Александр Сокуров. Разговор о кино на книжном фестивале

Текст: Светлана Мазурова/РГ, Санкт-Петербург

Фото: аккаунт «ВКонтакте» Новой Голландии

На острове Новая Голландия в Санкт-Петербурге впервые прошел книжный фестиваль и ярмарка интеллектуальной литературы «Ревизия». На экране под открытым небом показали видеоверсию спектакля Александра Сокурова Go. Go. Go, поставленного по мотивам произведений Иосифа Бродского в 2016 году на севере Италии, в Виченце, на сцене Teatro Olimpico.

С выдающимся режиссером, автором фильмов «Одинокий голос человека», «Скорбное бесчувствие», «Русский ковчег», «тетралогии о власти» - «Молох», «Телец», «Солнце», «Фауст» - о его отношении к литературе, театру, профессии, музеям, о дальнейших планах поговорила Светлана Мазурова.

Александр Николаевич, вы сказали: «Это большая честь для меня - участвовать в книжном фестивале». Почему?

Александр Сокуров: Литература занимает одно из главных мест в развитии современного общества, и она нуждается в поддержке общества, государства более, чем кинематограф, театр, другие виды искусства. Предложение показать видеоверсию спектакля Go. Go. Go я воспринял с благодарностью.

Какие произведения Бродского в основе спектакля?

Александр Сокуров: Эта постановка - «по мотивам произведений Бродского», не только по пьесе «Мрамор». «Мрамор» должен идти в иных декорациях. У людей такого масштаба сама жизнь является произведением. Показаны встречи Бродского с людьми, с которыми он никогда не встречался, с которыми не мог встретиться. Это художественное сочинение, фантазия. Там много разных уровней.

Конечно, звучат стихи Бродского, которые великолепно, с большой нежностью были переведены на итальянский язык. Переводчики известные, великие знатоки русского языка, они любили Бродского, некоторые даже знали его - как, например, Джанни Буттафава. Мало кто относится к русской культуре с такой мягкостью, нежностью, как итальянцы. Ни немцы, ни французы. Мне так кажется. Удивительно звучит на итальянском языке сложная конструкция пауз или слияние интонаций Бродского. Как будто было написано для итальянцев на их родном языке.

Итальянцы любят переводы Бродского.

Что касается содержания спектакля, это попытка публично поговорить о схватке варварской цивилизации и современной жизни. От варварского перевоплощения никто не застрахован, ни одно общество.

Я очень хотел сделать итальянский спектакль, вывести на сцену много артистов, чтобы там были музыка, пение, разные жанры. То, что мне никак не удается сделать у себя на родине. Италия относится ко мне с доверием, внимательно, и мне хотелось сделать подарок моим итальянским друзьям, коллегам. Для итальянского драматического театра сегодня нехарактерно много персонажей на сцене, динамичное и разнообразное существование. Театры там в сложном положении. У нас в России театры процветают, государство оказывает им колоссальную помощь.

При этом мне хотелось привнести в спектакль качества русской интонации. Бродский интересен и тем, что он не растворился в англоязычном океане.

Конечно, я волновался, смогу ли выполнить эту работу. Моя театральная биография складывалась неудачно. Сделать театральный спектакль гораздо сложнее, чем снять кино. Я это понимаю. Кинематографическая режиссура - это просто арифметика, а театральная - высшая математика, большой, тяжелый труд, настоящая академия. Через эти уроки должен пройти каждый кинорежиссер, чтобы немного сбить свою спесь, гордыню.

Предложение поставить спектакль в Виченце сделал продюсер Франко Лоэра (Franco Loera), который работал со многими великими театральными мастерами. Это было большим событием в моей жизни. Teatro Olimpico - единственный большой крытый театр античного образца, сохранивший, как никакой другой в мире, все свои конструктивные, декорационные особенности. Театр-музей. Построен по проекту архитектора Андреа Палладио в ХVI веке. Я боготворю музеи, но работать там было непросто - лишнего шага не ступить, можно вывести на сцену определенное количество актеров, не больше (мы, правда, нарушили это правило - у нас было много артистов).

