06.03.2021
Рецензии на книги

По итогам XI «Биеннале поэтов»

О сборнике поэзии латиноамериканских и русских авторов, снабженном параллельным переводом и несколькими обзорными статьями

Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка взята с сайта издательства
Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка взята с сайта издательства

Текст: Михаил Липкин (переводчик-полиглот, постоянный сотрудник "Антологии народов России")

"Поэты Латинской Америки и России на XI международном фестивале "Биеннале поэтов в Москве". М.: Культурная инициатива и издательство "Литературный музей", 2019

Параллельные тексты – это приятно. Читаешь перевод, поглядываешь на оригинал (а тут можно и наоборот) – и вроде понятно, что к чему. И к культуре приобщился, и в языке иностранном попрактиковался – не хуже учебников Assimil. Так что утилитарная ценность несомненна. А ещё и духовная! И просветительская – ведь кроме стихов здесь ещё много всего.

Бывают книги, которые за их солидный научный аппарат сравнивают с кушаньями, в которых приправа вкуснее основного блюда. "Основное блюдо" нашей духовной пищи в данном издании – все-таки полсотни страниц латиноамериканских стихов (17 авторов) да раза в полтора больше русских (42 автора); обе подборки, как и вообще все материалы сборника, с параллельными переводами. Но и без "приправы" мы не остались – стихи сопровождаются следующими материалами:

– Информационное предуведомление и вступительное слово "Приглашение на фестиваль" автора идеи и президента Биеннале Евгения Бунимовича;

– Статья Юрия Цветкова "Сближение поэтических континентов" с краткой, но содержательной информацией о биеннале и его участниках.

– Исследование Н. Азаровой, С. Бочавер и К. Корчагина: "Поезда в тумане: новейшая латиноамериканская поэзия на Биеннале поэтов в Москве", где выявляются основные тенденции, полюса притяжения этой поэзии. Авторы помещают эти тенденции в широкий языковой и культурный контекст, возводя их генеалогию к Уитмену через посредство Борхеса, Неруды, Лорки и Октавио Паса, к Пессоа в ипостаси его гетеронима Алвару де Кампуша и, разумеется, к столь влиятельному в XX веке в романских странах сюрреализму. Некоторые наблюдения весьма оригинальны: "…если к изощрённому поэтическому языку Мандельштама прибавить политическое чувство Маяковского, то получатся стихи Вальехо". Читатель, таким образом, получит опорные точки для понимания современных латиноамериканских поэтов.

– Зеркальное отражение предыдущего материала: эссе мексиканского поэта, критика и издателя Али Кальдерона "Кровь, любовь, стихи, стихи, стихи. Русская поэзия сегодня". Кальдерон в своём восприятии современной русской поэзии, похоже, испытывает некоторое замешательство: он начинает издалека, с отсылок к поэтам Эзре Паунду и Жану-Мишелю Мольпуа, упоминает о шахматной партии между Тристаном Тцара и Владимиром Ульяновым, о судебном, по сути сюрреалистическом, действе, инспирированном в 1918 г. Луначарским – процессе против Бога, завершившемся обвинительным приговором и "расстрелом". Кальдерон спрашивает: "Что связывает нас? <…> Как мы узнаём русского поэта в латиноамериканском, а латиноамериканского – в русском?"

Вопрос интересный – но ответа Кальдерон не знает. Он вполне искренне удивляется разочарованию русских поэтов в политике и их иронии по отношению ко всем пережитым (и непережитым) политическим режимам, а также ищет в русской поэзии знакомые ориентиры – в первую очередь сюрреализм – и определяет как гонгоризм мрачную и отчасти герметичную поэтику Дениса Безносова.

Говорит он и о форме русского стиха, но увы – в духе модных переводческих тенденций даже ритмизованные и зарифмованные оригиналы латиноамериканские переводчики передают верлибром. Так что синтаксические повторы у Татьяны Щербины или, скажем, апострофу у Анны Русс Кальдерон видит, но не более того, не говоря уже об интертекстуальных играх, понятных только в контексте русской культуры.

– Ну и то, ради чего всё затевалось: два раздела "Поэты Латинской Америки" и "Русские поэты". Признаюсь честно, ни о ком из латиноамериканских поэтов, представленных в сборнике, я раньше не слышал. Помимо упомянутого уже мексиканца Али Кальдерона это его соотечественник Марио Бохоркес, кубинцы Нельсон Карденас, Хамила Медина Риос и Роландо Санчес Мехиас, аргентинцы Эдгардо Добры и Мариса Мартинес Персико, перуанец Нильтон Сантьяго, венесуэлка Иоланда Пантин, боливиец Габриэль Чавес Касасола, колумбийцы Джованни Гомес и Андреа Коте, сальвадорец Хорхе Галан, чилиец Янко Гонсалес и три автора-бразильца: Дуглас Диегес, Аделаиде Ивáнова и Марсио-Андре. Есть у Мигеля Унамуно стихотворение "Испанские города", состоящее только из названий городов, а в последней строфе автор поясняет, что хотел дать всем читателям образец непереводимой мощи испанского языка. Надеюсь, из перечисленного выше списка имён получился похожий эффект, и читатель ещё раз оценит, с какой языковой средой ему предстоит соприкоснуться - а самые любознательные могут найти в конце книги разделы "Об авторах" и "О переводчиках" с дополнительными подробностями.

