Текст: Игорь Левин, специально для портала ГодЛитературы.РФ
На фото: обложки итальянского и русского изданий (предоставлено И. Левиным и издательством Corpus)
Новый роман Умберто Эко «Нулевой номер» добрался до русского читателя, как обычно, усилиями постоянной переводчицы итальянского классика Елены Костюкович, но с необычной быстротой: в январе 2015 года он поступил в продаже на языке оригинала, а уже в августе этого же года издательство Corpus обещает опубликовать русскую версию. Но переводчик и исследователь итальянской интеллектуальной культуры конца ХХ - начала XXI вв. Игорь Левин прочитал роман еще по-итальянски. И делится своими наблюдениями.
Семиолог, медиевист, философ, эссеист и признанный «публичный интеллектуал», собственно в литературу Умберто Эко пришел довольно поздно, в 1980 году, на 49-м году жизни. И с тех пор, не без кокетства называя себя «всё еще молодым романистом», отметился за тридцать лет шестью романами, начиная с «Имени розы» и заканчивая «Пражским кладбищем» 2010 года — то есть в среднем по одному роману в пять лет. При этом он неоднократно и публично давал себе зарок «завязать с художественным творчеством». Но всякий раз, к удовольствию читателей и издателей, нарушал его, возвращаясь к сквозным для себя темам и сюжетам или же разрабатывая новые, но в полюбившейся (и узнаваемой, фирменной) манере.
Но осенью 2014 года, когда было объявлено о скором выходе в свет очередного, седьмого по счету эковского романа «Numero zero» (русская версия названия - «Нулевой номер», выход романа ожидается в августе в издательстве Corpus), сложившиеся правила игры оказались нарушены. Необычным было как то, что автор решил вернуться и завершить роман, над которым трудился еще двадцать лет назад, в середине 90-х годов (по признанию самого Эко, он занимался этим текстом уже после публикации «Острова накануне» 1994 года, однако отложил его в сторону и сосредоточился в итоге на «Баудолино», вышедшем в 2000 году), так и активная реклама и продвижение: многочисленные анонсы и интервью издателя Элизабетты Згарби из «Бомпьяни», массированная предварительная рассылка пилотных экземпляров критикам и литературоведам, объявление о старте продаж в конце первой декады января 2015 года, сразу после чего сам восьмидесятитрехлетний Эко за неполные три недели появился в популярнейших итальянских телевизионных шоу Che tempo che fa у Фабио Фацио и Ballarò у Массимо Джаннини, поучаствовал в тематических диалогах в редакциях двух крупнейших итальянских ежедневных газет - Corriere della sera и La Repubblica, наконец дал совместное с писателем Роберто Савиано интервью еженедельнику L’Espresso. Совместное с автором «Гоморры» интервью объясняется тем, что на сей раз — и это третья неожиданность - выбранная тема болезненно близка к современности: это масштабные коррупционные скандалы в Италии начала девяностых, приведшие к беспрецедентной операции «Чистые руки» и глубокой реформе всей итальянской политической системы.
Усилия не пропали даром: роман мгновенно занял первые строки в рейтинге продаж и, что гораздо важнее, породил самый настоящий шквал обсуждений, споров, полярных отзывов и заметок в прессе и социальных сетях. Иными словами, максимально быстро добрался до читателей, из факта литературной хроники став социокультурным феноменом, провоцирующим интенсивную общественную дискуссию. Именно такого эффекта Умберто Эко и хотел добиться, скромно обозначив свою позицию следующим образом: «Каждый из нас пытается хорошо делать своё дело. В том, что касается меня, я дал свидетельские показания, оставил послание в бутылке, написав этот роман и рассказав вам, как обстоят дела. Ничего иного мне не оставалось...». Разумеется, не только русскоязычные читатели, только ждущие русского издания, но и сами итальянцы только-только приступили к осмыслению и анализу всех уровней предложенного Эко текста. Поэтому ограничимся краткими заметками на полях - констатацией некоторых идей и мнений, которые возникли по ходу чтения этой, вне всякого сомнения, знаковой книги.
Прежде всего, формальный аспект: визуальное восприятие произведения. В противоположность обычному и ожидаемому от Эко формату, роман принципиально более краток, 218 страниц итальянского оригинала (240 «воздушных» русских страниц), то есть менее половины «стандартного» объема. И это тоже не случайно: во время интервью у Фабио Фацио Эко пошутил, что в прошлом ему постоянно приходилось ждать месяцами, дабы хоть кто-то осилил фолиант на 500-600 страниц и соизволил оставить рецензию. В этот раз, отметил Эко, я был лаконичен, зато вал комментариев последовал уже через пару-тройку дней. В будущем, продолжил писатель, я ограничусь тридцатью страницами плотного повествования - и будет вам. Если говорить серьезно, то, по мнению Эко, ему показалось полезным осуществить эксперимент, выкроив повествование в соответствии с духом и темпом эпохи: цивилизация "твиттера" и "фейсбука" требует иных решений. То есть краткости, легкости, подвижности, скрытых объемов, припрятанных разветвлений, подчинения содержательной глубины требованиям внешнего минимализма. К тому же, считает Эко, почти за тридцать пять лет его читатели научились с большой проницательностью пробираться сквозь бессчетные оболочки написанного и подразумеваемого, улавливать тонкие регистры текста, дешифруя аллюзии и достаточно эффективно выстраивая собственную, уже надроманную, цепочку рассуждений.
