Текст: Ольга Лапенкова
В прошлых выпусках мы разобрались, что такое эпиграмма и эпитафия — лирические жанры, которым исполнилось по меньшей мере две с половиной тысячи лет. И в первом, и во втором случае мы отметили, что каждый из этих жанров значительно изменился. Так, слово «эпиграмма» первоначально обозначало любую памятную надпись и только потом превратилась в короткое колкое стихотворение, которое могло стать причиной дуэли либо ссылки чересчур язвительного автора. Что же касается эпитафии — стихотворения на смерть близкого человека, — то многие отечественные классики, как ни странно, писали то шутливые, то вполне серьёзные «надгробные» вирши самим себе.
Ода — ещё один жанр, пришедший к нам из античных времён: это стихотворение, прославляющее какого-либо человека или событие. Поначалу оды писались предельно серьёзно и посвящались только фигурам государственного масштаба. Так, в I в. до н. э. Римский поэт Квинт Гораций Флакк написал оду Меценату:
- Славный внук, Меценат, праотцев царственных,
- О отрада моя, честь и прибежище!
- Есть такие, кому высшее счастие
- Пыль арены дает в беге увёртливом
- Раскалённых колес: пальма победная
- Их возносит к богам, мира властителям. <...>
- Этот счастлив, когда с поля ливийского
- Он собрал урожай в житницы бережно; <...>
- Многих лагерь манит, — зык перемешанный
- И рогов, и трубы, и ненавистная
- Матерям всем война. <...>
- Но меня только плющ, славных отличие,
- К вышним близит, меня роща прохладная,
- Там, где Нимф хоровод легкий с Сатирами,
- Ставит выше толпы, — только б Евтерпа лишь
- В руки флейты взяла, и Полигимния
- Мне наладить пришла лиру лесбийскую.
- Если ж ты сопричтёшь к лирным певцам меня,
- Я до звёзд вознесу гордую голову.
Знатный и богатый римлянин Гай Цильний Меценат был покровителем творческих людей. Обладая безукоризненным вкусом, он выделял для себя подающих надежды поэтов — и «вводил» их в высшие круги, а также, разумеется, обеспечивал всем необходимым, чтобы они могли не беспокоиться о хлебе насущном. Так, в середине 30-х гг. до н. э. Меценат подарил Горацию виллу в 20 километрах от Рима. Это позволило поэту, не любившему суетную городскую жизнь, отклонить предложение самого императора Августа стать его личным секретарём. Имя знатного римлянина стало нарицательным; теперь слово «меценат» обозначает любого влиятельного человека, который, выражаясь современным языком, инвестирует в искусство.
Среди европейских классиков традицию написания од перенял, в частности, Пьер де Ронсар (XVI в.). Его хвалебные стихи порой посвящались не столь высоким предметам, да и написаны они были более лёгким слогом, но посыл оставался неизменным: чистый и неподдельный восторг перед прошлым и настоящим и полный надежд взгляд в будущее. Вот одно из произведений, вошедших в сборник, который так и назывался — «Оды»:
ГАСТИНСКОМУ ЛЕСУ
- Тебе, Гастин, в твоей тени
- Пою хвалу вовеки, —
- Так воспевали в оны дни
- Лес Эриманфа греки.
- И, благодарный, не таю
- Пред новым поколеньем,
- Что юность гордую мою
- Поил ты вдохновеньем. <...>
- Да будешь вечно привлекать
- Сердца своим нарядом,
- Приют надёжный предлагать
- Сильванам и наядам.
- Да посвятят тебе свой дар
- Питомцы муз и лени,
- Да святотатственный пожар
- Твоей не тронет сени.
С одной стороны, восхищение лирического героя — чувство сугубо личное, и примерно в таких выражениях каждый, пожалуй, мог бы рассказать о месте, где он провёл восторженные юношеские годы. С другой стороны, Ронсар свято чтит традицию — и дважды обращается к античным предшественникам, вспоминая и эрифманский лес, где был совершён один из подвигов Геракла, и «сильвинов и наяд» (мелких божеств, в существование которых верили древние греки).
