Михаил Гиголашвили. Молодой Лютер

31 октября 1517 года 34-летний доктор богословия Витенбергского университета Мартин Лютер прибил к дверям местной Замковой церкви свои «95 тезисов» - и с этого момента отсчитывается Реформация, сотрясшая Европу и придавшая ей нынешний вид.

Чтобы отметить эту внушительную дату, «Год Литературы» обратился к Михаилу Гиголашвили — победителю «Русской премии», финалисту «Большой книги». Ведь он только что выпустил большой роман как раз про ту эпоху и вообще проживает в Германии, так что для него Реформация, можно сказать, lokales Geschäft, то есть local business. И действительно: оказалось, что Михаил Гиголашвили хотел написать роман о Лютере, - но потом перешел на Грозного и ограничился рассказом о молодости великого реформатора. Который ГодЛитературы.РФ впервые публикует.

Текст: Михаил Гиголашвили

Молодой Лютер

Мартин Лютер родился в г. Айслебен (нем.: «Ледяная жизнь»), в Саксонии.

Год его рождения стоит под сомнением — то ли 1483, то ли 1484. Когда спустя много лет Меланхтон расспрашивал мать Мартина о его рождении, то старушка насчет года сомневалась, а вот дату и время помнила точно: «10 ноября, около полуночи» - может быть, была так уверена потому, что назавтра, 11 ноября, был день св. Мартина и младенца окрестили его именем.

Фамилия семьи восходит — через французское Лотарь — к латинскому Лотарий. Сам Мартин подписывался поочередно: Лудер, Людер или Лотер. После 1517 года он остановился на Лютер.

Такая неразбериха типична и объяснима: тогда царила изустная традиция, орфография еще не устоялась, грамотных вообще было мало, да еще к тому же в разных княжествах писали (и говорили) по-своему.

Отец — Ганс Лютер. Мать — Маргарита Циглер (по другим данным - Линдеманн).

Семья, крайне бедная, жила в местечке Мехре. Потом переехала в Айслебен -

там появилась работа на руднике, где начали добывать медь. По другим сведениям, переезд был связан с убийством, которое якобы совершил отец Мартина, зарезав в драке на меже какого-то крестьянина, после чего был вынужден бежать.

Отец Мартина, Ганс, рудокоп, был труженик, но пьяница, и жил по принципу: «трудная неделя — веселое воскресенье», во время которого нередко пропивалась вся выручка от тяжкой недельной работы. Когда он пил, он не впадал в тоску или гнев, но становился без меры оживленно-разговорчивым, учил детей жизни и частенько поколачивал их. Мать была тоже сурова, не признавала никаких «нежностей» и без колебаний стегала сына плеткой до крови за украденный орех или разбитую миску.

Родня была не лучше — пьяницы и забияки. Дяди Мартина неоднократно судимы за драки в кабаках. Один кузен сидел в остроге за поножовщину.

Племянник Польдер любил драться ножкой от стула ^* .

В семье было много детей (до десяти). Известен брат Якоб, самый близкий Мартину, с которым его связывала дружба до самой смерти. Поначалу мои родители жили очень бедно. Матери, чтобы прокормить нас, приходилось таскать на спине из леса вязанки хвороста. Они делали такие вещи, каких сегодня уже никто не стал бы делать.

В 1484 году семья впала в полную нищету и переехала в Мансфельд, где жизнь, по слухам, была немного лучше, потому что туда переместился центр меднорудной добыча: руду не только извлекали из земли, но и превращали в плавильнях в металл. Город рудокопов состоял из одной главной улицы и домишек, где селились рабы забоев и шахт. Нравы грубы, жизнь полна суеверий. Царит простая разговорная народная речь, нередко пересыпаемая проклятиями и бранью.

Отец определил Мартина в местную школу. Лужи грязи, выбоины, мороз, кучи, сугробы. Обычно кто-нибудь из старших братьев нес меня на руках в школу.

