Интервью Михаила Визеля
Перевод с итальянского Яны Богдановой
Фото: it.wikipedia.org
Трудно поверить, но в 1985 году в качестве темы для своего дебютного романа 39-летний поэт и литератор избрал не перипетии собственной личной жизни, как то обычно бывает с дебютными романами, а послереволюционную судьбу Николая II. А поскольку железный занавес еще не открылся, уснастил ее подробностями совершенно фантастическими - почти в духе средневековых картографов, "населявших" Сибирию и Тартарию псоглавцами и исхиаподами.В 2011 году Роберто Пацци увидел реальную Сибирь из окна транссибирского экспресса; а в 2018 году входит в состав делегации Италии как почетного гостя Нон/Фикшн. Перед приездом в Москву мы задали Роберто Пацци несколько вопросов.
В России, благодаря опере Верди, хорошо известно выражение La forza del destino - "сила судьбы". Можно ли сказать, что ваш интерес к последнему российскому императору - это тоже La forza del destino?
Роберто Пацци: Конечно, мой интерес к трагедии российской императорской семьи в Екатеринбурге можно назвать и «силой судьбы». Меня с детства интересовала история этой семьи, ее трагическая гибель, притягивала атмосфера неизбежности и необъяснимости, а ведь я итальянец и ни слова не знаю по-русски. Впервые я увидел их на фотографии - мне тогда было лет двенадцать - и не смог остаться равнодушным. На этой фотографии Романовы были прекрасны, и я не понимал, как можно было так жестоко поступить с четырьмя девушками и мальчиком 14 лет. Тогда я еще не понимал, как можно надругаться над красотой. Не знал, что политика бывает не только справедливой, но и несправедливой, а хорошее и плохое воспринимал только с точки зрения эстетики. Я рос и читал великих русских авторов: Толстого, Достоевского, Пастернака. Их книги, и в особенности «Мастер и Маргарита» Булгакова, стали для меня судьбоносными. Я чувствовал себя как дома в той, литературной России: бескрайние просторы, грандиозные битвы с татарами, вечное противостояние волне азиатских захватчиков во имя христианской веры. Эта Россия была мне иногда роднее, чем Италия. Перед сном я читал великих русских писателей, а с утра пораньше шел в школу. Меня восхищало то, как понимают добро и зло князь Мышкин, Настасья Филипповна и Рогожин в «Идиоте» Достоевского. Восхищала иерархия общества, пирамида власти из сказок, где на вершине - «отец народа», царь, а над ним только Отец Небесный, Бог. Это был еще средневековый мир, не затронутый Просвещением и позитивизмом. Мне никогда не нравился итальянский реализм, я не читал Моравиа. Но я жаждал героев и трагедий. В своем воображении, изголодавшемся по эпосу, как написал в предисловии к роману «В поисках императора» поэт Джованни Рабони (1985 г., издательство «Мариетти»), я выбрал сторону проигравших. А кто может быть этим проигравшим, если не царь Николай II, жестоко убитый вместе с детьми так же, как и наш граф Уголино из «Божественной комедии» Данте? Николая убили даже без суда, которому французские революционеры подвергли Людовика XVI и Марию Антуанетту. Я не мог писать про Ленина, тот победил. Закат его власти начался с победы, которая привела на вершину Сталина. Судьба проигравших дает гораздо больше пищи воображению, чем судьба победителей. И в конце концов литература может примирить даже тех, кого разделила идеология.
В 2011 году вам выпал случай проехать по Транссибирской магистрали, по тем самым местам, где номинально разворачивается действие романа Cercando l'Imperatore, общаться с местными жителями. Скорректировало ли это ваше отношение к Сибири и к России в целом?
