Текст: Андрей Васянин

Обложка предоставлена издательством

В июле исполняется 60 лет со дня рождения Федора Черенкова, знаменитого спартаковского полузащитника, любимца болельщиков 80—90-х. К этой дате в серии ЖЗЛ вышла книга о футболисте, чье искусство не забыто, а видео матчей с его участием и сейчас собирают десятки тысяч просмотров.

В книге - о человеке и о спортсмене. О том, как это может быть связано - душевная щедрость и уникальный талант делиться мячом с партнерами, тонкая внутренняя организация и способность организовать игру своей команды. И о том, в какой степени высокий талант совместим с приземлённой реальностью.

Публикуем фрагмент книги издательства "Молодая гвардия".

Игорь Рабинер, Владимир Галедин. «Федор Черенков»

М.: Молодая гвардия, 2019

***

Футбол для Федора — всегда сначала игра, а уже потом работа. И те же удары головой,

чтобы мячик не уронить, — занятие для него как полезное, так и увлекательное. Да хоть 30—40 ударов — все в радости без устали. И так всю жизнь. Он отличался, вспоминали друзья, какой-то усидчивостью, настырностью по-хорошему.

Уже в молодом возрасте проявлялось, что это человек очень начитанный.

Да как же так?! Ведь анекдот про трех братьев, из кото-рых двое умных, а третий — футболист, никем, кажется, не забыт. Здесь же человек через массу лет вспоминает о том, что Федор любил читать, любил учиться. Правда, конкретное чтение, обожаемые, так сказать, Черенковым книги наш собеседник назвать не сумел.

Назовем мы — устами самого Федора Федоровича, сообщившего в 2010 году одному из нас для книги ≪Спартаковские исповеди≫ следующее: ≪Сейчас практически ничего не

читаю. Особенно когда болезнь приходит — она читать не дает, отторжение идет. К тому же и зрение немножко упало. А когда-то и Достоевского любил, и Джека Лондона, и

“Войну и мир” прочитал запоем. В школе имел представление о Толстом только из учебников, а в районную библиотеку ходить было неловко. Потому что читаю медленно,

вдумываясь в каждое слово, а там сроки пользования ограничены. Когда игрой в футбол начал зарабатывать деньги, завел собственную библиотеку≫.

Значимо не то, сколько томов пролистал определенный индивидуум. Гораздо важнее, чтo он из них вынес. Федор читал всю жизнь. Медленно. Возвращаясь и переживая.

Что говорить, если в зрелые годы он постоянно визировал тексты собственных интервью и расстраивался, когда находил какое-то ≪не свое≫ слово, пусть даже и синоним. Ведь

он-то всё продумал перед тем, как сказать. Интеллигентность — вещь неуловимая.

***

Черенков удивил уже выбором вуза: Горный институт. Федор честно рассказывал потом, как случайно поучаствовал в поединке между спартаковскими воспитанниками 1959 года рождения и командой любителей из того технического вуза. Профессионалы, конечно же, победили — 6:1. Зато любители заронили некоторые сомнения в спартаковские души. Горняк (он же шахтер) — это же специальность, она везде требовалась. Ох, и сколько же раз проходило: взяли, потому что спортсмен. Верно: институту, как и всем, нужны были футболисты, хоккеисты, гандболисты. И Федору обещали, что возьмут целых одиннадцать игроков с мячом. Футбольным на этот раз. А потом... Потом, видимо, забыли. Или кто сверху устыдил. Одним словом, из одиннадцати претендентов, шедших на первый курс, прошли лишь двое. На общих, выходит, основаниях. Такую версию событий, по крайней мере, изложил нам однокурсник Черенкова Алексей Абрамов, с которым они дружили до конца дней футболиста. Алгебру с геометрией Федор знал. Вера Андреевна Старченко учила серьезно. Про свою школьную учительницу он вспоминал в 2007 году: «На редкость принципиальная женщина. Свой предмет — математику — знала “от” и “до”. И от нас требовала того же. Вера Андреевна всегда держала класс в строгости. За малейшую ошибку сразу ставила “тройку” или “четверку”. Я тогда ужасно расстраивался. Зато математику вызубрил так, что во время контрольной работы успевал и саму контрольную написать, и в оставшиеся пятнадцать минут сделать домашнее задание по русскому языку». Математику Федор не просто вызубрил! Он ее понял, почувствовал. Вспоминая его мастерство паса, нелишне заметить, что иногда и математически образованный мяч попадал туда, где более всего был нужен!