Чему он учился? Письмо и чтение, латынь, разбор поучительных текстов (десять заповедей, молитвы, катехизис), пение на латинском языке. Музыка будет сопровождать Лютера всю жизнь — он играл на лютне, пел застольные песни.

В школе, как и в семье, царила палочная система. Однажды меня в день 15 раз подвергли палочному воспитанию.

Детство проходит в страхе, подавленности, пугливости и меланхолии. Всё вокруг вращается вокруг долга перед Богом, беспощадности жизни, кары за грехи, страха перед адом, причем бояться надо было не только Божьего гнева, но и гнева сатаны, который, по мнению рудокопов, был источником всех их бед и несчастий. Бог далеко, а сатана близко, всегда тут и рядом. Всё, что происходило вокруг плохого, приписывалось его козням.

Вера в сглазы, заговоры, порчу, нечистую силу засела в Мартина навсегда. Моя мать долго болела — её сглазила соседка, водившая шашни с дьяволом. Отцу пришлось идти к соседке с дарами, и сглаз был снят.

В душе мальчика поселился хронический страх (pusillanimitas), от которого он никогда не мог избавиться, хотя и понял - но потом, позже, - что не боязнь кары, а страх утраты Божьей любви должен двигать человеком. Этот страх будет мучить его до конца его дней, а сатана станет навязчивым гостем и непрошеным собеседником.

Детство Мартина было без ласки и радостей, под присмотром (и тумаками) людей, которые его, если и любили, то ничем эту любовь не проявляли: заботясь о его вечном блаженстве, они меньше всего пеклись о его сиюминутном. Желая внушить верные принципы, они не ведали для этого иных путей, кроме строгого наказания. А ребенку трудно постичь, что Бог - это прежде всего любовь, если всё, что связано с Богом, связано в первую очередь со страхами, розгами и насилием. Почему Бог пятнает человека родовыми пятнами греха, а потом наказывает его за это? Это же несправедливо и то же самое, что зарезать свинью только за то, что Бог создал её свиньей!

Несмотря на свою запуганность, мечтательность и вечную погруженность в себя, Мартин показывал такие успехи в учебе, что к 13 годам ему стало нечего делать в школе. К тому времени отец Ганс стал меньше пить, немного поправил свои дела и, рассудив, что, если сын такой способный, то пусть учится дальше, решил послать его в Магдебург.

В 1497 году, на Пасху, Мартин отправился в Магдебург — город на севере Саксонии, центр торговли, столицу архиепископства, куда к гробнице Оттона Великого стекались толпы верующих.

Как именно проделал Мартин этот путь, неизвестно. Известно лишь, что ни матери, ни отца с ним не было, а сопровождал его мальчик чуть более старшего возраста, Ганс Райнеке, дружбу с которым Мартин сохранит на всю жизнь.

В Магдебурге он поступил школу лоллардов. Лоллардами в народе называли монахов ордена св. Августина. Смысл их миролюбивого учения (позже известного как «новейшее благочестие») был в том, что они отказались от сложных умозрительностей и проповедовали простое, свободное от строгих предписаний богопочитание. Они обращались не к уму, а к сердцу человека. Очень возможно, что уже тут в Мартина были заложены те семена, что прорастут потом в новое вероучение.

В школе, помимо учебы, прибавилось забот: например, ученики должны были ходить просить подаяние и отдавать его монахам, чтобы те помогали бедным.

Я просил милостыню под дверями домов. …Не мешайте сыновьям вашим учиться, даже если им приходится выпрашивать кусок хлеба. Разве не пристало детям простых людей в страдании подниматься из грязи? Вы ведь даете Господу необтесанное полено, из которого Он сотворит человека.

По неизвестной причине Мартин через год оставляет Магдебург и возвращается домой. Отец, ставший неплохо зарабатывать, отправил его в Айзенах, где один из кузенов, Конрад Гуттер, служил пономарем в церкви.

