САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Утечка нежности. «Рюрик»

Выходит новый роман лауреата «Нацбеста» 2017 года

Анна Козлова, 'Рюрик'. Обложка предоставлена издательством
Анна Козлова, 'Рюрик'. Обложка предоставлена издательством

Текст: Андрей Мягков

Анна Козлова. «Рюрик»

М.: Фантом-Пресс, 2019

Рюрик - это, если что, попугай. Немного диковатый, но вряд ли тут стоит искать исторические проекции. Как и все персонажи нового романа Анны Козловой, Рюрик успел повзаимодействовать с миром, а потому травмирован и людей к себе особо не подпускает. Единственный человек, для которого попугай делает исключение, - маленькая Марта, которая к началу истории успела как следует подрасти и сбежать из интерната, а прямо сейчас несется на мотоцикле по суетному шоссе, крепко вцепившись в Михаила, жертву социальных ожиданий. Чуть позже Марта, сама того не зная, вцепится в жизни еще нескольких людей - журналистки Кати Беляевой и ранее судимого Николая Бурцева, например, - и между делом потеряется в лесу. И хотя все персонажи обустраивают свои орбиты именно вокруг Марты, книга все-таки называется «Рюрик» - а значит, списывать птичку со счетов я бы вам не советовал.

«F20», история о сестрах, страдающих от шизофрении - и своей собственной, медицинской, и, кажется, от шизофрении мироустройства вообще, - завоевала в 2017 году «Нацбест», так что теперь можно не отсылать к сценарию для снятого Германикой сериала «Краткий курс счастливой жизни» - Козлова и сама по себе на слуху. Прямолинейный, жесткий, циничный автор - реноме, сложившееся у Анны за пятнадцать лет творчества, благодаря премиальному процессу словно и озвучивать уже не обязательно. Это и в давнем интервью Захару Прилепину было: «Если ты пишешь, ты должен назвать вещи своими именами, в противном случае ты ничего не стоишь», - но есть один нюанс. Такой писательской установке часто приписывают, что она-де маскирует эпатаж; частенько она эпатажем и является, но конкретно «F20» должен был убедить каждого, что у Козловой все по-честному. Потому что, кроме грязного, мрачного, тягостного, циничного, ироничного - сюда можно вписать любое впечатление, которым вы откликались на текст, - в «F20» была нежность, местами даже прораставшая в угловатые сантименты. Именно нежность не позволяла обвинить автора в мизантропии и эпатаже, и чтобы такую нежность не разглядеть, нужно быть по меньшей мере Александром Кузьменковым.

Именно нежность заставляла дышать тот скупо написанный текст, превращая его в абсолютно не мелодраматичную мелодраму - идеальный, как к нему ни относись, национальный бестселлер.

И как раз нежности катастрофически не хватает «Рюрику», застрявшему где-то между тревожным сновидением и сальным придорожным анекдотом,

«Рюрику», фатально неспособному доверительно поговорить с читателем и стерпеть объятия. Дальше отчего-то хочется раскладывать по полочкам - так почему бы этим, в самом деле, не заняться.

Это очень брезгливый текст. На первых же страницах нам зачем-то сообщают, что пригородные электрички набиты биомассой и вдохновенно ей же заблеваны, а в придачу обоссаны - видимо, такой осязаемый порог вхождения. Чуть позже рассказчик, описывая одного из героев, заявит, что ум его, в точности как у читателя, «похож на выгребную яму, куда годами срали слоновьими кучами с плохопереваренными ингредиентами из долга, вины и представлений о настоящем мужчине». Читателю достанется еще не раз, и хотя к середине книги нападки немного поутихнут, общая интонация - иронично-обвинительная, без права на оправдательное слово - никуда не денется и продолжит раздавать пощечины всем подряд. Таинственный нарратор - который, как и «читатель», к которому он обращается, - разумеется, не так прост, но от раскрытых на последней странице карт ничего особо не меняется: моментами это вызывает заслуженную улыбку, моментами - ответную брезгливость. Было бы легче, окажись все это искренней мизантропией - но рассказчик слишком делано скалится и подмигивает, других эмоций (ох, нежность…) не проявляет, и оттого прямота высказывания оборачивается какой-то мелочной взыскательностью. Так поневоле просят отвязаться пьяненького бездомного, выпрашивающего мелочь: прикрывая нос от запаха, свысока.

