САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Запах литературы. Алексей Кручёных

21 февраля — день рождения отъявленного «левака» русской литературы, автора либретто «Победы над солнцем» и знаменитого «дыр бул щыл» — Алексея Кручёных

Алексей Кручёных: изобретатель зауми, поэт-футурист / dommuseum.ru
Алексей Кручёных: изобретатель зауми, поэт-футурист / dommuseum.ru

Текст: Владимир Березин

С поэтом Кручёных случилась удивительная история. Двести его книг (правда, в каждой из них было страниц по тридцать, частью на обёрточной бумаге, разными шрифтами) свелись к трём словам - тем самым «дыр бул щыл». Это стало литературным «Чёрным квадратом», крайним жестом русского футуризма образца 1912 года. Трактовке этого стихотворения как образца заумного языка посвящено множество диссертаций.

Сама жизнь Алексея Евсеевича Кручёных уложилась в два образа в прозаической книге другого поэта.

Этот поэт, Андрей Вознесенский, начал рассказ о Кручёных со слов «Тут в моей рукописи запахло мышами».

И тут же он добавлял: «Он продавал рукописи Хлебникова. Долго расправляя их на столе, разглаживал, как закройщик. “На сколько вам?” — деловито спрашивал. “На три червонца”. И быстро, как продавщик ткани в магазине, отмерив, отхватывал ножницами кусок рукописи — ровно на тридцать рублей»[1].

О Кручёных нельзя сказать, что под конец жизни он жил бедно.

Нет, большую часть жизни он жил просто в нищете.

Все воспоминатели говорят о затхлом запахе его комнатки на Мясницкой (тогда - улице Кирова), где рукописи мешались с объедками и пылью.

За пару лет до его смерти (он умер в 1968 году) прошёл его творческий вечер - одни говорят, что вечер стал заметным событием, другие - что еле набралось ползала, а Кручёных сам себе принёс букетик цветов и поставил перед собой в стаканчик.

Всё нетвёрдо, неточно, и, кажется, мемуаристы разбегаются от запаха тления.

Между тем, именно Алексею Кручёных русская литература благодарна за сохранение множества рукописей.

Молодость Кручёных была стремительной - он дружил с Хлебниковым (один раз они даже выступили соавторами) и Северяниным, а потом ругался с ними, его ценил Малевич.

Кручёных заполнял всё пространство вокруг себя не только знаменитыми «дыр бул щыл», но и множеством критических заметок.

В заметках было много задора, в те годы Кручёных писал, что «всего “Евгения Онегина” можно выразить в двух строчках:

  • ени - вони
  • си - е - тся
  • Сонный свист торжествует!
  • Слякость ползет!

но бедный читатель уже в школе так напуган Пушкиным, что и пикнуть не смеет и до наших дней “тайна Пушкина” оставалась под горчишником!»[2], и затем Кручёных приводит счёт из прачечной, который, как он провозглашает, выше Пушкина.

Сергей Третьяков, поэт и драматург, именовал его «букой русской литературы»[3] в 1923-м, а десятью годами раньше модный критик Корней Чуковский обозвал его «свинофилом», обыгрывая одну цитату из Кручёных. Вдобавок критик писал: «Но странно: бунтовщик, анархист, взорвалист, а скучен, как тумба. Нащелкает еще десятка два таких ошеломительных книжек, а потом и откроет лабаз, с дёгтем, хомутами, тараканами - все такое пыльное, унылое. (Игорь Северянин открыл бы кондитерскую!) Ведь бывают же такие несчастно рожденные: он и форсит, и кривляется, а скука, как пыль, налегла на все его слова и поступки. Берёт, например, страницу, пишет на ней слово шиш, только одно это слово! - и уверяет, что это стихи, но и шиш выходит невеселый. Хоть бы голову себе откусил, так и то никому не смешно».

Но при этом Чуковский всё же сравнивал его с Игорем Северяниным!

Маяковский называл его «книжонки» «дурно пахнущими» и говорил, что он учил «Есенина политграмоте так, как будто сам Крученых всю жизнь провёл на каторге, страдая за свободу, и ему большого труда стоит написать шесть(!) книг об Есенине рукой, с которой ещё не стерлась полоса от гремящих кандалов»[4].

А Павел Флоренский писал: «Мне лично этот “дыр бул щыл” нравится: что-то лесное, коричневое, корявое, всклокоченное, выскочило и скрипучим голосом “ р л эз ” выводит, как немазаная дверь»[5].

Кручёных умер в Москве в восемьдесят два года.

Писатель в России должен жить долго.

Тогда он успевает написать мемуары и стать вновь интересен.

Кручёных мемуаров не написал, а лет сорок вовсе не печатался.

Так бывает - сперва человек эпатирует общество, развешивая пощёчины его вкусу, а потом общество сперва травит его, а потом забывает.

Его миновали репрессии - для их невода он оказался слишком мелким, и легко миновал смертельные ячейки.

Платой за это было одиночество и то, что полжизни он умирал с голода. Лабаза с хомутами не вышло.

Он, как странный священник неизвестного культа, хранил в своей комнатке ключ от пирамиды - на всякий случай. «Он был верен своему прошлому. И это сказывалось во всем. Прошлое во всем - в быту, в воспоминаниях, в сборе книг, рукописей - окружало Крученых»[6].

Пришло время спроса на русский авангард - потому что искусство идёт волнами - сперва оно пахнет кумачом и трепещет на ветру, а потом приходит время строгого имперского классицизма, запаха бархата и казённого сукна, затем снова приходит авангард - и так до бесконечности.

Что-то было там, кроме запаха пыли, в этой комнатке, заваленной рукописями.

Какой-то исчезающий запах.

Видимо, консервированный запах времени.

  • [1] А. Вознесенский. На виртуальном ветру. - М.: Вагриус, 2006. С. 27.
  • [2] А. Кручёных. Кукиш пошлякам. Сдвигология русского стиха: Трахтат обижальный, - М., 1923. С. 30.
  • [3] Бука русской литературы. /Д. Бурлюк, С. Третьяков, Т. Толстая, С. Рафалович; Обл. Нагорской, заставки Клюна. - М.: Тип. ЦИТ, 1923. 44 с.
  • [4] В. Маяковский.  Полное собрание сочинений в 13-ти томах, Т. 12. - М.: Художественная литература, 1959. С. 97.
  • [5] П. Флоренский, pro et contra: личность и творчество Павла Флоренского в оценке русских мыслителей и исследователей. - М.: РХГИ, 2000, С. 674.
  • [6] В. Нечаев. Вспоминая Крученых… // Минувшее: Исторический альманах. № 12. - М., 1993. С. 378.