В 1498 году Мартин начал посещать школу св. Георгия в Айзенахе. Это была т. н. Тривиалшуле (от лат. trivium — «тройной путь»): грамматика, риторика, диалектика. Этими предметами уделялось главное внимание. Ректор заведения Иоганн Требоний был чрезвычайно чутким, вежливым, корректным человеком: входя в класс, он каждый раз обнажал голову, не забывая говорить, что многих из его учеников ждет блестящее будущее.

Мартин живет в доме бюргера Генриха Шальбе, водит в школу его маленького сына, занимается с ним. Кузина Генриха, Урсула Котта, жена богатого купца, увидев как-то в церкви певшего Мартина, влюбилась в него и взяла к себе в дом. Для юноши наступило хорошее время, он расцвел от любви взрослой женщины.

В свободные часы он любил ходить в церковь Св. Марии, где обучался музыке. Или просто бродил в уличной толпе, глазел по сторонам: грубые чепцы и капюшоны из мешковины, береты, шапки с ушами. На площади — рёв скотины и стук молотков. Лотки с глиняными Мадоннами. Бродячий театр — как всегда, Страшный Суд: грешники и черти на фоне одеяла, расписанного огнем.

Но скоро его счастливая и спокойная жизнь окончилась — Иоганн Требоний признался, что научил его всему, что знал сам, и что сейчас его ждет университет.

Вернувшись домой, Мартин с удивлением обнаружил, что в семье появился достаток — отец стал лучшим литейщиком, получил звание бюргера и даже занял какой-то пост в магистрате Мансфельда. Очень возможно, что, увидев превращение отца из пьяницы-рудокопа в мастера-бюргера, Мартин убедился, что труд может преобразить человека, помочь ему вылезти из трясины, а праздность — мать греха.

В 1501 году Мартина отправили в университет Эрфурта («вторая Прага»). Он вступил в бурсу. Всё — жилье, еда, медицина, лекции — бесплатно. Репетиторами были старшие студенты.

Мартин был хорошо образован и в 1502 году сдал экстерном экзамен на бакалавра искусств. Экзамен — это многочасовая беседа с разными преподавателями. Программа — безбрежна: всё.

Чем занимался Мартин? Среди предметов - толкование текстов древнеримских классиков, греческий язык, римское право. Сочинения Вергилия, Овидия, Плавта, Теренция, Горация, Ювенала. Аристотель и предметы, близкие к его учению: логика, физика, математика, даже астрономия. В университетской библиотеке Мартин впервые увидел полную Библию (книги тогда были рукописные, дорогие, их старались в руки простому народу не давать как в прямом, так и в переносном смысле; Гутенберг еще не успел развернуться).

Многие из профессоров были приверженцами новых идей царящего Возрождения, воевали со схоластикой и метафизикой, защищали идеал науки, превозносили Разум, выступили против монашеского аскетизма.

Молодой Мартин жил своей жизнью. Особой склонности к гуманитарным наукам не проявил, страстью к древним языкам не горел. Но любил литературу, много читал, с удовольствием декламировал стихи, играл на лютне и пел, за что и получил среди буршей кличку Музыкант. Трактиры, музыка, вино, барышни, застолья. Я чувствую себя усталым и ленивым. Из-за попоек и наступающего за ними тяжкого похмелья я до сих пор не успел ничего ни написать, ни прочитать.

Внутренняя тревога временами усиливается, одолевали страхи. Он впал в депрессию. Меня мучила одна мысль: Бог ненавидит грешников, а раз я грешник, значит, Бог ненавидит и меня. Это было невыносимо, наваждение. Это сатана хотел отвратить меня от будущего.

6 января 1505 года, в праздник Богоявления, успешно выдержав экзамен, Мартин стал магистром искусств и записался на юридический факультет. Но юристом ему стать было не суждено - вместо этого он стал монахом, чему предшествовали три случая-фатума.

