Интервью и фото: Михаил Визель
Развороты из книги представлены издательством «Самокат»
Одной из самых ярких новинок, представленных на ярмарке Нон/Фикшн», стала книга-альбом «Старая квартира», в которой через перипетии одной московской семьи рассказываются и, что очень важно, показываются перипетии XX века. «Год Литературы» встретился с одним из авторов, Александрой Литвиной.
«Старая квартира» произвела много шума на только что закончившейся ярмарке «Нон/Фикшн». А до этого, насколько я знаю, - большое впечатление на Франкфуртской книжной ярмарке, еще даже не будучи напечатанной, а просто в виде верстки и рекламных щитов. Расскажите же, как такая удивительная книжка получилась?
Александра Литвина: Это не первая книга, которую мы делаем вместе с художником Аней Десницкой. Обычно имеется в виду, что художник-иллюстратор как-то вторичен, а есть автор, который говорит - здесь нарисуйте мне вот это, а тут, пожалуйста, вот то, а здесь давайте сделаем большой разворот на иллюстрацию. В нашем случае это совершенно не так. Вот, например, в предыдущей книге «Метро» идея была моя и заказ был издательский, но мы все равно работали вместе.
Потому что в познавательной детской книге и текст, и макет, и подрисуночные подписи, и подписи в «баблах» (пузырях), и многое другое — это часть единого замысла,
который, как это бы сказать… Как барочный собор: все, включая и лепнину, и музыку, и само богослужение, должно производить общее единое впечатление. Поэтому так, как с иллюстрациями в художественной литературе, здесь совсем не работает. Аня делала предложения, и мы вместе принимали решения. Единственное, что я не делала, - не рисовала, потому что этого я не умею.
Так вот, после определенного успеха книжки про метро Ане сделали предложение, от которого невозможно отказаться. Издательство «Самокат» ей сказало: «Аня, какую вы хотите книгу сделать? Сделайте нам ее, пожалуйста. Любую! Мы готовы ко всему. Ко многому, скажем так». Аня ответила: «Вот я давно хотела сделать какую-то книжку по семейной истории, давайте подумаем, как это может быть». Тогда еще было не очень понятно, как это можно отразить иллюстративным рядом, собрать в единое пространство. «Да, да, конечно, - ответил
«Самокат», - все, что вы хотите. А автор у вас есть какой-нибудь на примете?» Аня сказала: «Да вообще не вопрос, мы только что работали с автором, и все у нас получается хорошо».
Так что Аня была инициатором, но дальше мы все делали вместе. Выбирали формат, принцип: один разворот - это художественная история и большая иллюстрация, а второй разворот - со всякой мелкой мелочью и даже то, что здесь будет один голос повествователя (причем везде - разного), а здесь будет другой рассказчик какой-то отстраненный, может быть, из сегодняшнего дня. И то, что у нас будут коллажные элементы, - все это мы решали вместе, мы обсуждали историю, мы рассказывали друг другу какие-то свои семейные истории, мы делились информантами, материалами, хотя, конечно, большая часть по добыче и исследованию была моя, но Аня не такой художник, который говорит: «Ой, я ничего не знаю, вы мне, пожалуйста, дайте 20 образцов, а потом еще расскажите, как это устроено». Она во все очень глубоко входит, и иногда бывало по-другому. Вы говорите: «Примус не надо объяснять», а Аня рисует его так, что нужно объяснить, как он работает. То есть она его рисует, уже пытаясь понять для себя, - а значит, мы и читателю теперь про него можем рассказать побольше.
Или буржуйка.
Александра Литвина: Да, или печь-буржуйка. Аня, конечно, вдохновлялась какими-то визуальными вещами, и фильмами, и всякими иллюстрациями, фотографиями, которые она находила. Ну и текстами. Например, здесь есть 19-й год. Было сложно понять, как выглядит жизнь в 19-м году, потому что, конечно, быт времени разрухи никто не фотографировал. Хотя он описывается во многих воспоминаниях, но не всегда это описание именно того, как они живут, а того, как они стоят в «хвостах» (очередях. - ГЛ), что они получают в «выдаче». А у Марины Цветаевой как раз очень подробно описана их жизнь, и Аня меня спросила - давайте это используем? Вот тут у нас на картинке топор и утюг, с помощью которого колют дрова, это как раз описано у Цветаевой. А самовар стоит в тазике, потому что из него выливается вода, и в самоваре они варят картошку, которую они здесь чистят. Это тоже описано у Цветаевой.
А ваши личные архивы были задействованы?
Александра Литвина: У Ани были самые разные источники вдохновения. Вот эти фотографии на форзацах - это все из наших семейных архивов, про этих людей, про эти документы мы можем рассказать. То есть это не как у Алексиевич - услышала, записала, оформила. У нас все перепуталось, перемешалось, персонажи стали составные. Где-то мы что-то придумали, потому что истории конкретных людей конкретного периода совершенно не подходили, не встраивались. Мы бы и рады все написать «как было», но сама логика повествования ведет в другую сторону, персонажи хотят другого. Когда этот маховик запускается, не всегда знаешь, куда он дальше выведет.