Учиться в Горном институте попросту трудно. Это же типичный технический вуз. То есть высшая математика, физика, начертательная геометрия, техническое черчение. Многие после первого курса уходили. Да и сама специальность горного инженера достаточно специфична. Факультет назывался «Технология подземной разработки». Чтобы заниматься таким делом, его надо сильно любить. Можно было, конечно, сообщить: мол, футболист, за «Спартак» выступаю, поэтому времени на математику с черчением нет, войдите в положение... А он не стал ничего преподавателям говорить. Сокурсники знали — и хватит. Он ведь как-то «прибился» к двум иногородним парням. Те были старше на пять лет и обитали в общежитии. Куда юный Федя, конечно, изредка заезжал. С одним из тех ребят, Алексеем Абрамовым, нам удалось поговорить. «Мы производственники, — рассказывал нам Алексей Михайлович, со временем ставший главой крупной строительной фирмы. — Я работал на рудниках года два. Под землей. После армии». Второй товарищ Черенкова был с Дальнего Востока. Сергей Готовщиков (институтская кличка «Тапки») тоже был заметно старше Феди. Вообще-то в общежитии не очень любили москвичей. За то, что сидят на всем готовом, на родительском горбу. Но Черенков и здесь стал своим. Его принимали особенно радушно. Почему? По многим причинам. Вот, хотя бы, ни разу не брякнул про знакомства и связи. Никогда никого не обидел, ни разу зло не ответил на шутки-прибаутки, даже если они были с подначками. Абрамов рассказывал нам, что они втроем сиживали в чебуречной, которая в ту пору находилась возле кинотеатра «Ударник». Выпивали? Сергей с Алексеем — да, Феде доставалось что-то сугубо символическое. Он, скорее, присутствовал. Не забудьте: ведь только умер отец. И ему так нужны были старшие близкие люди. А ребята-то успели и в армии отслужить, и поработать по специальности. При этом он, житель мегаполиса, затем отправляется домой, а они оставались в «общаге». Году в 79-м, став игроком «Спартака» с прилагающейся к этому статусу зарплатой, Черенков собрал институтскую команду (в такси набилась чуть не вся группа) и повез в ту самую чебуречную. Угостил тогда всех. По полной программе. Полтора года футболист Черенков учился на общих основаниях. Три, то есть, семестра. Затем, переговорив с начальством, перешел на свободное посещение. Со сдачей всего необходимого. Но все равно бывал в институте значительно чаще тех, кого мы сегодня называем «мажорами». Иное дело — практика! Она состоялась после окончания теоретического курса 1977 года. «У нас производственная база, — вспоминал Абрамов, — была в Карачаево-Черкесии, в 35 километрах от Карачаевска, поселок Эльбрус». То есть горы, красота невозможная, воздух, солнце. Молодость, наконец. Это нам с вами. А им нужно было курсовые работы затем представить. При этом Федор-то — мальчик московский, не горняк. Чуть подшучивали над ним. Допустим, диктуется общая для всех вводная про то, что там, в регионе, добывается: цинк, свинец (Федя все усердно записывает) и... китайский воробей. Последнее произносилось абсолютно без смены интонации — и Федя, как вспоминает Абрамов, «покупался». То-то дружкам радости было! При этом курсовые работы получились вполне грамотными

Чтобы заниматься горным делом, его надо сильно любить. Можно было, конечно, сказать: мол, футболист, за «Спартак» играю, времени на математику с черчением нет, войдите в положение... Федор не стал ничего преподавателям говорить. Сокурсники знали — и хватит. А учиться в Горном институте трудно. Это же типичный технический вуз с высшей математикой, физикой, начертательной геометрией, техническим черчением. Факультет - «Технология подземной разработки».