2 июля 1505 года он, навестив родителей, возвращался из Мансфельда в Эрфурт — деньги на дорогу он оставил вчера в трактире и шел пешком, один. Медленно брел по дороге под гнетущим зноем. Едва успел миновать деревню с многозначительным названием Штоттернхайм (нем.: «Приют заик»), как разразилась гроза, пошел град с куриное яйцо. Укрыться было негде. Вдруг молния ударила возле его ног, ослепив и свалив на землю. Святая Анна, спаси меня, и я стану монахом!

И гроза затихла, ушла в сторону; перестал и дождь. Показалось солнце. Святая Анна, покровительница рудокопов, услышала его и спасла.

Кое-как добравшись до Эрфурта, Мартин слег в горячке, бредил... Что делать?.. Бросить учебу, оставить мир и уйти в монастырь?.. Разрушить карьеру, надежды отца и семьи? Но он дал обет! А самое худшее - это то, что знамение молнии было не первым, а третьим! До этого было уже два, и на той же самой дороге!..

Года два назад он вместе с товарищем шагал из Мансфельда в Эрфурт. Поддавшись глупому порыву, он выхватил из ножен шпагу, которую он теперь имел право носить как бакалавр. Его переполняла тщеславная гордость, он хвастал перед спутником. Когда же, наигравшись, он захотел вернуть шпагу на место, то рука его дрогнула, и клинок вонзился в бедро. Он катался по земле, зажимая рукой рану, и призывал Богородицу. Подоспевший лекарь из того же Приюта заик наложил повязку, и его, чуть живого, кое-как довезли до Эрфурта.

Выздоравливая, он не мог заниматься, а только с утра до вечера распевал псалмы под лютню.

Один на один со своей болью и музыкой, он забывал о мерзостях будней. Было ли то предчувствием его монашеского бытия?..

А вот год назад был самый страшный случай: Мартин собрался идти из Эрфурта в Мансфельд, той же роковой дорогой. Нашел себе попутчика - вместе идти веселее. Жил тот как раз по пути, у начала дороги. Настало время идти, но товарищ Мартина не пришел к развилке, как было условлено. Прождав, Мартин решил пойти поторопить его. Долго стучался. Толкнул дверь и увидел своего товарища, сидящего за столом. Тронул за плечо. Юноша был мертв. Мартин выскочил в ужасе. Человек, с которым я хотел совершить небольшой переход, отправился в совсем другое путешествие.

А когда настанет его черед?.. Куда идти ему, чтобы не погибнуть?.. Он дал обет, он должен уйти в монахи… Но… Неужели в самом деле уйти в монастырь?.. Ведь это отказ от карьеры!.. Бедный отец!.. Скольких жертв ему уже стоило образование сына!.. Вправе ли Мартин отмахнуться от надежд отца увидеть сына юристом?..

Сможет ли он ослушаться отца?.. Ведь отец ненавидит монахов, всегда крыл их шайкой бездельников и будет, конечно, против ухода из университета… Да, но Бог уже трижды посылал ему знак... И разве есть выбор?.. Он связал себя словом перед Богом — значит, выбора нет. Монахом я стал не по своей доброй воле. Я дал обет сгоряча, в состоянии ужаса перед неминуемой гибелью. Я покинул мир и удалился в монастырь, не переставая горько сожалеть об этом. Я раскаивался в том, что дал обет, однако отступать не собирался.

Эти три знамения пути позже будут поняты как путь апостола Павла в Дамаск, где тот обрел истинную веру.

В 1505 году он бросил университет и поступил в монастырь августинцев послушником. Отец был зол и разочарован, писал гневные письма, но Мартин остался в монастыре.

Молодого послушника ждала нелегкая жизнь: он должен был мести полы в церкви, стоять на воротах, чистить отхожие места и ходить с сумой по дворам. Он томился, уставал, падал духом. Временами на меня нападал такой ужас, что едва не отдал Богу душу. Я мучил и изводил себя постом, холодом и прочими способами самоистязания. Я жил в предсмертном аду. Постом, воздержанием и непосильным трудом я едва не довел себя до смерти.

