не раз спрашивала себя, зачем тебе все это понадобилось?

Но как я страдала, если бы ты знала, моя дорогая! Что, если наши отношения изменятся к худшему, теперь все зависит от тебя. И вдруг ты будешь Наташей из «Трех сестер»! Я тебя тогда задушу собственноручно. Прокусывать горло я тебе не стану, а прямо задушу. О том, что я тебя люблю и уже успела к тебе за два года сильно привязаться, ты знаешь. Вспомни альфу — постановку «Одиноких» и омегу — нашу послед. поездку из Севастополя до Москвы, и тебе станет ясно, как я к тебе относилась.

В Ялте переполох по поводу женитьбы Антона, сегодня уже напечатано в газетах об этом. Прилагаю вырезки. Больше всего болтают m-m Бонье¹ и Синани². Первая даже плачет. Плачет и наша бабушка Марья. Телефон трещит непрерывно, не оставляют нас в покое... Я смеюсь, острю, говорю глупости и принимаю поздравления. Вчера была начальница³, и даже пили за ваше здоровье! Мать тоже чокалась.

Работаю я много, вожусь с Машей и Арсением в саду, много шью и стараюсь как-нибудь скоротать эти два месяца, пока вы будете на кумысе. Я так надеюсь, что вы приедете в Ялту. И вдруг ты не захочешь! У меня только одно теперь желание — поскорее увидеть вас. Третьего дня Средины получили телеграмму от Антоши (это я узнала от начальницы), а мы все еще ничего не знаем про вас, хотя бы в три слова телеграммку!

Пиши же, милая, как вы поживаете? Счастливы ли? Как здоровье Антоши? Начал ли он пить кумыс? Если ты очень счастлива, то все-таки не забывай меня страждущую, совсем одинокую... Пиши обо всем, о своих будущих предположениях и т.д. Буду ждать с огромным нетерпением твоих писем. Как странно, что ты Чехова, нужно сейчас на конверте так писать.

Третьего дня приходила Надежда Ивановна, плакала у меня, она недовольна своей новой невесткой⁴, Л. В. тоже недоволен, они не могут простить ей ее еврейства. Я еще у них не была.

Вот как получу от тебя письмо после венчания, успокоюсь и буду ходить в гости. На днях с Елпат[ьевским] и Купр[иным]⁵ собираюсь пешедралом в горы, думаю также проехать к Дроздовой в Бахчисарай, пописать там. Ну, будь здорова, моя новая сестрица, целую тебя очень крепко и надеюсь, что ты будешь для

меня тем же, чем была. Твоя Маша

Год по содержанию.

1 Софья Павловна Бонье (ум. в 1921 г.), ялтинская знакомая Чеховых, член Попечительства о нуждающихся приезжих больных в Ялте.

2 Речь, видимо, о жене И. А. Синани.

3 Начальницей, «гимназией», с легкой руки А. П., в чеховской семье называли Варвару Константиновну Харкеевич (урожд. Сытенко; 1850—1930), основательницу и начальницу ялтинской женской гимназии.

4 Видимо, речь о жене Ал. В. Средина Марии Григорьевне.

5 Александр Иванович Куприн (1870—1938), писатель.

Ссылки по теме:

Письмовник. А. П. Чехов — О. Л. Книппер-Чеховой, 06.12.2016

Неизвестная роль Ольги Чеховой, 16.06.2016

Письмовник. Антон Чехов — Лике Мизиновой, 25.07.2016

Викторина. Чехов или не Чехов?, 14.07.2016

Письмовник. Чехов — Наталии Линтваревой, 25.06.2016