Это не как дом строят, а, скорее, как дерево растет. Вот наша книжка была таким деревом.
А мы - двумя его корнями.
Вы уже ответили на мои вопросы о том, какова роль главного редактора «Самоката» Ирины Балахоновой и почему вообще книга вышла в «Самокате», а не в «Пешком в историю», где вы, на минуточку, тоже главный редактор.
Александра Литвина: Необходимо подчеркнуть: во время работы над книгой я не работала в «Пешком в историю». Я просто уходила на какое-то время, чтобы немножко отдохнуть. Я была свободным человеком, занималась какими-то другими совершенно делами. Есть определенная цеховая этика, так вообще не делается. На детском рынке нас не очень много, и тут, поскольку поле непаханое, мы - независимые детские издательства - не соперники друг другу, хотя, конечно, с кем-то профиль больше совпадает, с кем-то меньше. Нас так мало, а вокруг такое количество «розовых стразов»… О какой конкуренции может идти речь? Мы друг другу только помогать должны.
Вы сказали, что книга, как дерево, растет на двух корнях. А почему вы свое дерево обрубили 2002 годом? Сейчас-то 2016-й. Уже 2017-й почти.
Александра Литвина: Во-первых, нам хотелось пройти какую-то историческую дистанцию. Для нас по внутреннему ощущению такой рубеж - начало 2000-х.
Начало 2000-х ощущается как история, особенно более молодым членом нашей команды.
А то, что ближе, от этого гораздо сложнее отстраниться. Это для взрослых радость узнавания - вот у меня была такая лошадка, у меня была такая неваляшка, вот моя мама надевала примерно такое платье, так причесывалась, у нас тоже была похожая свадьба, когда женился мой старший брат. А для ребенка это все уже довольно экзотично, уже история.
Я понял.
2002 год - это последний год до года рождения ваших предполагаемых читателей.
Александра Литвина: Да! Просто супер! Можно, я тоже это буду использовать как готовый ответ?
Да пожалуйста! А начальная точка?
Александра Литвина: Что касается года старта… было понятно, что это где-то в начале века. Мы не хотели брать совсем очевидную дату (1900-й), с одной стороны, с другой стороны, в 1902-м много было построено доходных домов в Москве, это был какой-то бум строительства. И мы сначала хотели привязаться к конкретному дому и уже прямо от него идти, потом эта идея от нас ушла, и мы примерно предполагаем, что этот дом где-то в районе Чистых прудов, тем более что выяснилось, что мы в некотором роде соседи с Аней по улице Макаренко. У них там была примерно такая же квартира, только уже после революции; у меня тоже семья мужа живет в доме кооператива «Основа», он, правда, построен уже в НЭП, но все равно. Ну и, конечно, мы используем квартиру Пети Пастернака в Столешниковом, она немножко с другой планировкой, но, в принципе, есть стандартные планы этих квартир в архитектурных журналах. В них мы тоже обращались и специально консультировались с архитекторами.
Потому что сложно, на самом деле, понять, как у них тут все устроено. У нас теперь, например, печного отопления практически нет в Москве, и понять, как куда это все должно быть приткнуто, Ане помогал специальный человек. Мы очень много пользовались помощью разных людей. Нельзя сказать - вот есть автор художественной книги, вот есть иллюстратор. Это продукт такого количества людей и вообще такой огромной команды, не всех из которой ты даже знаешь в лицо. У Ани это подписчики на фейсбуке, которые каждый раз, когда мы заходили в какой-то тупик или какую-то картинку для коллажа не могли найти или получить в хорошем качестве, тут же присылали. Говорили: «у нас есть тетрадки, у нас есть талоны, у нас есть это и то». Не требуя при этом совершенно никакого вознаграждения.
Мне ваша книга напомнила многотомное парфеновское «Намедни». Где тоже присутствует, я бы сказал, маниакальное стремление все упомянутые артефакты представить в виде качественных фотографий, будь то телевизор 50-х или билет на «Доброго человека из Сезуана» с Высоцким 70-х.
Александра Литвина: Здесь несколько разных аспектов. Первый - то, что с ребенком об истории очень хорошо говорить через предметы. Мы думаем, что это будет такой семейный разговор и сначала, может быть, о каких-то вещах, которые уже есть у тебя, которые памятны. У каждой вещи есть своя история.
У твоего дома есть история, у улицы, у города - это не что-то отдельное от тебя, это то, с чем ты каждый день сталкиваешься, но не все об этом разговаривают.