Но небесные знамения, подтверждавшие правильность его выбора, продолжались. Вскоре после его ухода в монастырь в Саксонии разразилась эпидемия чумы, болезнь перекинулась в Мансфельд, где жила родня Лютера. От чумы умерли два его брата и несколько друзей детства. Разве не отмечен мир, который он покинул, печатью проклятья?..

Худшим мучением было вожделение. Монахи учили, что греховны все проявления вожделения. Греховны также те, которые «вожделеют в сердце своем». Но что такое это вожделение?.. Под словом «вожделение» иногда разумеют порок похоти, иногда первое душевное побуждение, предчувствие страсти, иногда саму страсть или наслаждение, иногда чувство довольства, иногда сам поступок.

Послушники изучали сочинения о монастырской жизни. Многие авторы подчеркивали важность такой добродетели, как скромность, не позволяющей монаху переоценивать собственные силы - это ведет к отчаянию, разочарованию и унынию. Когда мы умерщвляли свою плоть, то занимались бесполезным делом, потому что не желали признавать своей греховности и скверны. Я не мог устоять ни перед одним искушением, диктуемым смертью или грехом. Человек грешен, потому что носит источник скверны в себе.

Он не мог не читать трудов св. Григория Великого, который писал: «Воздержание должно умерщвлять плотские пороки, но не саму плоть». Или св. Бонавентуру, объяснявшего, что самоистязание само по себе отнюдь не является добродетелью, обеспечивающей спасение. Читал наверняка и францисканца Давида Аугсбургского, который предупреждал послушников, что чрезмерное увлечение умерщвлением плоти делает невозможным духовное развитие. Позже он осудил героику монашеского подвига. Я мучил и изводил себя постом, холодом и прочими способами самоистязания. …От молитв и поста я так ослаб, что еще чуть-чуть, и мне пришел бы конец. …Мы, жившие в предсмертном аду. …Почему, попав в монастырь, я предался жесточайшему умерщвлению плоти? Зачем я терзал свое тело постом, бдениями и холодом? ...И я прошел через это. Постом, воздержанием, непосильным трудом и дурной одеждой я едва не довел себя до смерти. Изможденное мое тело было почти совсем разрушено.

Но послушник сумел справиться со своей душой и телом. Осенью и зимой 1506 года его произвели в диаконы, а весной 1507 года в Эрфуртском соборе епископ Иоганн Бонемиш рукоположил его в священнический сан. По этому поводу Мартин созвал гостей, включая родню. Вместе с отцом из Мансфельда прискакало верхом целое «войско» — 20 человек. После службы состоялась трапеза, и Мартин вслух обратился к отцу:

— Скажите, батюшка, почему вы так противились моему обращению в религию? Разве не дает нам религия примера счастливой и безмятежной жизни? Неужели вы и сегодня печалитесь, что сын ваш принял духовный сан?

Отец поднялся, обвел всех взглядом, полным упрека.

— Вы все ученые господа, - начал он. - Разве не читали вы, что сказано в Писании? Почитай отца своего и мать свою! - Затем, обернувшись к сыну, он произнес, с трудом сдерживая гнев: - Вы нарушили эту заповедь, когда бросили меня и свою мать, хотя мы надеялись, что в старости получим от вас помощь и утешение. Ваше учение стоило мне больших средств, вы же поступили в монастырь против нашей воли.

Мартин напомнил о причинах своего решения. Разве не Бог явил ему свою волю в тот день, когда во время грозы его швырнуло на землю?

— Дай Бог, чтобы не дьявол... - отвечал отец.

Сидевшие за столом монахи принялись защищать собрата, на все голоса расхваливая свое житье-бытье.