Три семестра футболист Черенков учился на общих основаниях. Затем только перешел на свободное посещение. Со сдачей всего, он никогда не просил «рисовать» оценки. А «неуд» за все 5 лет был один — по «Статическим машинам». Он его потом на 4 пересдал.

***

17 апреля поляки умудрились сыграть в Варшаве 1:1 с финнами. И теперь победа над Советским Союзом им нужна была кровь из носу. Не будем забывать и про политический фактор: серьезные волнения в тогда еще Польской Народной Республике закончились введением 13 декабря 1981 года военного положения с арестом лидера профсоюза «Солидарность» Леха Валенсы. И пусть минуло полтора года, однако любви к посланцам Страны Советов точно не прибавилось.

Поляки выступили с такой отдачей и страстью и при та-кой поддержке стадиона, что у Федора, как рассказал нам начальник той советской команды Никита Симонян, во

время исполнения гимнов онемела левая сторона лица. Оговорив, правда, что слышал об этом не от Черенкова лично.

Да, противник вышел на битву. Что и подтвердил дебют. Поляки включили жесткий прессинг при ураганной поддержке трибун, стремясь с первых секунд подавить волю

соперника к сопротивлению. Лобановский, естественно, предвидел такой ход событий, выставив аж шесть номинальных защитников. Понятное дело, все они не должны

были оседать у собственной штрафной. Кто-то обязательно подключался к очередному советскому наступлению, однако, вдумаемся, какая же ответственность лежала на

тех, кто вышел, прежде всего, помогать атаке. А это как раз Черенков, Оганесян и Бессонов. При одном формальном форварде Блохине.

Федор стремился вывести мяч к центру поля и постараться, по возможности, затеять что-либо на чужой половине поля. Сначала его после приличного дриблинга сбили, а на 10-й минуте уже сам спартаковец чисто отобрал мяч у Бунцола и побежал сам открываться.

Не получилось. Опять же, не потому что наши парни осторожничали или, тем более, трусили. Просто больно уж классно настроились хозяева. Начальные минут 20 (и еще

первые четверть часа во второй половине) они смотрелись лучше, чем в Испании. Поэтому гол на 20-й минуте видится сегодня закономерным. Збигнев Бонек доказал, что он европейская звезда, забив мяч в падении головой. Стадион взревел так, что и сейчас, при домашнем просмотре, становится не по себе. Все против нас! И эти люди на трибунах количеством в почти 70 тысяч глоток, и мастеровитые противники. А тут еще гол, забитый будто на тренировке.

Только на силу всегда можно ответить силой. Если не терять головы. У Черенкова же только часть лица онемела. Причем и то ненадолго. Мозг-то ни на секунду не отключался. Это по тому видно, как он под знатным давлением крутил головой, выискивая варианты для выхода к своим. Или, когда вышли, — как атаку продолжить. В такие моменты, заметим, он был совершенно спокоен. Взять хотя бы момент, когда спартаковец с той же невозмутимостью, вновь деловито оглядевшись, тонким пасом выводил справа к польским воротам Ларионова. Искренне жаль, что Николай поскользнулся...

***

Гром для «Астон Виллы» грянул на 46-й минуте, сразу после начала второго тайма. Гаврилов выдал Федору изумительный пас на место правого крайнего, и тот поразил цель с истинно французским изяществом: с ходу, «щечкой», низом, без шансов для голкипера Спинка.

Федор пробует, думая на ходу. Это словно наметки, наживки у портного для будущей красивой вещи. Например, пробует набежать чуть позже, организуя подбор и вторую волну наступления. Щедро раздает пасы. Пару раз из центрального круга выцеливает, кого из бросить в атаку, сам рвется в гущу защитников. И его дерзкие, прямо-таки слаломные рейды нередко заканчивались очень нужными мячами. Что и получилось в Англии. Передача от Гаврилова — Федор врывается на левый край штрафной и в касание бьет: высшее мастерство обработки мяча как раз в том, что самой обработки- то и не видно. Ссылались потом на рикошет от защитника, но траектория полета мяча не сильно изменилась. Спинк в любом случае был бессилен. Победа!