В случае с русскими авторами, многие из которых выступали и как переводчики, тоже вполне можно говорить о представительности: Азарова и Бунимович, Куприянов и Айзенберг, Цветков и Файзов, Ермакова и Седакова, Ванханен и Улзытуев, Бак и Корчагин, Пуханов и Данишевский, Тавров и Оборин, Орлицкая и Русс, Галина и Горбунова, Амелин и Амелин, Сен-Сеньков и Сид, Кирилл Медведев и Данила Давыдов и многие другие – всего, как я уже сказал, 42 имени. Да простят меня все, кого не упомянул.

Но вернёмся к текстам. Переводы на испанский (Ирину Котову, впрочем, Аделаиде Ивáнова вполне достойно перевела на португальский), как уже сказано, почти исключительно выполнены верлибром. Когда и оригинал – верлибр, это вполне нормально; то, что поэзия при этом как-то отрывается от языка, становится полностью или почти полностью интернациональной, вполне могло входить в замысел автора. Но трудно отделаться от мысли, что форма все-таки имеет значение: иногда, скажем, оригинал строится на иронии или пародийности, а перевод выглядит неуместно серьёзным. Впрочем, некоторые переводчики мужественно старались сохранить хотя бы напевность, которая так важна, скажем, у Светы Литвак. Судите сами, в её тексте напевность даже переходит в некую частушечность: "Моё платье коричневое// А его куртка серая// Он такой симпатичный, а я// У него буду первая", и переводчик Янко Гонсалес это явно заметил, но в переводе, несмотря на богатую традицию уличных песен в испаноязычной поэзии, авторский замысел немножко пропадает: "Mi vestido es marrón// Su chaqueta gris.// Él es tan amable// Yo seré la primera". Справедливости ради отметим, что стихотворение Юрия Ряшенцева "Сентябрь" переведено Светланой Бочавер и Индирой Диас всё-таки с соблюдением "архаичных условностей". Но это практически единственный пример.

А вот забавный пример переводческой находки для передачи реалий. Ирина Машинская: "Может, это лазейки ГБ,// Или это жалейки БГ…". Перевод: "Tal vez sea esto un complot del KGB,// o lamentos de un LP". LP – это Laura Pergolizzi, гугл вам в помощь.

И все-таки трудно отделаться от ощущения, что переводы с русского часто грешат упрощением. Особенно меня это восхитило, когда я увидел, что у Лилии Газизовой строку "женщина женщине женщина" смело перевели "mujer mujer mujer", хотя в других строках того же типа в том же тексте связи между словами всё-таки оформлены предлогом. Может, это компьютерный переводчик так подвёл? Или по-испански так и надо? Ох, вряд ли.

Ну и немного об интерпретациях наших переводчиков. Есть такое любопытное языковое явление – портуньоль: идиом бразильско-парагвайского пограничья, в основном это португальский с добавлением испанского и немного гуарани. На этом языке, весьма творчески и виртуозно его "досочиняя", пишет Дуглас Диегес, а переводили его Дмитрий Кузьмин и Алёша Прокопьев. Кузьмин изобрёл специальный суржик, сдобрив русский текст украинскими вкраплениями, и русский читатель читает перевод с (почти) тем чувством, с каким читал бы оригинал образованный бразилец, далёкий от портуньоля. Прокопьев же, видимо, рассудив, что это всё-таки реально существующий язык, да и украинские слова в переводе латиноамериканского поэта будут выглядеть странно, оставил означенную специфическую особенность без внимания, и его перевод русский читатель читает с тем чувством, которое испытывал бы носитель портуньоля.

Между прочим, по отношению к Кузьмину Диегес тоже выступил переводчиком и перевёл, насколько я могу судить, на вполне литературный язык, причём почему-то испанский.

В общем, прав Али Кальдерон: много остаётся проблем – понимания, интерпретации, наведения мостов. Эти проблемы не могут быть решены сразу и окончательно – а может быть, и не должны, поживём с проблемами. Но очень правильно, что проводятся такие биеннале, и великая благодарность и Наталье Азаровой, и Светлане Бочавер, и Анне Орлицкой, и "Культурной инициативе" - то есть Данилу Файзову и Юрию Цветкову - и другим самоотверженным людям, благодаря энтузиазму и труду которых выходят такие книги.