Текст: Анна Николаева
Фото предоставлено издательством
Клементина Бове "Ужель та самая Татьяна?"
Перевод с французского Дмитрия Савосина
М.: Самокат, 2019
Это для нас Пушкин «солнце русской поэзии» и «наше все». Практически родственник, о котором либо хорошо, либо очень хорошо, а третьему не бывать. А француженка Клементина Бове выросла в другой песочнице, на стенах ее класса висели портреты других поэтов, и к Александру Сергеевичу она относится с уважением и любопытством, но без лишнего трепета и придыхания. А потому плененная некогда «Евгением Онегиным» и одноименной оперой Чайковского, мадемуазель Бове не побоялась взяться за собственное «собранье пестрых глав». Роман в стихах Songe a la douceur ("Сон был сладок"), ставший по-русски «Ужель та самая Татьяна?», вышедший в издательском доме «Самокат», Клементина Бове лично представила в Москве - на ярмарке Non/fiction и в Государственном музее А. С. Пушкина на Пречистенке. Благо, как с восторгом убедилась благожелательная публика, по-русски живущая в Великобритании француженка говорит вполне прилично - хотя клянется, что никаких русских эмигрантов у нее в роду нет.
Итак, Татьяне 14. Жаркое лето 2006-го она проводит в парижском предместье с матерью и старшей сестрой Ольгой. У Ольги роман с молодым соседом - Ленским, как вы понимаете, который строчит ей бесконечные мадригалы в стиле рэп. Татьяна же взахлеб читает Шарлотту Бронте, Бориса Виана и Луи Арагона, и распаленное то ли летним зноем, то ли гормональной бурей воображение рисует ей картины любовной страсти одну откровеннее другой.
И вот однажды Ленский знакомит сестер со своим парижским другом - Евгением. Тому 17, он хорош, как Аполлон, аристократичен, образован и, естественно, «полон скорбью мировой». Ну, дальше вы и сами все знаете: долгие разговоры по душам, бабочки в животе, письмо, холодная отповедь: «Любовь не то, чем она тебе кажется. Тоска это все зеленая… Нам было бы скучно вместе». Потом день рождения Татьяны, ссора с Ленским и его нелепая, но такая трагичная смерть. Здесь автор, чтобы не грешить против уголовного кодекса и исторической достоверности, обошлась без дуэльных пистолетов: ее поэт погибает от несчастного случая, упав с крыши. Занавес. Прошло 10 лет. И вот однажды утром Евгений встречает Татьяну в метро. Она без малинового берета, зато с рюкзаком книг - едет в библиотеку, где работает над диссертацией по истории искусств. И вновь мы смотримся в «зеркало» пушкинского текста: Онегин теряет голову, забрасывает Татьяну тоннами мейлов и Skype-сообщений… Теперь уже его черед предаваться мечтам, из-за которых роман Клементины Бове помечен значком 18+ и продается обернутым в целлофановую пленку.
Следующий ход за героиней, и вопрос только в том, по какой причине Татьяна образца 2016-го откажет успешному бизнес-консультанту Евгению. И откажет ли… А может, через двести лет нас ждет желанный хеппи-энд?!
По прочтении 250-страничного романа немудрено заговорить стихами. Оно как-то само так получается. Ты словно бы входишь в бушующий поток - нет, не чеканной «онегинской строфы», конечно, но бойкого речитатива, с его бесконечной чехардой ритмов и рифм. Местами он нисходит до верлибра, пестрит современным сленгом, а то вдруг взвивается ввысь классическим александрийским стихом, приправленным высокопарными оборотами.
В этих стилистических «американских горках» есть свое обаяние. Они сбивают с толку, хохочут в лицо, хулигански плюют на все каноны и академические «флажки», а значит, вырваться невозможно... Остается лишь дочитать до конца. Пушкин бы оценил!
По словам переводчика Дмитрия Савосина, текст Клементины оказался для него серьезным вызовом. И не столько даже из-за своей вольной формы, сколько потому, что писательница, при внешней непринужденности, буквально нашпиговала его скрытыми цитатами из французских классиков: то тут мелькнет тень Рембо, то там подмигнет Бодлер. Для соотечественников автора эти аллюзии очевидны и легко поддаются дешифровке, а нам-то каково?! Решение пришло само собой. Державин, Тютчев и Александр Сергеевич собственной персоной заменили в русском переводе своих зарубежных коллег, от чего роман стал еще родней. «Если жизнь тебя обманет - не сердись, а вниз спустись, - кричит Онегин Ленскому, стоящему у края крыши. - Уладим все как деловые люди: если тоскливо - по баночке пива; иль перечтем, что говорит Лотреамон». Лотреамон! Вы это слышали? Конечно, 17-летнему эстету ближе предтеча символистов и сюрреалистов граф Лотреамон, нежели остряк Бомарше. Но какова игра в игре!