А как появилось решение сделать фильм?

Александр Сокуров: От постановки спектакля до сегодняшнего дня мы прошли большой путь. Было бы глупо не сохранить спектакль, который шел в таких великолепных декорациях. Спектакли уходят со сцены и иногда стираются и из памяти. Поэтому в течение первых трех премьерных показов мы делали многокамерную съемку, а потом монтировали в России. Технической работой занимались мои молодые коллеги из Москвы и Петербурга. Интересное изображение, монтаж, и надеюсь, зрителям будет интересно смотреть, слушать.

Спектакль идет на итальянском языке, русские субтитры. Продолжительность - 1 час 15 минут, я считаю это оптимальным временем, не люблю длинные драматические действия. Мы сделали еще версии для Милана (там другая сцена) и других городов Италии.

Конечно, желательно, чтобы постановку смотрели в театре. Живое дыхание актера, акустика театра. Но тем не менее иногда важно сохранить образ постановки для истории театра. Спектакль Go. Go. Go уже не идет.

Расшифруйте название спектакля.

Александр Сокуров: У спектакля долго не было окончательного названия, и по мере того, как шла работа, шли поиски. Так же, как и в кино, мне кажется, название рождает сама работа. Не то назначенное, на уровне сценария. Фильм сам ищет название. Любое литературное изложение будущего фильма - это ложь, неправда. Мы развиваем замысел. Любое произведение - это дерево, мы его выращиваем. Иногда даже порода дерева становится другой: сажаем клен, а вырос дуб.

В конце концов я сказал продюсеру, что название будет таким: Go. Go. Go. Он очень удивился.

Название должно быть больше и шире темы спектакля. Название фильма должно выходить за пределы фильма. Название должно открывать художественному произведению дорогу в будущее. Во многом с помощью названия фильм может удержаться в перспективе.

Спектакль Go. Go. Go и соответственно будущий фильм рассчитан на человека, зрителя, который знает что-то о Бродском и любит его. Если в человеке отсутствует любовь к культуре, то смотреть ему это не надо. Значит, это не наш зритель. Я никогда не умел делать что-то для большого числа людей. Скорее, работал для круга людей, у которых немного похожее со мной мировоззрение. Не всем близок, например, Лермонтов, а я очень люблю его. Надеюсь на тех людей, которые находятся на пути к Бродскому.

Кому-то фильм не понравится, может показаться неинтересным, бессмысленным или чужим.

Как приняли постановку в Италии?

Александр Сокуров: Это удивительно, но в Италии поразительно хорошо приняли все спектакли - в Teatro Olimpico и в Милане. Тишина, напряжение в зале, реакция хорошая. Понимание. В театр всегда приходят люди, готовые что-то простить актерам, режиссеру.

У нас на премьере в Виченце была и вдова Бродского. Я опасался, что постановка вызовет у нее тревогу, но, к счастью, она восприняла действие с мудростью. Я всегда боюсь обидеть людей своими фантазиями, необузданностью действий.

Для меня Бродский не просто художественный автор, он еще и соотечественник, часть драматичной советской истории, от которой невозможно отказаться. На одной чаше весов - кошмарный период тоталитаризма, на второй - мужество, упорство, талант, величайшие образцы театральные, кинематографические, наука...

[gallery size="full" ids="88088,88082,88087,88084,88085,88086,88089,88083"]

А вы встречались с Бродским? Или с людьми, которые его хорошо знали?

Александр Сокуров: С Бродским я не встречался. И не мог встретиться. В свое время, когда был в Америке с Кирой Муратовой, даже мысли такой не было. Может, я был слишком молодым, занят поглощением, разглядыванием нового мира. В поле зрения были аборигены, а не те, кто туда приехал из СССР. Когда я был в Нью-Йорке, меня приглашали на вечера, в дома бывших советских граждан. На меня тогда эти люди произвели жуткое, сокрушительно-отрицательное впечатление - дикие, мстительные, лишенные такта, культуры.

