Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: из архива автора
...В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.
Зритель наш шутами избалован -
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун!
Если клоун - должен быть смешной!"
Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
"Вышел на арену, так смеши!" -
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.
Мы опять в сомненье - век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой,-
Клоун, правда, слишком мрачноватый -
Невеселый клоун, не живой.
Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.
Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал -
Горе наше брал он на себя.
Владимир Высоцкий, 1972 г.
У нас дома живет маленькая книжка. Когда-то отец привез ее из Еревана. Наверное, это самая маленькая из всех наших книжек. В ней всего 47 страниц. Вышла она в свет в сентябре 1971 года в издательстве «Айастан» и продавалась за пять копеек.
На обложке нарисован зонтик и написано: «Леонид Енгибарян. Первый раунд. Миниатюры». В аннотации всего четыре строчки: «Л. Енгибарян талантливый актер, цирковой комик. Проникнутые мягким лиризмом и тонким юмором отдельные его миниатюры подкупают задушевностью. Особенно хороши новеллы, близкие по тематике к профессии автора».
«Первый раунд» был первой книжкой на русском языке Леонида Енгибарова (до этого у него издавался сборник на армянском). Она вышла за год до ранней смерти автора.
Он родился в 1935 году в Москве. Всю жизнь прожил в старом деревянном доме в Марьиной Роще. После работы он всегда возвращался домой пешком. Даже если представление заканчивалось очень поздно. Даже если была зима.
Его отец был знаменитым поваром ресторана "Метрополь". Мама - портнихой. В 1959 году Леонид окончил училище циркового и эстрадного искусства. Уже через шесть лет на Международном конкурсе клоунов в Праге Енгибаров был признан лучшим клоуном мира.
Енгибаров мечтал о театре, о ролях Гамлета, Хлестакова, Сирано... В конце 1960-х он создал свой театр и успел объехать с ним весь Союз. С октября 1971 по июнь 1972 года он сыграл 210 моноспектаклей. Это были единственные в своем роде молчаливые спектакли, ведь актер-мим на сцене не произносил ни слова.
Его близкими друзьями были Ролан Быков и Василий Шукшин. Енгибаров снимался в их фильмах. В его кругу были поэты, художники, музыканты и ученые. Он говорил: «Образованность клоуна - это тоже профессиональное требование... У комика глаза не должны быть пустыми. А поэтому он обязан знать как можно больше, обязан разбираться в политике, искусстве, литературе, кино, театре, музыке... Я ищу возможности соединения на первый взгляд несоединимого: цирка с театром, кинематографом, литературой...»
Леонид Георгиевич Енгибаров умер 25 июля 1972 года. Тогда в Москве стояла страшная жара и город был окутан дымом от горящих торфяников.
...У нас дома живет маленькая книжка. В ней очень странно проставлены номера страниц: они обрываются на цифре 37. Возможно, это просто случайность. Ошибка наборщика.
Вначале
На закате, под деревом, у реки кто-то поцеловал девчонку. Потом были племена, государства, войны, олимпиады, восстания, Освенцим, свобода, гении, миры, вселенная.
Это все было потом.
Но вначале во вселенной, в одной из галактик, на планете около солнца, у реки, на закате, под деревом кто-то поцеловал девчонку.
Шар на ладони
В цирке люди делают сложнейшие трюки.
Они летают под куполом, жонглируют десятком предметов и еще стоят на руках, и этому, я утверждаю, особенно трудно и сложно научиться.
И сложно это не только потому, что по ночам у вас будут болеть плечи от бесконечных тренировок, распухать кисти рук и наливаться кровью глаза...
Все это, конечно, тяжело, и все-таки это рано или поздно забывается. Вот только одно никогда не забывается, это когда ты стоишь на двух руках, медленно отрываешь одну руку от пола и понимаешь, что у тебя на ладони лежит земной шар.
Падение
Когда я разбился, меня положили в «холодную» палату. Оттуда не выходят, оттуда вывозят на лифте. А я хотел уйти из этой палаты по лестнице.
Я пытался вспомнить, ради чего стоит жить.
Ради солнца?
Оно есть у всех.
Ради весны? Ради первого снега? Ради первомайской грозы?
Я выжил. Я вспомнил дрожь твоих ресниц, когда ты прижималась к моей щеке. И понял солнце, весну, первый снег, первую майскую грозу.
Еще хоть раз прижмись к моей щеке.