— Что ж, если уж я пришел сюда, — не сдавался отец, — я стану есть и пить с вами, хоть мне и хочется быть отсюда подальше.

Мартин сделал последнюю попытку, уверяя отца, что в монастыре он принесет родителям гораздо больше пользы своими молитвами, чем принес бы в миру, зарабатывая состояние.

— Дай-то Бог, дай-то Бог... — с большим сомнением в голосе повторял в ответ Ганс Лютер, наливая полный кубок.

Но и после принятия сана тревога и страхи не покидают Лютера. Я постоянно пребывал в печали. Дух мой был сломлен. Как-то в церкви священник читал отрывок об одержимом, которым овладел бес немоты, Лютер вдруг вскочил со скамьи, бросился вперед и закричал: «Нет, нет, это не я!» И упал на пол (после молнии появились припадки). Другой раз, когда в церкви свершалось приношение даров, его обуял такой внезапный трепет и ужас, что он выскочил из алтаря и убежал из церкви.

Пост, самоистязания довели до того, что он заболел и его отправили в лечебницу. Мне виделись призраки и другие зловещие фигуры. Самые жестокие соблазны мучили и терзали меня. Я едва мог дышать, и никто не приходил меня утешить. Каких только призраков я не перевидал!

Видя все это, монастырское начальство рассудило, что молодому человеку, чересчур занятому собой и анализом своих душевных переживаний, необходимо общение с новыми людьми. Принимая это решение, наставники Лютера проявили не только чутье, но и исполнили правила ордена: раз брат Мартин учился в университете и выказал большие способности к наукам, раз он особенно интересуется Священным Писанием, пусть отправляется во вновь открытый университет Виттенберга преподавать Слово Божье. Если дела пойдут успешно, он получит кафедру, занимаемую профессором о. фон Штаупицем.

В те времена кафедры богословия принадлежали не конкретным лицам, а какому-либо ордену, который и назначал преподавателей. Августинцы, направляя о. Мартина Лютера в Виттенберг, преследовали двоякую цель: вырвать молодого монаха из терзавшей его меланхолии и подготовить хорошего преподавателя для университета.

В 1508 году его отправили в Виттенберг на факультет богословия. Он стал библиоведом, работал в библиотеке, читал лекции по этике Аристотеля.

Но там — те же страхи и паника. При упоминании имени Христа меня пронзал страх, а при виде креста чудилась молния. Я доходил до того, что иногда кричал: «Лучше бы Бога не было совсем!» Он не мог понять, кто мучит его: Бог или сатана?

Умный наставник фон Штаупиц однажды хорошенько отчитал его:

— Что такое - эти твои грехи?.. Христос простил истинным грешникам: убийцам, святотатцам, прелюбодеям! Если ты хочешь, чтобы Христос не оставил тебя, не докучай Ему своими детскими проступками. Не превращай в смертный грех всякую оплошность! Христос не запугивает, а утешает! Посылая нам своего Сына, Бог не шутил и не ломал комедию!

Как-то раз, когда фон Штаупиц находился в исповедальне, Мартин ворвался к нему и выпалил, что во время мессы обмирает от ужаса.

— Что за мысли для христианина! — услышал он в ответ. — Христос не запугивает, а утешает! Опомнись, безумец! Не Бог гневается на тебя, а ты сам восстаешь против Бога!

Брат Мартин мучительно размышлял над этими вопросами, но в то же самое время активно занимался преподавательской деятельностью и учил августинцев Виттенбергского монастыря, затем и мирян, приходивших в монастырскую церковь. Чему именно он учил их? Неизвестно. Тексты первых проповедей Лютера утеряны. Возможно, что их никогда и не было.

В 1510 году Лютер был послан в Рим, чтобы уладить в папской курии какие-то дела, касающиеся августинцев. С Лютером был послан еще один монах, Иоганн фон Мехельну. Осенью 1510 года они пешком тронулись в путь. Отправляясь поутру в дорогу, путники знали, что к вечеру непременно найдут ночлег в одном из бесчисленных монастырей, разбросанных по всей стране, — не своего ордена, так чужого. Они избрали самый оживленный маршрут через Тироль, Милан и Флоренцию.

