Текст: Игорь Карнаухов/РГ, Пермь
Кадр из фильма «Пермь — Юрятин. Транзит 1916»
Старинные фото предоставлены «Домом Пастернака» — филиалом Пермского краевого музея
В ряду событий, посвященных столетию Октябрьской революции, в краевом центре состоялся специальный сеанс документального фильма «Пермь — Юрятин. Транзит 1916», посвященного столетию пребывания поэта, впоследствии удостоенного Нобелевской премии, на Западном Урале.
Разумеется, начинающего литератора не сопровождал тогда профессиональный оператор ни в Перми, ни в горнозаводском поселке. Как и предшествовавшую свою работу, «Варлам Шаламов. Опыт юноши», последующую ленту автор сценария и режиссер-постановщик Павел Печёнкин во многом построил на фотографиях. Сюжетообразующим стержнем стала экскурсия группы студенток по пастернаковским местам города под водительством доцента кафедры туризма Пермского госуниверситета.
В середине января 1916 года двадцатипятилетний Борис Пастернак приехал во Всеволодо-Вильву.
Прибыл он по приглашению управляющего заводами имения Морозова Бориса Збарского, а того попросила жена, которой хотелось какого-нибудь общества, то есть кого-нибудь в длительные гости. Ибо муж занят делами — готовит заводы к продаже и, кроме того, осуществляет проект, как сказали бы сегодня, в русле импортозамещения: разрабатывает технологию производства хлороформа, а Фанни Николаевна тем временем скучает.
«К моменту, когда он оказался на Урале, Пастернак еще ничего в жизни не сделал, — комментирует в фильме председатель фонда "Юрятин", доктор филологических наук, профессор Владимир Абашев. — Он одарен в нескольких областях. Он занимался музыкой, и первые его шаги одобрил Скрябин, но от музыкальной карьеры молодой человек отказался. Он приступал к изучению философии в Германии, в Марбурге, в 1912 году, но и этого занятия не стал продолжать. Наконец, он увлекся литературным творчеством и выпустил первый сборник стихов, «Близнец в тучах», в 1914-м. Однако книжка не была замечена ни критикой, никем. Год шел за годом, ему исполнилось двадцать шесть, а он все еще был никому не известен… Думаю, он даже испытывал некий страх. Страх неудачника».
...Фанни Збарская в лице Пастернака нашла прекрасного собеседника.
Долгие зимние вечера проходят теперь за роялем и беседами о культуре. Борис путешествует по окрестностям и внимает тишине здешних лесов. Он рад быть полезным Збарскому, ездит по его поручениям в Кизел, Чусовой, Березники. Иногда выдает зарплату рабочим.
«Тут чудно хорошо. Удобства (электрическое освещение, телефон, ванны, баня etc.) с одной стороны, — своеобразные, нехарактерные для России красоты местности, дикость климата, расстояний, пустынности, — с другой. <…> Весь день из кадок каких-то бездонных льется белизна и рядом с ней как уголь черная масса кедровых и еловых лесов, туманных, дымом обволакиваемых гор, — свежесть, свет, крупные масштабы, целый день меняют лошадей, шагу пешком не ступят, быстро спускается ночь, сразу везде зажигается само собой электричество, так день проходит за днем», - пишет он родителям.
Между тем страна воюет. В конце февраля того года санитарный эшелон из Петрограда доставляет в губернию около четырехсот раненых и больных солдат — местным комитетом Всероссийского союза земств и городов они распределены по тыловым лазаретам. Пермяки отдают личные сбережения на военные займы: "Всё для фронта, всё для победы" — не в такой острой форме, как в Великую Отечественную, но это и тогда духовное веление.
— Но легкомысленный мужчина, свалившийся на Збарского, не живет жизнью страны... — замечает Павел Печёнкин. — Ничего из этих событий им не упоминается, они проходят мимо него.
Гость прислушивается к себе. Самое главное свершается в его душе, протекает исподволь, чтобы проявиться однажды.
Приходит весна. 10 мая Збарская с Пастернаком приезжают в Пермь, гуляют по улицам, посещают магазины. Разговаривают о том о сём, ужинают на пароходе под плеск камской волны, прорезаемой отражением огней с пристани в сумерках…
Вернувшись во Всеволодо-Вильву, он возьмет бланк продажи извести и ацетона — другой бумаги не было? — и на нем напишет стихотворение «На пароходе».
Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет. <...>
Седой молвой, ползущей исстари,
Ночной былиной камыша
Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
Фонарной ряби Кама шла.
Волной захлебываясь, на волос
От затопленья, за суда
Ныряла и светильней плавала
В лампаде камских вод звезда.
15 мая следует телеграмма родителям: «Страдаю избытком сил. Пишу. Боря».
«Всеволодо-Вильва в судьбе Бориса Леонидовича сыграла роль стартовой площадки, - указывает Владимир Абашев. - Это место, где Пастернак обрел себя».
В Пермской губернии поэт провел меньше полугода. Он уехал отсюда во второй половине июня 1916-го и больше никогда не бывал. Однако произошло главное: он таки оседлал своего Пегаса и потом не выпускал поводьев.
Много позднее, в середине пятидесятых он подарил Алексею Кручёных фотографию, впоследствии знаменитую: ту, где он сидит на одиноком стуле на пустой веранде, глядя на зрителя исподлобья настороженным взглядом, - подписал он ее: «Дорогому Алёше на память об одной из лучших эпох моей жизни».
На фестивале «Литература и кино-2017» в Гатчине фильму Павла Печёнкина был присужден приз читательского жюри. «За невероятные киновозможности в маленьком фильме соединить судьбу поэта, любовь к городу и тайну высокого каблука, - зачитал, вручая награду, писатель Сергей Есин. - Кстати, мнение членов большого жюри совпало с мнением читательского», - добавил он.
«Пермь — Юрятин. Транзит» снят при финансовой поддержке Министерства культуры РФ.
Ссылки по теме:
У «Дома Пастернака» во Всеволодо-Вильве разбили арт-сквер — 24.10.2017
Пастернак в Перми — 04.05.2016
«…Себя в другом лице здесь чувствую» — 19.02.2016
«Кедр Пастернака» признан памятником — 01.02.2016