«Новая краткость» нашла свое выражение и на уровне стиля - суховатого, прозрачного, четкого, сочетающего предельную сгущенность топосов журнально-газетного и новостного телевизионного мира с откровенной расслабленностью разговорной речи, шутливой, пародийной и даже стёбной, в которой, тем не менее, там и сям расставлены фразы-флажки, поддерживающие генеральную конструкцию. Можно сказать, что в «Нулевом номере» в какой-то мере произошел стилистический и интонационный возврат в 60–70-е годы - в период активных семиотических исследований, неоавангардистских экспериментов «Группы 63», проблематики «открытого произведения», множественности значений и бесконечности интерпретативных кодов, а равно и небольших литературных жемчужин - эссе, рассказов и заметок, собранных в «Малом дневнике» (Diario minimo). То есть для лучшей характеристики 90-х годов, опирающихся в точечных отсылках на всю итальянскую послевоенную эпоху (1945–1992 гг.), сделан откат к методикам до «Имени розы». И это, похоже, оказалось верным выбором. Важным маркером служит и выбранный Эко эпиграф - строчка-призыв «Only connect!» англичанина Эдварда Форстера: «только соединяй» фрагменты, хвосты и кусочки мозаики - лишь так ты сможешь понять и продвинуться дальше очевидного. Как видим, на первой же странице поставлена задача и дан ключ - от сотен дверей: ведь для вдумчивого читателя (а читатель Эко — как раз из таких) процесс познания не менее важен, чем его результат.
Что же до сюжета — он разворачивается динамично и не особенно сложен. События «настоящего» романного времени разворачиваются в период с апреля по июнь 1992 года: Советский Союз распался, холодная война окончена, но антикоррупционные процессы в рамках операции «Чистые руки» сотрясают весь партийно-политический ландшафт и вытаскивают на свет многие тайны недавней итальянской истории, сенсации и громкие заголовки мелькают повсюду. И на этом фоне некий крупный делец по фамилии Вимеркате - остающийся в тени владелец гостиниц, домов отдыха, фабрик, пароходов, а равно и нескольких кабельных каналов и «магазинов на диване», затевает хитроумную интригу. Несомненный парвеню, он ищет способ попасть и утвердиться в высших кругах элиты - финансовой и политической, быть принятым, как сказали бы в XIX веке, в «избранных гостиных», да не через силу, по необходимости, а в качестве почетного гостя.
Для этого Вимеркате решает действовать нетривиально: он приглашает профессора Симеи, человека «без лица», руководить редакцией новой газеты «Завтра» (Domani). И ставит перед ним задачу подготовить несколько пробных выпусков, «нулевых номеров», которые бы содержали не новости и актуальную аналитику, а одни лишь правдоподобные инсинуации, домыслы, сплетни, превратно поданные факты и двусмысленные комментарии, - всю кухню «черного пиара», который позволит Вимеркате пугать, шантажировать и выкручивать руки как своим врагам, так и тем, кто просто не торопится стать его другом и партнером. Само собой, суть всего проекта в том, что печатная газета так никогда и не появится на самом деле: но самой угрозы обнародования информации уже достаточно.
И вот Симеи собирает разношерстную редакцию оригинальных личностей с темным прошлым. Он привлекает в помощники своего бывшего университетского ученика - Колонну, являющегося основным рассказчиком, - мы наблюдаем всё происходящее его глазами и слышим его голос. Колонна, пятидесятилетний интеллектуал-неудачник, зарабатывает на жизнь поденщиной: переводами всякой чепухи, написанием и редактурой статеек для третьеразрядных провинциальных газетенок, ролью «литературного негра» при высокостатусном писателе-детективщике и т.п. Симеи намеревается использовать Колонну для написания бестселлера по мотивам уже завершившегося проекта: скандал - лучшее средство для обретения, пусть и специфической, но славы и круглой суммы на банковском счете, особенно если суметь вдобавок отыграть роль борца за свободу слова.