Можно говорить о семейной истории, можно вообще об истории России. Это с одной стороны. А с другой стороны, есть несколько разных видов повествования, что мне очень нравится в книжке-картинке. Эти картинки складываются, из них можно совершенно по-разному рассказ сформировать. Кому-то из детей интересно посмотреть только на всякую технику и штучки, их вообще все остальное не занимает. Или на игрушки, например. Кому-то интересен, наоборот, этот большой визуальный нарратив, потому что он самодостаточен. Где-то он с текстом сливается, где-то рассказывает свою историю. Так, получилась целая серия из разговоров на диване. Они на «Нон/Фикшн» были представлены даже отдельной выноской.
Да-да. Сначала няня с Еленой Муромцевой сидят, обсуждают селедку, потом выросшие дети обсуждают, кого забрали, потом правнуки обсуждают отъезд.
Александра Литвина: Потом еще есть какие-то свои разговоры в баблах, можно в общем-то только ими и ограничиться, если это интересно. Тут нет концепции линейного чтения. Мне кажется, читатель все-таки изменился, и наша манера с ним говорить тоже изменилась. То есть мы это не потому так делаем, что читатель по-другому читать не будет. Читатель будет читать по-разному. Но тут есть место для маневра.
А у вас не было соблазна, скажем, вставить QR-коды для продолжения чтения в интернете?
Александра Литвина: Пока нет такого проекта. Вот, например, по книжке Ани «Два трамвая», иллюстрации к Мандельштаму, сейчас снимается анимационный фильм «Союзмультфильмом». Здесь тоже, в принципе, можно было бы сделать какую-нибудь анимацию и тогда поставить отсылку к ней. Ну, может быть, во втором издании. Я надеюсь, что вообще мультипликаторов вся эта история как-то вдохновит, потому что меня несколько раз об этом спрашивали.
Наверное, дети спрашивают?
Александра Литвина: Да. И родители тоже спрашивают. Потому что тут столько всего! И можно такое безумие устроить.
Вы обоснованно претендуете на то, чтобы рассказать историю страны. При этом в качестве площадки для рассказа об истории страны вы выбираете московскую барскую квартиру — ну, пускай не барскую, но все равно зажиточную пятикомнатную квартиру с прислугой. Это обусловлено вашими личными обстоятельствами, потому что вам просто больше известно о такой квартире, или вам это кажется более характерным и типическим?
Александра Литвина: Мы не стремились к тому, чтобы у нас все было характерным и типическим, хотя, конечно, то, что происходит, оно со всеми происходит — Первая мировая война, Вторая мировая война, полет Гагарина. Все, кто жил в это время, как-то это на их жизни отразилось, никто мимо этого не прошел. Но нам хотелось внутренней достоверности, без ощущения фальши, мы не стремились написать учебник истории. Мы стремились написать про людей и семью. Да, конечно, в этой микроистории отражается история, как в капле воды можно проследить очертания океана. Но планов делать учебник истории у нас точно не было, тогда нужно было вообще все по-другому делать.
Что дальше? История старой избы? История старого провинциального дома?
Александра Литвина: Нет, мы пока не готовы отвечать на такой вопрос, потому что полтора года мы жили в этом. Надо взять паузу и подумать. Даже Аня, хотя она, в отличие от меня, железная женщина, под конец стала говорить, что надо уже закончить. Потому что книга - ты с ней живешь, живешь, потом ты ее выпускаешь, и надо как-то отойти, прежде чем продолжить. Хотя я даже не знаю, чем эту историю можно продолжить. Ну, наверно, действительно возможны какие-то ответвления про деревенскую жизнь. Может быть, это хорошая идея, но это не совсем для нас.
Не для вас лично. Для издательства.
Александра Литвина: Для издательства это, безусловно, очень хорошая идея, я им скажу. Пусть думают. Россия - аграрная страна. Сейчас уже нет, а раньше-то да. И совсем не все жили так, как Муромцевы. Вообще городская жизнь - это одна только часть. Тем более это жизнь в большом городе. Мы не пишем, что квартира в Москве. Это подразумевается, но слово «Москва» на обложке не стоит.
Но в тексте стоит слово «Самотёка».
Александра Литвина: Самотёка, и Ленинский проспект, и много других топонимов. Например, на Театральную площадь они идут за елкой. То есть мы для себя историю локализовали. Потому что питерцы говорят: «А давайте вы напишете историю старой питерской квартиры».
А вы им не отвечаете: «Ну вот и пишите»?
Александра Литвина: Нет, мы так не отвечаем. Хотя - а почему бы нет? Там много и краеведов, и своих историй. Мне кажется, про каждый город можно было бы сделать такую книжку. Потому что
каждый человек - в Питере, в каком-то другом городе, неважно - хочет заглянуть в прошлое, показать детям, что было раньше, что было, когда он был маленьким, когда дедушка и бабушка были маленькими.
У него сейчас есть только эта книжка, значит, он покажет ее. Если будет какая-то другая, которая сможет отразить более точно и достоверно важное для него, - он покажет эту другую.
Ссылка по теме:
