Леонид Юзефович: «Сегодня снова скорее склоняюсь к красным»

Текст и фото: Игорь Карнаухов/РГ, Пермь

На своей духовной родине, в Перми, Леонид Абрамович Юзефович встретился с публикой в статусе председателя жюри фестиваля документального кино «Флаэртиана», однако разговор шел не только и не столько о кинематографе, сколько об истории и уроках, которые напрашиваются из прошлого, однако не всем это понятно.

От действительности до Швамбрании

Пермскую публику, особенно ревностно смотревшую экранизации «Контрибуции» и «Казарозы» по причине места их действия оратор сразу огорошил тем, что кинозритель он неусидчивый. 

— В кино я хожу очень редко, - признался писатель. - Я физически не в состоянии посмотреть фильм от начала до конца, как бы он ни был хорош; мне тяжело высидеть. Поэтому фильмы я смотрю порциями. Тем не менее, документальное кино мне близко. Ему тоже присуща некоторая игра, приемами монтажа можно оказать воздействие, но сюжеты больше основаны на жизни, - нередко берется целая часть жизни. Мне больше нравится та документалистика, где совсем нет постановочных сцен, но, увы, сейчас они есть и во многих неигровых фильмах. 

Я сам всегда писал не только художественную прозу, но и документальную; это другая степень отражения к реальности. Писатели, да и кинематографисты, на мой взгляд, отличаются и по этому критерию. Тут два варианта, вытекающих из творческих намерений: хочешь ли ты писать близко к действительности или же хочешь придумать Швамбранию?! Я отношусь к тем, кто стремится отображать действительность. В художественном произведении ее нельзя отобразить полностью, но…

когда долго живешь, понимаешь: судите человека по его намерениям.

Сначала нужно понять, чего хотел человек изначально. 

Я люблю одну китайскую притчу. 

Как-то император пригласил к себе одного искусного художника и спросил его: что труднее всего рисовать?!

— Труднее всего изображать лошадей и собак, - ответил художник. 

— А что легче?! — не унимался император.

— Легче всего - демонов и духов умерших, - отвечал живописец.

…Потому что последних никто не видел и не проверит, а животных видели все.

Проверить Унгерна 

— Не судите о ходе истории по историческим романам. Особенно по претендующим на реконструкцию событий. Читать потом в сравнении с ними документы, зафиксировавшие, как всё происходило на самом деле, бывает мучительно. Это относится, например, к "Я пришел дать вам волю" Василия Шукшина, хотя, между тем, о персидском походе Степана Разина нам, оказывается, не известно вообще ничего.

Исторический роман получается за пределами трех поколений. Если я напишу что-нибудь о полководце Клавдии или об Александре Невском, это будет исторический роман. Очень люблю «Капитанскую дочку», но… даже мы сегодняшние не воспринимаем ее как хроникальное повествование; а Пушкина от пугачевского восстания отделяло около полувека.

На мой взгляд, успех «Бессмертного полка» объясняется в том числе тем, что события, эхом которых он стал, еще не стали историей. Эта память еще болит, бередит.

Есть один человек, который о бароне Унгерне знает больше меня, и чьи книги стоит читать. Это Сергей Кузьмин, по профессии биолог, но Азия для него часть жизни. Он и относится к барону лучше меня; я-то к нему отношусь со смешанным чувством восхищения и отвращения.

Дружим мы с Кузьминым давно. Так вот, Сергей Львович стал рассказывать мне, будто члены трибунала над бароном все поумирали в течение года-двух от загадочных болезней, подобно вскрывшим гробницу Тутанхамона. Он, конечно, воспринимал это как проявление божьей кары.

"Надо бы проверить", - посоветовал ему я.

Он проверил. Легенда не подтвердилась. 

И улица меняется в лице

— Длительное существование чего-либо уже является оправданием дальнейшего его существования.

Мне кажется, улицы Луначарского в наших городах так и должны остаться с именем этого политического деятеля — он все ж таки не расстреливал несчастных по темницам. 

Один писатель сказал: "Если ты гордишься победой в Великой Отечественной войне, ты должен стыдиться сталинских лагерей…» Совершенно неверная формулировка! По отношению к лагерям, к репрессиям должно возникать скорее чувство горечи, боли и сочувствия.