Девчонке, которая умеет летать
Ты только не бойся. С тобой никогда ничего не случится, потому что у тебя два сердца. Если в воздухе на секунду замрет одно, то рядом забьется второе.
Одно из них дала тебе твоя мать.
Она смогла это сделать потому, что девятнадцать лет назад сумела полюбить, полюбить... Ты не смейся, это очень трудно - полюбить.
А второе сердце дал тебе я. Носи в груди мое шальное сердце.
И ничего не бойся.
Они рядом, если замрет на секунду одно, то забьется второе.
Только за меня не волнуйся, мне легко и прекрасно идти по земле, это понятно каждому.
Мое сердце в твоей груди.
Несколько слов о Ереване
Однажды в Ереван, когда с гор спустилась осень и улицы города стали коричнево-золотистыми, приехал клоун.
Не знаю, может быть, он влюбился в длинноногую и смуглую девчонку, а может, это сказка...
Но правда, что он уехал с глазами, полными осенних дождей.
Желтые звезды
Астрономы считают желтые звезды на черном небе. Их головы подняты вверх. Моя опущена вниз.
Ты думаешь это потому, что ты мне сказала: «Я не люблю тебя»?
Нет, нет. Это потому, что я считаю желтые звезды, желтые кленовые листья на черном ночном асфальте.
Праздники
Я люблю праздники.
В праздники можно многое из того, что нельзя себе позволить в будние дни.
Вспомните, наверное, такое с вами случалось: вы приходите к дорогому человеку и говорите:
С Новым годом! - и она, конечно, понимает, что вы ей сказали: «Я вас люблю, вы для меня дороже жизни».
Праздники многое облегчают.
Ну, скажем, врываетесь вы к своей родной бабушке и с порога:
- Бабушка! Христос воскрес!
А бабушка смотрит на вашу праздничную физиономию и понимает, что вы уже расписались с соседской Нинкой, не окончив еще института.
И бабушка, вздохнув, отвечает:
- Воистину воскрес, - мол, подождали бы с детьми, пока хоть.
Праздники, конечно, бывают не часто, но все-таки
бывают, и если вы, как и я, не очень смелый человек,
приберегите для себя:
«С Новым годом, я без вас не могу!»
«Да здравствует день шахтера, жду вас вечером».
«Троицын день, мама, я вернусь утром».
И самое простое и мудрое: «Добрый день, всего вам
светлого!»
Дорога
Я уезжаю.
Я завтра уеду.
Дорога длинная-предлинная.
И такой же длинный поезд.
Состав из десятков, а, может быть, сотен тысяч вагонов.
Сто окон в каждом вагоне, потому что каждый вагон - это столетие.
Я войду в последний вагон, чтобы быть хоть немного ближе к тебе.
Не обижайте человека
Зря, просто так обижать человека не надо. Потому что это очень опасно. А вдруг он Моцарт? К тому же ещё не успевший ничего написать, даже «Турецкий марш». Вы его обидите - он и вовсе ничего не напишет. Не напишет один, потом другой, и на свете будет меньше прекрасной музыки, меньше светлых чувств и мыслей, а значит, и меньше хороших людей.
Конечно, иного можно и обидеть, ведь не каждый человек - Моцарт, и всё же не надо: а вдруг...
Не обижайте человека, не надо.
Вы такие же, как он.
Берегите друг друга, люди!
Леонид Енгибаров о себе
Я совсем не пользуюсь наклейками и париками. Мой сценический костюм почти тот же, что и в жизни. Я не пищу, не кричу на арене... Я выхожу на манеж не для того лишь, чтобы смешить "уважаемую публику". Я выхожу на манеж, на эстраду для того, чтобы говорить о добре и зле, благородстве и подлости, о любви и нежности... Ведь без раздумья, замечу вам, без самого серьезного отношения к жизни нет и не может быть настоящего клоуна. Об этом я помню каждый день, каждый вечер.
Вечер... Самое любимое время суток. Вечером я по своей старой привычке пойду пешком на работу. Вечером меня ждет шумный концертный зал, со сцены которого я рассказываю людям о жизни и о них самих. Вечером меня ждет переполненная чаша цирка, на золотистом донышке которой так тяжело и так радостно работать.
Из беседы Леонида Енгибарова и журналиста Владимира Шахиджаняна. Май 1972 года.
Оригинал статьи: «Российская газета»