Майя Фрезия, милая и хрупкая специалистка по светской хронике, составлению гороскопов, литературе и Седьмой симфонии Бетховена. Она - само обаяние вкупе с легким аутизмом, и не только привносит некоторую долю здравого смысла в деятельность редакции, но и превращается в подругу и возлюбленную Колонны, помогая тому сохранять равновесие — работа в редакции «инсценированная», а вот интриги вполне настоящие.
Мрачный параноик Браггадоччо обожает блуждать по темным закоулкам Милана (почти исчезнувшего, Милана довоенного, со старинными особняками, каналами и преданиями о преступлениях былых эпох, Милана снов и галлюцинаций), по склепам, казематам, моргам и оссуариям, пытаясь найти доказательства своей безумной конспирологической теории, согласно которой Муссолини в апреле 1945 года удалось избежать казни и подвешивания вниз головой на пьяццале Лорето, обзавестись дипломатическим паспортом и, при посредничестве Ватикана, оказаться в Аргентине. Да не просто отсиживаться под чужим именем, а в последующие годы из-за кулис дергать за ниточки и/или стоять у истоков различных будущих итальянских событий: профашистского мятежа князя Валерио Боргезе, натовской операции «Гладио», терроризма красных бригад, взрыва экспресса «Италикус», «свинцовых лет», похищения Альдо Моро, возможного убийства Папы Альбино Лучани - Иоанна-Павла I, покушения турецких «серых волков» на Папу Иоанна-Павла II, масонской ложи P-2 Личио Джелли, операций ЦРУ, преступных делишек мафии, правящего политического класса (в лице архетипического Андреотти), ватиканских иерархов и т.д. и т.п.
Довершают гротескную картину еще несколько пестрых персонажей (Лючиди, Костанца), один из которых тесно связан со спецслужбами и выступает в роли шпиона и платного осведомителя, а другой днем и ночью собирает информацию в полицейских участках, тюрьмах и приемных покоях больниц. Замечательная компания, обрисованная быстрыми мазками - не столько через действия, сколько посредством высказываний, речевых фигур… и фигур умолчания.
Не вдаваясь в подробности (а они, при учете объема романа, неизбежно приобретают характер спойлеров), отметим, что повествование имеет трехслойную структуру. Во-первых, это внутренние монологи Колонны, а также перипетии его любовной истории, разговоры (в том числе альковные) с Майей; во-вторых, рискованное во всех смыслах расследование Браггадоччо, с привходящими по мере его развития микросюжетами; и в-третьих, и это здесь главное, - еженедельные летучки редакции, полные насыщенными диалогами, аргументами и контраргументами, разбором «домашних заданий», играми, анекдотами. В ходе этих пародийных (ведь, напомним, речь идет о ненастоящей газете!) летучек Эко и вытаскивает наружу скрытые механизмы «скверной журналистики» - машины по производству лжи, клеветы и подрыва репутаций.
«Нулевой номер» можно рекомендовать в качестве учебника на факультетах журналистики, настолько плотно сконцентрирован здесь опыт, позволяющий - с должной долей цинизма - обойти (или подчинить себе) коварные ловушки медиасреды и её нравов, быть профессионалом, знающим не только как «вляпаться» в неприятности, но и как из них выпутаться. Конечно, уточняет Эко, речь не идет о настоящей журналистике, а скорее о том ее нынешнем суррогате, для которого хороши все средства во имя достижения главной цели: не рассказывать о событиях, а скрывать их любой ценой. Искажать восприятие до неузнаваемости и продуцировать новостной «белый шум» - тебе вроде бы сообщают всё и обо всём, но одновременно, не дифференцируя и не снижая интенсивности информационной бомбардировки, не только блокирующей способности к критическому анализу написанного, но и - в лучших тоталитарных традициях, «под знаменем Свободы» - подавляющей волю к сопротивлению.
Умберто Эко написал «Нулевой номер» как роман-памфлет на тему обмана и в обрамлении обмана: ведь, говорит один из героев, всегда есть некто, кто «обманывает нас за нашей же спиной», даже если вроде бы говорит правду, то бишь в любом обмане есть еще один обман, в нем следующий, и так до бесконечности - виртуальная матрешка. «Газеты лгут, историки лгут, телевидение сегодня тоже лжет»: можно ли вообще хоть чему-то или кому-то довериться? Ибо даже самая смелая и разоблачительная статья издания служит сугубо частным интересам акционера: кто платит, тот и заказывает музыку. И как тут избежать соблазна и не стать безумным социопатом и мифоманом, одержимым идеей глобального заговора? Эко вновь настойчиво фокусирует наше внимание на мотивах, уже затронутых и в «Маятнике Фуко», и в «Пражском кладбище». Браггадоччо - фантазер и сумасшедший, вероятно, но свою версию спасения Муссолини он основывает на известных и преданных огласке фактах (более того, на простой детали: перед бегством к границе в составе колонны немцев, дуче отказывается принять приехавших к нему членов семьи. Почему? Потому что происходит замена на двойника, который и будет схвачен и расстрелян...и т.д., маховик сцепки одного с другим, посредством натяжек, кажущихся вполне естественными, в больном сознании начинает раскручиваться сам), никаких особых секретов нет там, где давно существуют лишь тенденциозная подача сведений и сознательно фальшивые интерпретации.