Однако в России становление литературы как национального явления шло намного медленнее, и первые оды наших соотечественников звучали намного «тяжелее», чем хвалебные стихи Ронсара.
Какие оды писали российские поэты
Одним из первых российских авторов, обратившихся к жанру оды, был Феофан Прокопович. В 1709 году он написал «Епиникион», прославлявший Полтавское сражение. Но читать эти стихи и в XVIII веке было трудновато, а сейчас... Изучите отрывок и посудите сами:
- О Боже всесилный,
- Еще наш приял еси вопль и плач умилный,
- Еще нас не судиши в конец отринути!
- Победихом! Падеся супостат наш лютый,
- И отступник приять казнь, отчества враг велий,
- Ко нам же возвращенный грядет мир веселий
- И безбедно здравие ведеть со собою.
Оды М. В. Ломоносова читать уже легче, но и здесь от нас требуется некоторое усердие. Приведём фрагмент из его знаменитой «Оды на день восшествия на Всероссийский престол Императрицы Елисаветы Петровны 1747 года», которая, кстати, была написана значительно позже, а именно в 1753 году, на шестую годовщину этого самого восшествия:
- Царей и царств земных отрада,
- Возлюбленная тишина,
- Блаженство сёл, градов ограда,
- Коль ты полезна и красна!
- <...>
- Когда на трон Она вступила,
- Как Вышний подал Ей венец,
- Тебя в Россию возвратила,
- Войне поставила конец,
- Тебя прияв облобызала:
- «Мне полно тех побед, — сказала, —
- Для коих крови льется ток.
- Я Россов счастьем услаждаюсь,
- Я их спокойством не меняюсь
- На целый запад и восток»...
Слог Ломоносова не в пример доступнее, чем манера Феофана Прокоповича. Но в случае с «Одой на день восшествия...» дополнительную трудность создаёт то, что лирический герой обращается не к самой Елизавете I, а к «возлюбленной тишине», то есть миру, покою, процветанию. «Тебя в Россию возвратила» — это значит, что императрица вернула «россам» гармонию и благоденствие. «Тебя прияв облобызала», то есть поцеловала, — то же самое, только на языке метафоры (вообще-то целовать тишину немного странно).
В той же традиции работал Г. Р. Державин, родившийся намного позже и потому прославлявший другую императрицу — Екатерину II. Вот какими словами начинается его ода «На Шведский мир», посвящённая победе в русско-Шведской войне (1788–90 гг.):
НА ШВЕДСКИЙ МИР
- Ты шествуешь в Петрополь с миром
- И лавры на главе несешь;
- Ты провождаешься зефиром
- И Россам пальмы раздаешь.
- Ты шествуешь! — Воззри, царица,
- На радостныя всюду лица,
- На сонмы вкруг тебя людей!
- Не так ли на тебя взирают,
- Как нежную весну встречают
- В одежде розовых зарей?..
Неудивительно, что ода в XIX веке стала меняться и вбирать в себя черты других жанров, пока не превратилась в полную противоположность самой себе. Так, в оде А. С. Пушкина «Вольность» прославляется вовсе не Российская Империя, а, наоборот, некое вымышленное государство, где всё не так, как было в царствование Александра I:
ВОЛЬНОСТЬ (ода)
- Беги, сокройся от очей,
- Цитеры слабая царица!
- Где ты, где ты, гроза царей,
- Свободы гордая певица?
- Приди, сорви с меня венок,
- Разбей изнеженную лиру…
- Хочу воспеть Свободу миру,
- На тронах поразить порок. <...>
- Увы! куда ни брошу взор —
- Везде бичи, везде железы,
- Законов гибельный позор,
- Неволи немощные слезы… <...>
- Лишь там над царскою главой
- Народов не легло страданье,
- Где крепко с Вольностью святой
- Законов мощных сочетанье;
- Где всем простерт их твердый щит,
- Где сжатый верными руками
- Граждан над равными главами
- Их меч без выбора скользит
- И преступленье свысока
- Сражает праведным размахом;
- Где не подкупна их рука
- Ни алчной скупостью, ни страхом… <...>
- 1817
После А. С. Пушкина любое стихотворение, рядом с которым автор писал «ода», было либо стилизацией, либо сатирой, либо откровенным издевательством. Например, в 1834 г. М. Ю. Лермонтов написал «Оду к нужнику» (то есть к, пардон, туалету), и вот как она начиналась:
ОДА К НУЖНИКУ
- О ты, вонючий храм неведомой богини!