Роберто Пацци: После того, как в 2011 я побывал в Екатеринбурге и проехал по Сибири до Байкала, не могу сказать, что путешествие по Транссибирской магистрали потрясло мое воображение. Я и не думал, что эти места будут в точности такими, как я их себе представлял. Я знал, что с того времени все поменялось. Я был готов к этому. Но совершенно неожиданно меня взволновало прибытие на станцию Екатеринбург, откуда началось восхождение на Голгофу героев моего романа. Чувствовалось какое-то проклятье, лежащее на городе, где случилось такое ужасное злодеяние, и это было настолько сильное ощущение, что ночью в гостинице я почувствовал себя плохо. Когда я оказался перед Храмом на Крови, возведенным на месте дома Ипатьева, я не почувствовал даже намека на связь с историей, тем периодом - с апреля по июль 1918 - когда Романовы сидели здесь в заточении и ждали приговора судьбы. Перед моими глазами бежал куда-то большой промышленный город, такой же, как Милан, и ничем уже не напоминал ту сонную провинцию начала XIX века, куда сослали императорскую семью из далекого Тобольска.
Ночью же все пережитое напряжение, помноженное на посещение храма, вылилось в то, что мне стало очень плохо, так плохо, что я позвонил своему бывшему ученику в Италию, он сейчас работает врачом. Может быть, образы зловещего города из моего воображения наложились на события настоящего. Каким-то образом я прочувствовал страдания своих героев. Я не мог спокойно спать в этом городе. Больше двадцати лет (между тем днем, когда я впервые увидел фотографию императорской семьи, и тем днем, когда я начал писать роман, прошло много времени) перед моими глазами стояла картина кровавой бойни в подвале дома Ипатьева. Если столько лет представлять себе настолько жестокую сцену, это не пройдет бесследно. Писатель вовлекает в создание произведения не только разум, но и тело, переживает и физически то, что описывает на страницах своих произведений, чему становится свидетелем. Еще мне запомнилась поездка в тайгу, где-то недалеко от Красноярска, кажется. Настоящий лабиринт, где легко можно потеряться, как я и описал на страницах романа, в сцене, где Кайджар, солдат Преображенского полка, охотится на тигра.
Вы - автор почти двадцати романов, на русский язык из них переведено только два. Какой вы предложили бы перевести русским издателям в первую очередь? Почему?
Роберто Пацци: Мне кажется, русских издателей после переведенного в 2005 г. романа «Конклав» (издательство «Лимбус-пресс») и вышедшего сейчас в издательстве «Алетейя» романа «В поисках императора» может заинтересовать еще одна книга о русской императорской семье - «Принцесса и дракон». В ней речь идет о не самой известной исторической личности, брате царя Николая II, великом князе Георгии, скончавшемся от туберкулеза в 1899 году. О нем известно очень мало, и мне удалось придумать удивительную историю с абсолютно фантастическими характерами, на создание которой меня, возможно, вдохновил один из моих самых любимых русских романов, «Мастер и Маргарита» Булгакова. Рукопись моего романа в 1984 году прочел один из членов императорской семьи, живший тогда в Риме, князь Николай Романов, кузен давно скончавшегося царя. Он очень бережно хранил историю своей семьи. Князь пригласил меня к себе домой и заверил, что история, рассказанная в романе, весьма похожа на правду, особенно это касается нежной привязанности кузенов друг к другу. Мне удалось рассказать (как написано на обложке издания «Гардзанти») о «юноше, оказавшемся заложником двух врагов, болезни и власти, который с отчаянной стойкостью готовится совершить величайший побег: прочь из времени, прочь из этого мира... Словно при помощи машины времени повествование переносит героя - и нас вместе с ним - в прошлое и в будущее, когда правили те, кто давно умер, и те, кто еще не родился, позволяя нам увидеть корни и ветви дерева власти» (Джованни Рабони).
Еще один роман, который может быть интересен русским читателям, всегда с особым чувством относящимся к фигуре Христа, это «Евангелие от Иуды», в котором речь идет о римском императоре Тиберии, живущем на острове Капри, Иуде, Пилате и Христе. Этот роман призван ответить на вопрос: почему Христос в своих проповедях полагался только на слово произнесенное и отрицал слово написанное?
Год Литературы благодарит за помощь в организации интервью редактора русского издания книги «В поисках императора» Михаила Талалая.