Конечно, я знаю многих, кто был знаком с Бродским, относится к нему коленопреклоненно. Мы в свое время пытались помочь музею Бродского, который никак не может сформироваться, - сделать видеоверсию, «вечную» инсталляцию, трансляцию из квартиры, где он жил. Вдовой Бродского был создан фонд. Но оказалось, что в Петербурге тоже есть фонд Бродского, деятельности у этого фонда нет, только везде ищут деньги, для чего - не знаем. Деятели этого фонда прячутся в Нью-Йорке и Тель-Авиве.

Вот и на нас подают в суды за показ фильма Go. Go. Go.

Где можно увидеть фильм Go. Go. Go?

Александр Сокуров: Постановку финансировало итальянское государство, не частные лица. У продюсера спектакля, которому принадлежат права, нет возражений против показов фильма в России. Что будет дальше - не знаю. Может, один-два раза покажем в Москве.

Ваше мнение по поводу музея Бродского в доме Мурузи в Петербурге?

Александр Сокуров: Разговоров и болтовни много, а дела на месте. Подобная судьба у музея Шостаковича, который в свое время в нашем городе создавали Вишневская и Ростропович. Они выкупили квартиру, наполнили ее раритетами, отремонтировали подъезд, установили новый лифт. И начался бунт жильцов: почему люди, приезжающие в музей, пользуются нашим лифтом? Потом Галину Павловну обязали ходить по инстанциям города и оформлять какие-то документы на передачу музея городу. Она сказала: «Вы что, хотите, чтобы я ходила по кабинетам? Не будет этого». И они аннулировали свою дарственную городу.

Подумать только - в Петербурге нет музея Чайковского. Та же история - необходимо выкупить весь подъезд. На это нет денег у города! Вы можете это осознать? У Петербурга нет денег на музей Чайковского!

Мне трудно представить, каким будет музей Бродского, кому он будет нужен. Сама идеология, тенденция развития музейного дела тупиковая. Мы знаем отношение искусствоведов, руководителей музеев к атмосфере в музеях, которая часто не пробивает эмоциональную коросту значительной части людей.

Музей - это не только стены, подлинники, это еще и атмосфера.

Шедевры уничтожают человека психофизически, оригиналы борются со зрителем, не любят его. У них есть какая-то особенная аура великих явлений, свое поведение и свое взаимоотношение с теми, кто приходит. И не всегда нужна публичность. Ну будет еще один музей - как музей Ахматовой или какой-то еще именной, ну и что?

Вы и к балету когда-то обращались, с выдающейся балериной Аллой Осипенко сотрудничали. Может, есть планы вернуться к сцене?

Александр Сокуров: Я написал либретто пластического спектакля о ленинградской блокаде, передал его Андрею Сигле, которого считаю удивительным композитором, прекрасным мелодистом. Меня интересуют пронзительные мелодии, особый драматизм, который есть в природе нашей - мы в России очень чувствительны. Не было бы «железного занавеса», наши песни звучали бы по всему миру, нас было бы не догнать ни американцам, ни французам. Я так считаю.

Но замысел пока не реализован. Может быть, потому, что я боюсь стихийности театральной работы - на любом этапе тебя могут убрать с полдороги. Выбросить.

Валерий Гергиев все время предлагает мне что-нибудь сделать - в опере, балете. В свое время я предлагал много тем для новых спектаклей, там были и балетные. Но надо было написать музыку. Нет новых тем, новых авторов, имен, мало разнообразия.

Всегда тяжело, когда ты настраиваешься на работу, веришь в себя, в тех, с кем начинаешь работать. Все же понимаешь, что в жизни сможешь сделать определенное количество работ, и чем становишься старше, тем меньше шансов что-то сделать, и ты с возрастом остро чувствуешь это. С тревогой думаю о том, что с нами случится завтра.

У вас есть книга «В центре океана». Вы человек читающий, каким видите будущее книги?