- К тебе мой глас... к тебе взываю из пустыни,
- Где шумная толпа теснится столько дней
- И где так мало я нашел еще людей!
- Прими мой фимиам летучий и свободный,
- Незрелой, слабой цвет поэзии народной! <...>
- 1834
Также к жанру обращался Н. А. Некрасов — чтобы в очередной раз обличить вельмож и богачей, равнодушных к страданиям народа. К одному из них обращается лирический герой «Современной оды», вкрадчивый и насмешливый:
СОВРЕМЕННАЯ ОДА
- Украшают тебя добродетели,
- До которых другим далеко,
- И — беру небеса во свидетели —
- Уважаю тебя глубоко…
- Не обидишь ты даром и гадины,
- Ты помочь и злодею готов,
- И червонцы твои не украдены
- У сирот беззащитных и вдов.
- В дружбу к сильному влезть не желаешь ты,
- Чтоб успеху делишек помочь,
- И без умыслу с ним оставляешь ты
- С глазу на глаз красавицу дочь. <...>
- Не спрошу я, откуда явилося,
- Что теперь в сундуках твоих есть;
- Знаю: с неба к тебе все свалилося
- За твою добродетель и честь!.. <...>
- 1845 г.
Да-да, неизвестный знаменитый богач, ты кристально честен и невероятно милостив. И во-о-он ту гору золота ты заработал честным трудом, и эту... Конечно-конечно…
Наконец, в ХХ в. оды отечественных поэтов приобрели ностальгический, сугубо личный оттенок, что мы уже наблюдали в творчестве Ронсара. Здесь уместно процитировать стихотворение А. А. Ахматовой, чья юность прошла в Петербурге и его окрестностях. Однако в стихотворении, посвящённом столетию Царскосельского лицея (того самого, где учился Пушкин), Ахматова вспоминает не великих предшественников, а мелкие, порой даже грязноватые детали быта, которые навсегда остались в её сердце:
ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ОДА
- Настоящую оду
- Нашептало… Постой,
- Царскосельскую одурь
- Прячу в ящик пустой,
- В роковую шкатулку,
- В кипарисный ларец,
- А тому переулку
- Наступает конец. <...>
- Тут ходили по струнке,
- Мчался рыжий рысак,
- Тут ещё до чугунки
- Был знатнейший кабак. <...>
- Здесь не древние клады,
- А дощатый забор,
- Интендантские склады
- И извозчичий двор.
- Шепелявя неловко
- И с грехом пополам,
- Молодая чертовка
- Там гадает гостям.
- Там солдатская шутка
- Льётся, желчь не тая…
- Полосатая будка
- И махорки струя... <...>
- 1911
Также в экспериментальные оды ХХ в. просочилась любовная тематика, что было уж совсем немыслимо в эпоху классицистов. Вспомним строфы из работы И. А. Бродского «Прощальная ода»:
- Ночь встает на колени перед лесной стеною.
- Ищет ключи слепые в связке своей несметной.
- Птицы твои родные громко кричат надо мною.
- Карр! Чивичи-ли, карр! — словно напев посмертный. <...>
- Где ты! Вернись! Ответь! Где ты. Тебя не видно.
- Всё сливается в снег и в белизну святую.
- Словно ангел — крылом — ты и безумье — слито,
- будто в пальцах своих легкий снежок пестую. <...>
- Где ты! Вернись! Ответь! Боже, зачем скрываешь?
- Боже, зачем молчишь? Грешен — молить не смею.
- Боже, снегом зачем след её застилаешь.
- Где она — здесь, в лесу? Иль за спиной моею? <...>
- 1964
Кто знает, какие ещё превращения ждут оду, переходящую от поэта к поэту, из поколения в поколение?