Многое из увиденного изумляло их, многое вызывало оторопь и неприязнь. Им попадались монастыри из мрамора, самые настоящие дворцы. В одном из них, куда они приплелись вечером пятницы, им подали на ужин мясо.

В Риме им бросилось в глаза, что священники ведут себя совсем не так, как положено, мессу «ужимают» до нескольких минут. Зато по всему городу высились дворцы, в которых на самую широкую ногу жили кардиналы и прочие церковные иерархи. Наслушались они и разговоров в толпе. Оказалось, многие церковные деятели даже не имели духовного сана!.. Сам папа раздавал и продавал епископские должности мирянам, прелатами назначал своих 20-летних племянников. Некоторые высокопоставленные клирики содержали любовниц, имели детей, а мессы не служили вообще. Худшим бедствием была торговля индульгенциями.

Лютера при виде всего этого охватила скорбь. Он, всегда веривший в папство, испытал сильный шок. Он был возмущен. Разочарован и разъярен. Не хотел на все это смотреть. От злости стал изучать прямо в Риме древнееврейский язык у какого-то немецкого еврея.

Через четыре недели паломники отправились назад. Лютеру стало ясно, что папа — это сатана в тиаре, а челядь вокруг него — это бесы и дьяволы. По другой версии, Лютер был разочарован, потому что надеялся в Риме провернуть одно личное дело, а именно испросить у курии позволения продолжить образование в одном из европейских городов, где не было монастыря его ордена, вследствие чего ему не пришлось бы носить во время учебы монашескую рясу. Иными словами — хотел бежать из монахов в мир. Как бы то ни было, после этого «похода в Рим» родился настоящий Лютер, Лютер-бунтарь.

В 1512 году он получил степень доктора богословия. Он стал активно работать со студентами, сочинял комментарии и проповеди, писал письма, служил в церкви. Сам начал толковать притчи. Христос сказал: «Иго мое есть благо, и бремя мое легко». А те люди, которые надеялись только на себя, говорят: «Иго Божье горько, а бремя тяжело!» Пусть идут к Христу. Человека внешнего всегда преследует человек внутренний. Из-за этой охоты и рождается великая скорбь. Охота идет в душе человека, а охотник — сам Бог. А в такие минуты и является к человеку Христос. А к тем, кто не ведает скорби и не чувствует, что за его душу идет охота, Христос не является.

Лютер рос как проповедник и лектор. Вес его среди монахов и студентов увеличивался. Скоро он уже входит в число высших руководителей Виттенбергского монастыря августинцев. Он защищал заблудших овец, принимал их, утешал. Чудо не в том, что человек оступается, чудо в том, что он способен подняться и удержаться на ногах.

Бичует ханжей и лицемеров. Многие считают себя высокодуховными особами, на самом деле они суть существа из плоти и крови, исполненные порока. Они верой и правдой служат не Христу, а своим начальникам да еще и гордятся этим.

Сам Лютер внутренне столь же беспокоен, что и прежде. Опять мысли о вожделении, борьба с плотью. Это жестокая борьба. Мне довелось её изведать. Я слишком хорошо знаю, как является дьявол, как возбуждает он плоть, заставляет её гореть огнем. Стоит вспыхнуть пламени, стоит начаться приступу, как разум слепнет. Когда возгорается плоть, мужчина слепнет, и ему уже все равно, красива женщина или нет. За неимением чистой воды сойдет и навозная жижа. Законы плоти властно влекут тебя к сатане, к греху …Я знаю, что живу совсем не так, как учу жить других.

Лютер выступает против индульгенций. В 1517 году он прибил гвоздем к дверям виттенберской церкви лист с 95 тезисами против индульгенций. С этого момента началась Реформация. Вот главные тезисы:

«Индульгенция не способна искупить даже самого малого греха.