Роман Умберто Эко об Италии 1992 года, с прыжками в знаковые для Италии 45, 68, 70, 78, 81-й годы, не мог не трансформироваться в своеобразный giallo - специфически итальянский интеллектуальный детектив, где нет и не может быть одного виновного: виновны все, все в деле и в доле, а значит - по логике нашей жизни - ответственности в конечном счете не понесет никто. И для подтверждения этого печального тезиса Эко прибег к одному из своих самых любимых средств - разнузданной сатире, гротеску, находкам многовековой итальянской смеховой культуры, сдобренной доброй порцией чисто пьемонтской иронии.
Немало забавных ходов было взято как раз из 60-х, когда Эко их последовательно практиковал в малых жанрах: абстрактный господин Опровергатель (в переводе Е. Костюкович - Наоборотти) в воображаемом письме шеф-редактору гневно опровергает информацию о том, что он якобы лично присутствовал при убийстве Гая Юлия Цезаря, размещенную в газете только на основании его привычки ежегодно отмечать с друзьями годовщину 15 марта 44 года - он просто родился 15 марта 1944 года; ядовитые стрелы выпускаются в сторону академического сообщества («где отцы ненавидят детей», занимающих в свой черед их место на кафедрах), журналистской братии (приводится ошеломительный список «общих мест» и «готовых выражений», характеризующих статьи почти любой газеты), а также рецензентов, вовсе не читающих рецензируемые книги («еще сильно повезет, - добавляет Эко, - если сам автор прочел написанное, в чем зачастую возникают обоснованные сомнения»); восхитительные образцы объявлений о знакомствах, подразумевающих ровно противоположное тому, что пытается донести через пристойные формулы их податель и т.п.
Эко с наслаждением и неподражаемым сарказмом разбирает структуру информационного общества, находящегося в стадии распада. Он добирается до всех, даже самых невинных и очевидных механизмов информации (или псевдоинформации, как посмотреть), вроде гороскопов, некрологов и прогнозов погоды. Ну и постоянно подмигивает читателю, как бы из 92 года, давая жизни право верифицировать постулаты о ней: к примеру, Симеи категорично заявляет о том, что «история с мобильными телефонами завершится через год-два и не оставит следов». И дает полезные всякому журналисту «рекомендации», вызывающие гомерический хохот - как, например, избежать вульгарности, когда необходимо написать в колонке слово «член» («Какой-то внешний орган мужского генитально-уринального аппарата в форме цилиндроподобного отростка-аппендикса, располагающегося в передней части промежности, спер мой бумажник!»).
Однако роман Эко, как это нередко у него случается, повествуя об одном, оказывается совсем о другом. За гротескной сатирической оболочкой, за интригами и махинациями, за лапидарной, но вполне самодостаточной историей любви, за большими и малыми отступлениями (в том числе поэтическими зарисовками былого Милана), за длиннотами (такими, как отрывки из отчета о вскрытии трупа Муссолини) и внезапными ускорениями действия, за шутками на грани фола, возникающими невпопад, - за всем этим проглядывает иное. И это «иное» концентрируется в десятке итоговых страниц. Усталый, мрачный и обеспокоенный взгляд писателя, встревоженного деградацией его прекрасной Италии, общей апатией, нигилизмом и непоколебимым равнодушием («ничто уже не в силах взволновать нас, в этой стране») людей, комфортно себя чувствующих в гнезде успокоительного самообмана и трезвых иллюзий (бывают и такие, оказывается). А пресса, ловко направляемая фокусниками от политики и бизнеса, ежедневно прикладывает титанические усилия прессы, чтобы разбудить нас… лишь для того, чтобы усыпить еще сильнее.
Дискредитация и диффамация, напоминает Эко, уже не столько романист, сколько семиотик и публичный интеллектуал, - метод старый и проверенный, но еще никогда он не достигал такой степени совершенства, как сегодня, когда он, по сути, въелся в ДНК средств массовой (дез)информации.
И, чтобы дать возможность отдельному человеку и гражданскому обществу противостоять тьме разума, порождающей чудовищ, и морю лжи, затопившему всё вокруг, Умберто Эко снова ударяет в колокол и расширяет пространство борьбы. Заранее зная, что «текучая современность» (согласно меткой метафоре социолога Зигмунта Баумана), ничуть не гарантирует победы даже в случае обладания самым совершенным оружием - критическим мышлением.
Но пробовать-то всё равно нужно.
