Интервью: Андрей Мягков
Лауреатство «Лицея» что-то успело изменить в вашей жизни – внутренне или, может быть, в плане отношения к вам других людей?
Михаил Турбин: Ничего не успело. И даже не представляю себе внутренние перемены, которые могли бы произойти в связи с лауреатством. Изменений в отношении к себе тоже не заметил. Все порадовались за меня. Уверен, что искренне.
Я больше в каком смысле: часто слышал от молодых писателей, что им неловко называть – или даже ощущать – себя «писателем». Дескать, надо дорасти. Вы чувствуете себя писателем?
Михаил Турбин: Понимаю, о чем речь. Синдромом самозванца я тоже страдаю. Премия, конечно, может придать уверенности, но комплекс не снимет. Слово «писатель» у нас имеет какое-то сакральное звучание. Отсюда и страх. Нужно просто договориться с собой, что писательское дело такое же, как и все другие. Делать его надо бы хорошо, но все же писатель – это не звание, которое нужно заслужить.
Расскажите немного о себе – чем занимаетесь помимо литературы?
Михаил Турбин: По профессии я маркетолог. Работаю в сфере ландшафтного и спортивного озеленения.
Какое место в вашей жизни занимает литература? Можете представить себя не пишущим?
Михаил Турбин: Сложный вопрос... Если понимать работу писателя буквально, то можете записать меня в литературные лодыри. Вообще считаю принцип «ни дня без строчки» вредным для творчества. Перед тем как оказаться на бумаге, слово должно хотя бы немного созреть. Поэтому я начинаю новый текст с большим перерывом, пусть даже это будет рассказ на пару страниц. Но без этого самого слова, зреющего внутри, представить себя не могу.
Неизбежный вопрос: любимые писатели, ориентиры?
Михаил Турбин: Могу перечислять очень долго. Но те, к которым всегда возвращаюсь — Чехов, Бунин, Казаков... Чем ближе литература к человеку — тем дольше она во мне остается. Люблю послевоенную прозу двадцатого века. И всем бы советовал сейчас перечитать Николая Никулина, Воннегута, Хемингуэя, Ремарка, Бёлля.
Да, к сожалению, актуальный совет. А читали кого-то из ваших коллег-финалистов? Кто больше всего понравился?
Михаил Турбин: Читаю роман Екатерины Манойло. Мои ощущения сходятся с оценкой жюри. Прекрасный роман, который справедливо занял первое место.
Ваш роман «Выше ноги от земли» – очень сюжетная проза, поневоле вызывающая ассоциации с кино или сериалами. Никогда не занимались сценариями? Или, может быть, было желание?
Михаил Турбин: Роман, в отличие от других моих текстов, действительно получился самым сюжетным и динамичным. Я попытался спрятать рефлексию за действием и приглушил авторский голос. Поэтому книгу довольно легко визуализировать. На этом, мне кажется, сходство с кино заканчивается. Сценарной работой я никогда не занимался и не строил сюжет по законам кинодраматургии. Желание попробовать написать фильм у меня есть, как и желание заняться садоводством. Я говорю о том, что связь литературы и сценарного искусства мне совсем не очевидна. Это другая профессия, которая требует опыта и полной отдачи.
Вы чуть раньше, когда называли любимых писателей, по крайней мере среди русских назвали сплошь тех, кто писал рассказы. Сейчас еще отдельно подчеркнули, что роман отличается от ваших предыдущих текстов. В чем, по-вашему, главное отличие малой формы от крупной? И в практическом плане — как это пишется, — и в художественном?
Михаил Турбин: Это разные формы текста, и технически они отличаются на всех уровнях: композиция, герои, сеттинг, сюжет... В крупной прозе больше слоев, больше тем и конфликтов. Это не значит, что рассказ написать проще, поэтому Чехов, не будь дураком, писал их. Рассказ должен быть идеален во всем, он не терпит ошибок. В этом плане роман дает автору свободу, но взамен требует аналитического подхода и железную задницу. Вот вам и ответ, как пишется: роман — это марафон, работа воли. Я плохо держусь на дальних дистанциях. Как в том анекдоте: мой рекорд в беге на 200 метров — 150 метров. Когда ты пишешь роман, так или иначе теряешь связь с текстом: от усталости или каких-то бытовых забот, и чтобы снова войти в него, приходится «расписываться». Это выматывает еще сильнее. Но мотивирует сама история, которая не помещается на нескольких страницах.
Если ваш роман экранизируют – кого хотели бы видеть в качестве режиссера?
Михаил Турбин: Что, если я назову Сэма Мендеса или Алехандро Гонсалеса Иньярриту, а Фрэнсис Форд Коппола прочтет это, обидится и не станет снимать?
Принято. Как у вас рождаются тексты? Например, конкретно этот роман — он вырос из какого-то краткого личного впечатления — или, может, из желания собрать законченную историю на какую-то определенную тему?
Михаил Турбин: Книга выросла из некраткого впечатления. Впечатления о жизни. Действительно, есть темы, которые меня волнуют и о которых я готов долго и страстно говорить в своих текстах. Но так как роман — штука многослойная, не буду выделять из них главную. Собрать историю задачи не стояло. Собрать историю... Выражение как раз из области сценарного мастерства.
А зачем вообще писать, заниматься литературой? Отвечали сами для себя на этот вопрос?
Михаил Турбин: Вопрос возвращает к мысли о слове, которое есть внутри. Зачем художник пишет картину, а композитор сочиняет музыку? Чтобы познать себя, понять природу человека, чтобы почувствовать мир, чтобы передать свои чувства — очень много довольно занудных «чтобы». В любом случае, это внутренний мотив, который не требует ответа на вопрос «зачем».
Тогда давайте заменим на «почему» — именно в вашем случае?
Михаил Турбин: Почему я пишу? Вот уж упростили задачу! Это какой-то совсем экзистенциальный вопрос. По типу: «кто я?» и «зачем я здесь?». Но так и получается, что я пишу, потому что вижу в этом смысл. В жизни не так-то легко его найти, правда? Но мне повезло, я родился с этим пониманием и, сколько себя помню, хотел быть писателем.
Напоследок: попробуете убедить потенциального читателя прочитать «Выше ноги от земли» в нескольких предложениях?
Михаил Турбин: Могу только выразить надежду, что роман увлечет читателя живым сюжетом и человечными героями. Страшных загадок в книге тоже хватает, поэтому, если не боитесь, — читайте с удовольствием.