Папа отлучил от церкви тех, кто протестует против индульгенций, но ему следовало бы отлучить тех, кто с помощью индульгенций злоумышляет против истины и истинного милосердия.

Из-за индульгенций простой народ научился опасаться не самого греха, а наказания за грех. Если бы не страх наказания, никто бы и даром руки не протянул за этой бумажкой!

Терпимость к греху, распространяемая через индульгенции, освобождает человека от необходимости страдания и тем самым вынуждает его ненавидеть страдание.

Истинное раскаяние стремился к страданию, а индульгенция рождает покорность греху и ненависть к страданию.

Нужно учить христиан, что тот, кто подает милостыню, поступает лучше, чем тот, кто покупает индульгенцию.

Всякий истинно кающийся христианин имеет право на полное отпущение грехов, даже если у него нет индульгенций.

Совершенное раскаяние упраздняет всякое наказание, кроме того, какое человек сам себе выбирает».

• Лютер против католической церкви: «Церковь — это царство духа, а потому в ней нет и не может быть конкретного руководителя. Нет власти и у папы, ибо Ключи от Врат Небесных, врученные Христом Петру, никому и никогда не передавались. А то, что Христос сказал Петру: «Ты камень, и на камне сем я построю свою Церковь», не надо понимать буквально: Христос давал обещание не конкретному апостолу, а той вере, в которую его обратил, — иными словами, каждый верующий во Христе и есть тот камень, на котором зиждется истинная церковь, которая проявляет себя в трех вещах: в крещении, причащении и проповеди истинного Евангелия».
• Лютер против папы: «Доколе мы, немцы, будем терпеть, что нас грабит и обворовывает папа? Французы сумели себя защитить, почему же мы, немцы, позволяем себя дурачить и обирать? Папская власть — это дьявольский порядок, при котором пиратство, мошенничество и тирания несут свою службу у адских врат. Папа ведет христианский мир к гибели, а потому надо бороться с этим злом. Папа хуже турка. Разве не вздергивают воров, не рубят головы разбойникам? Чем папа лучше? Это антихрист, а Рим — это престол сатаны».
• Конкретные предложения Лютера: «Пора прекратить императору лобызать папские стопы. Следует запретить паломничество в Рим, а в самой Германии снести и сровнять с землей часовни и церкви, притягивающие паломников, ибо это не что иное, как «орудия дьявола, разжигающие алчность и корысть». Запретить строительство новых монастырей для странствующих монахов — пьяниц и бродяг. Принять закон, запрещающий роскошь в одежде, сломать банковскую систему, с помощью которой папа обескровливает Германию».

В 1521 году Лютер был вызван на рейхстаг в Вормс. В этом же году с Лукасом Кранахом издал «Сборник чтений о страстях Христовых и антихристовых», где было 26 парных картинок, напр.: слева Христос отказывается от земных благ, справа папа заявляет на них свои права, Христа венчают терновым венцом, а папу — тиарой, Христос омывает ноги апостолам, а папа сам подставляет свои ноги для лобызаний, Христос уходит в небо, а папа — в преисподнюю.

На соборе его спрашивали, не отрекается ли он от им написанного, Лютер ответил: «Нет, тут стою я, и не могу иначе!» Тогда он был признан вне закона, книги его надо было сжечь, а все имущество его друзей и покровителей - конфисковать.

Когда Лютер ехал обратно, то возле деревни Вальтерхаузен его похитили. Его привезли в Вартбург, к маркграфу Тюрингии. Там комендант барон Ганс фон Берлеш забрал у него рясу, дал рыцарскую одежду, нацепил ему шпагу и золотую цепь. Так, в целях безопасности, Лютер стал «юнкером Йоргом».

И началась другая история.

^*

Жирным шрифтом выделены подлинные слова из писем и сочинений Мартина Лютера