Тем не менее, это довольно проницательный текст. Нередко рассказчик находит в настоящем и - особенно - прошлом героев немало запекшейся крови, и ковыряет ранку, пока та не начнет как следует кровоточить - известно ведь, что у каждого таких в избытке. Моментами, когда удается избежать брезгливого подтрунивания, в этой крови сверкает что-то по-настоящему важное, что-то такое, ради чего, несмотря ни на какую боль, стоит жить: «Он бросил мотоцикл, подошел к ней, сжал ее в объятиях, перенес на верстак, задрал ее пахнущее кухней платье, и соитие, случившееся между ними, больше походило на искусственное дыхание» - но тут с верхней полки падает кое-что еще.

Это слишком прозрачный текст. Рассказчик проговаривает все, что можно проговорить - а

мысль изреченная есть, допустим, не ложь, но что-то куда менее внушительное, чем молчание.

«Так уж устроено доброе сердце, что самую острую, почти непереносимую боль причиняет не близость смерти, а страдания другого существа - страдания, в которых это сердце считает себя повинным». Ну ладно, убедили. «Правда так неприятна и неугодна, что люди готовы громоздить баррикады из какой угодно галиматьи, только бы ее не видеть». О'кей, о'кей. «Наблюдающую за буйством чужой жизни от страха жить своей собственной»? Да, и такое бывает. «…похоже, вам все равно нужны разъяснения», хочет ли Михаил «свою новую юную знакомую» - но нет, без них как раз легче бы дышалось. Мотивы персонажей, клубочки психотравм да итожащие сентенции в точках их пересечения - все это высасывает из романа жизнь, оставляет лишь грубый литературный остов. В «F20» схожие поползновения камуфлировались целыми рядами ширм, от тематики до повествования от первого лица. «Рюрику» могло хватить одной только нежности - чтобы почаще оставлять героев наедине с самими собой и ничего от них не требовать - но она, как мы помним, куда-то подевалась.

Зато это по-настоящему стремительный текст. Несмотря на все, чем я набил предыдущую полку, Козлова - прекрасный рассказчик (чем, видимо, и привлекла «Фантом-Пресс», принципиально специализирующийся на крепко сшитой западной прозе), и книжка, сама по себе не слишком пухлая, умещается, по ощущениям, в пару вздохов. Свободно чередуя время, место и героев, автор не забывает подбрасывать уголь: вагончик сюжета - в общем-то, довольно камерного - не только тронется, но и оставит позади не один перрон, иногда вовсе отрываясь от рельсов.

Легкость - это ведь не порок, а скорее наоборот, и замечательно, что до сих пор есть авторы, которые в этом не усомнились.

Плохо лишь, что это совсем необязательный текст - то есть ни одной внушительной причины читать его, положа руку на сердце, нет. Да, «Рюрик» одной ногой заходит на территорию метафорического страха, освоенную в кино хоррорами вроде «Бабадука» и «Реинкарнации», и для отечественной литературы до сих пор чуждую - но успехи на этой полянке у него сомнительные, а подробнее рассказать - спойлеры не позволят. Да, Козлова едва ли не точнее всех российских авторов изобразила кривое зеркало современных медиа, в котором искажаются не только исходные события, но и отражения по обе стороны мониторов - но вряд ли ради этого стоит читать целый роман. Все остальные успехи «Рюрика» болтаются где-то между сальным придорожным анекдотом и тревожным сновидением, и то, что в отсутствие нежности от них так легко отмахнуться - грустно, но показательно.