Равно как примитивным кажется мне и противоположный подход, высказанный при мне другим писателем на мероприятии в Ясной Поляне: «Мы должны гордиться своей историей!..» Перенесите это на своих родителей: вы их любите, но всем ли в их жизни вы гордитесь?! 

Будь моя воля, я бы, например, половине нынешней улицы Ленина в Перми, в пределах исторического сердца города, на расстоянии от Разгуляя до Комсомольского проспекта, вернул историческое наименование: Покровская. А на дальнейшем протяжении от проспекта до вокзала пусть остается улицей Ленина. Мне, чтобы понять, подходит ли улице ее название, необходимо ее посмотреть.

Но в целом, мне кажется, нормальный подход. В Питере, где я сейчас больше живу, много улиц на своем протяжении носят разные названия.

Еще там, в частности, сохранилась набережная Робеспьера, и пусть она и дальше будет. А то мы так допереименовываемся до царя гороха! Помню, в конце восьмидесятых в Иркутске хотели снять Ленина и на тот же пьедестал, «чтобы добро не пропадало», поставить статую Колчака… В общем, неудачная была идея.

Однако подозреваю, что в итоге верх возьмут представители какой-то одной точки зрения.

Украйна глухо волновалась 

— Давно собираюсь составить антологию поэзии Гражданской войны. Не знаю, в итоге дойдут ли у меня до этого руки или нет; однако, когда стал в фейсбуке выкладывать стихи, которые задумал включить в нее, мне в ответ стали присылать много других той же эпохи и той же темы. 

В ней будут стихи поэтов, находившихся на стороне красных, будут — разделявших позиции белых, будут — тех, кто пережил на себе последствия исторического конфликта, оставаясь обычным обывателем. Должны быть творения и литераторов советского времени, и современных авторов. 

Леонид Абрамович продекламировал стихотворение Николая Ушакова (1899—1973), одного из тех, оставался «нейтральным», впоследствии видного советского поэта, - "Украйна глухо волновалась».

Как быстро время протекло —

уже январь не за горами.

Начальник станции в стекло

глядит сквозь тощие герани.

Каких-то паровозов дых,

каких-то эшелонов волок,

и на площадках голубых

оглобли задраны двуколок.

На кукурузе снег повис,

и в инее лесные дачи.

Неведомый кавалерист

по шпалам на восток проскачет.

Летят теплушки кверху дном,

мосточки головы срывают.

Солдат в буфете ледяном

от черной оспы умирает.

Он мертвой матери сказал,

что вылечить его не поздно.

Луна в нетопленный вокзал

плывет торжественно и грозно.

Слепец частушки говорит,

и «яблочком» рокочет лира.

Начальник станции зарыт

перед крыльцом своей квартиры.

Глядят по-прежнему в стекло

сквозь кисею его герани.

Как быстро время протекло —

уже февраль не за горами!

Между большевиком и великим князем

— Сегодня я, пожалуй, больше «патриот», нежели чувствовал себя таким раньше. Я много путешествую и вижу нашу особость, непохожесть на другие народы. В последние годы я стал ощущать ее острее.

Когда-то, в шестидесятые, под влиянием революционной романтики мы все были, конечно, красными. Прошло время, в начале девяностых мы все опечалились о «России, которую мы потеряли», и ближе нам стали белые. Однако с тех пор общественные настроения изменились очень сильно, -

а мы все зависим от духа времени, это кому-то только кажется, будто он мыслит, ни от чего не завися,

- и теперь я вновь склоняюсь скорее снова к красным... 

Один мой знакомый как-то, лет десять назад, вернувшись, кстати, из Перми, где он посетил краеведческий музей, возмущался тем, что здесь соседствовали два стенда: на одном рассказывалось о великом князе Михаиле Александровиче, на другом - о большевике Александре Борчанинове. "Как же так! Надо, наконец, определиться, за кого мы!" - восклицал он. А я говорю: не надо. Любая эклектика - враг радикализма и друг компромиссов. Я - за пестроту. Любая чистая идеология плодит радикалов. А за эклектические идеи убивать друг друга никто не пойдет! 

КСТАТИ

18 декабря Леониду Юзефовичу исполнилось семьдесят лет. Редакция портала «Год Литературы» от души поздравляет писателя с юбилеем! 

К его многочисленным почетным наградам и званиям недавно добавился титул почетного профессора Пермского государственного национального исследовательского университета, филологический факультет которого романист окончил в 1970 году.