Отдельно Дмитрий Савосин благодарит своих юных помощниц из РГГУ, которые словно бы прошлись по тексту филировочными ножницами, впустив в него воздух современных словечек, девичьего трепета и легкомыслия. А Мария Маленкова целиком перевела письмо Татьяны, в котором героиня, помимо всего прочего, интересуется, нравятся ли вообще Евгению женщины («Возможно, ты гей? Что вовсе не проблема») и не хочет ли он сходить с ней в кино на третью часть «Спайдермена». «Я бы так не смог, - замечает Дмитрий. - Каждое слово в точку: ни прибавить, ни убавить».
Но за всей этой внешней подростковой дерзостью на грани фола проступает глубочайшее уважение французской писательницы к первоисточнику. Клементина разобралась в многочисленных пластах пушкинского романа, как никто. «Энциклопедия русской жизни» превратилась под ее пером (хорошо-хорошо - под кнопками ее клавиатуры) в современную «энциклопедию жизни французской» с сонмом милых деталей и крошечных подробностей. Вот, например, знали ли вы, что станцию метро «Лионский вокзал» в Париже объявляют не только по-французски, но и по-испански? А как устроен изнутри «стеклобетонный кит» - библиотека Святой Женевьевы? А про художника Кайеботта слышали? О, к последней странице вы хорошенько выучите имя этого импрессиониста, изрядно позабытого даже во Франции!
Вместо «горячего жира котлет» здесь сэндвич за 15 евро (что поделать, это Париж…) в пиццерии за углом. При этом страх молвы и боязнь показаться смешным по-прежнему властвует над Евгением в горькой сцене ссоры с Ленским. А весенний Париж, который «выплевывает в небо птичьи стаи», очень похож на просыпающийся Петербург, где «в воздухе нагретом уж разрешалася зима». И вполне светски на сегодняшний день выглядит болтовня главных героев, вновь обретших друг друга через 10 лет, смущенных, страстно влюбленных, но всеми силами пытающихся это скрыть:
о работе, о твиттере, о кино,о планах, забытых давно,
об Олланде, о лаванде, о какой-то джаз-банде
и о правах человека в Уганде,
о коте Саше и об Испании -
какой туда лучше летать авиакомпанией;
о «Звездных войнах» (те лучше, чем эти) -
в общем, обо всем на свете.
Остроумно обошлась Клементина и с пушкинским Автором. У нее он тоже есть. Только, конечно же, это юная девушка (похожая, видимо, на саму мадемуазель Бове какое-то, не такое уж большое, количество лет назад) - со своими взглядами и представлениями о взаимоотношениях полов. И если в «Онегине» Автор признается, что неравнодушен к Татьяне, а с Евгением «добрый приятель», то Рассказчица Клементины трепещет при встрече с героем, но вместе с тем желает ему счастья и, незримо стоя у него за спиной, всячески подбадривает в моменты душевных терзаний. И именно ее воля и настроение стремительно двигают повествование к развязке:
Прости за фрагментарность наш рассказ,Читатель, - мы стараемся для вас.
Но впереди крутой сюжетный поворот -
И отмотаем пленку мы далече,
Вперед, на целых десять лет вперед, вперед…
Для чего же французская писательница, на чьем счету несколько серьезных научных работ, множество переводов и двадцать с лишним детских и подростковых книг в прозе, - доктор филологии, между прочим, ввязалась в эту историко-поэтическую авантюру? Говорит, пошла на это, в частности, чтобы показать, как изменилась роль женщины в современном мире. Ведь, казалось бы, что сегодня мешает Татьяне упасть в объятия Евгения? Ровным счетом ничего! Нет, кое-что все-таки мешает. И это не муж, не священные клятвы, но лишь собственные профессиональные амбиции, а еще жажда независимости и безотчетный страх оказаться в плену у повседневности. Но нас, знакомых с оригиналом не понаслышке, на мякине не проведешь. Мы, в отличие от западного читателя («Ужель та самая Татьяна?» уже переведена на английский, итальянский, на очереди - польский и португальский) отчетливо видим, как
сквозь современный текст прорастает вечность, и эхо ее несет нас в прошлое - к Пушкину, а от него еще дальше, вглубь времен.
И имя этой вечности - любовь и искренность. И получается, что ироничный и хулиганский текст современного французского романа скрывает под маской подростковой вседозволенности ровно то же, о чем с аристократической изысканностью рассказал нам некогда Александр Сергеевич: любовь - это больно, иногда смертельно, но лишь она - жизнь.
Они одни - живые, молодые,Влюбленные; напейтесь же печали
Вы терпкой, пробродившей два столетья,
И грусти от разлуки в десять лет,
Ведь это и моя печаль, и ваша.
И мировая скорбь - и наслажденье.