Александр Сокуров: Мне очень хотелось бы, чтобы сохранилась и осталась живой большая романная форма. Мне кажется, что сейчас этого очень не хватает. Только серьезные литераторы могут быть нашими проводниками в будущее и могут помочь понять нам, что у нас за спиной и что впереди. Стив Джобс не знал, куда нас повел. Современный прогресс обрел практически на 90 процентов отрицательные качества.

Нам не хватает великих людей (Толстого, Достоевского, Солженицына), которые должны сходить в будущее, вернуться оттуда и сказать, что нас ожидает в условиях, когда политический топор повис над всем.

Все прекрасные литераторы, с которыми мне довелось встречаться, отмечали, что сил на большой роман уже нет. В свое время Солженицын говорил мне, что занимается циклом миниатюр «Крохотки», научными литературными исследованиями - «Русским словарем языкового расширения» (выдающийся труд), оттого что на роман уже нет сил.

Авторская работа для меня всегда индивидуальна. И чем менее пишущий человек связан с социальными сетями, тем глубже, тоньше и полезнее для нас его труд. Это видно по кинематографу. Все западное кино насыщено и перенасыщено социальными сюжетами. Сейчас моя ученица оказалась в Германии и вынуждена пройти киношколу после нашего курса. Пишет мне, что все наставники убеждают и принуждают их работать над социальными темами. Никакие сюжеты, связанные с тем, что происходит внутри человека, не принимаются. Снимайте, думайте только о том, что творится за пределами человека. Такой неокоммунизм.

Нам, конечно, не хватает стилистов, литераторов, у которых свой особенный язык. Помните, как мы ухватились за первые переводы Фолкнера? И чем для нас был Андрей Платонов. Нам нужны творцы, которые любят язык, чувствуют его. Нехватка в современной литературе стилистических сокровищ порождает равнодушие к литературе.

Последним ярким стилистом был Солженицын. У него был глубокий интерес к фонетической атмосфере языка в литературном процессе. Мало кто так чувствует сегодня.

Не хочу обобщать, многого, конечно, не знаю, и мало успеваю читать.

Кого из режиссеров вы считаете «одной группы крови» с вами?

Александр Сокуров: После ухода Киры Муратовой - великого, на мой взгляд, мастера кинематографического языка, есть только режиссер-документалист Виктор Косаковский. Это наш выдающийся современник. Я посмотрел его фильм о воде «Акварела» (Aquarela), который показывали в Венеции. Новые технологии и абсолютно божественное отношение к жизни, к тому, что нас окружает. Виктор Косаковский - это какое-то уникальное человеческое существо.

У меня в жизни ничего не происходит. Я ошибся в профессии. Мало успел сделать. Совершил много ошибок. Потери мои несопоставимы с тем, что сделал. Я не пожелал бы никому из режиссеров оплачивать своей жизнью профессиональный результат. Так нельзя. Жизнь прекрасна. Ценнее, чем профессия. Кино этого явно не стоит. Литература, музыка - согласен, да. Кино - скоропортящийся продукт, ненадежный попутчик в жизни.

Ваши планы? Чем заняты сейчас?

Александр Сокуров: Мы собираем материал для исторического фильма о Второй мировой войне. Пытаюсь ответить для себя на вопрос, почему она случилась. Фильм, как сложная визуальная форма, полуфантастическая. Тема серьезная. Труд большой. Мне удалось посмотреть множество документов, которые я раньше не видел. Многое для себя открыл, хотя у меня историческое образование.

Я глубоко занимался историей Сталина, анализом его действий, поступков, характера.

Трудно сказать, снимем ли мы этот фильм... Стараемся делать все, чтобы он состоялся. Но положение на студии, в нашем фонде на грани обрушения.

Это продолжение вашей «тетралогии о власти» («Молох», «Телец», «Солнце», «Фауст»)?

Александр Сокуров: Нет, это развитие другой художественной формы, которую я никогда ранее не пытался создать на экране. Новые для меня метод, инструмент. Абсолютно личностный подход к тому, что будет происходить на экране. Никакой объективности там не будет. Работа души, сердца, сознания, борьба характеров. Хотел бы закрыть для себя тему этого кошмарного явления - мировые войны.