***

«Я видел, как иногда, приезжая на сборы в Тарасовку из очередной поездки, Федя запирался в комнате и отлеживался, приходя в себя» - вспоминает Дасаев.

Конечно, он был измучен физически. Матчи шли через два дня на третий, а современных систем восстановления еще не придумали. Клуб, обе сборные, первая и олимпийская, считают его участие в самых ответственных матчах обязательным. Возникает вопрос: почему же так? Ведь не враги же ему тренеры? Нет, конечно. Но они отвечают за результат. А Черенков подлинно лучше других.

В Тбилиси Феде совсем плохо стало. В ресторане он сказал официанту, что не будет есть, еда отравлена. По словам Сергея Шавло, закрывшись в номере, он кричал: «Прячьтесь все! Прячьтесь, сейчас за вами придут!» Что это было? Страх перед теми, кто вламывается в дверь и потом рушит жизнь?

Мы спрашивали друга и партнера Черенкова нападающего Сергея Родионова, правда ли, что была и попытка самоубийства, когда Федор едва не выбросился из окна гостиницы. «Все было», — грустно сказал Сергей Юрьевич. И продолжать тему не захотел.

***

Лобановский, осведомленный о том, что случилось в Мексике (рецидив болезни), о лечебных курсах применительно к Черенкову, не захотел брать на себя ответственность: в любой момент в условиях отрыва от дома и тренировочных нагрузок у Черенкова мог произойти серьезный срыв.

Лобановский о своем решении говорить Черенкову не стал.

и попросил врача сборной Савелия Мышалова поговорить с Черенковым: “Деликатно, как вы умеете, дайте ему знать, что в дальнейшем он в сборную привлекаться не будет из-за болезни, которая может в любой момент обостриться”».

... «Я не знал, с какого боку подступиться с этой черной для несчастного парня вестью, — вспоминает Мышалов. — Взволнованно, путаясь в словах, начал издалека: “Претензий к тебе никто не предъявляет. Но в целях профилактики, чтобы сохранить твое здоровье... Ведь мы летим в Мексику, где на супертурнире возникнет чрезмерная стрессовая нагрузка... К тому же высота может вернуть прежние твои проблемы...”».

Сам Мышалов назвал тот монолог «бормотанием». И правда ведь: какая-то профилактика (чего?) с «сохранением здоровья». А остальные разве не должны беречь здоровье перед финальным этапом? Стрессовая нагрузка? А у того же Лобановского, пережившего сердечные приступы — ее разве меньше?

Черенков заплакал. Собрал вещи и уехал из Новогорска.

***

«Когда офис “Спартака” был на “Чистых прудах”, я пришел туда по каким-то своим делам. – вспоминает фотограф Федор Кисляков. - Погода была страшная, лило, а я в одном пиджачке, как всегда. Подходит Черенков, куртку дает: “Забирай!” — “Как? А ты?” — “А у меня вторая здесь есть с собой”. Прямо снял с себя. Она у меня до сих пор есть. Красная». Дочь Настя вспоминала похожее: «Как-то зимой он ехал в общественном транспорте. В автобусе, кажется. Холодно. Он увидел парнишку, совсем легко одетого. Так он снял с себя одежду, отдал ему, благословил: “С Богом!” — а сам поехал на тренировку. Он уже по ветеранам ездил в Сокольники». И это не рождественская сказка. Брат Виталий подтверждает: «Еще когда жили на Вяземской, я тоже заезжал. Во двор заходишь, здороваешься — там же все выросли. С одним поздороваешься, смотришь — ботиночки знакомые. С другим — курточка знакомая. Все в его вещах ходили!» Отчего так? Потому что Черенков не перепродавал привезенное из-за рубежа. Он всё раздавал. И не оттого, что имелась тогда бездарная государственная ответственность за «фарцу», «спекуляцию». Просто не хотел — и всё. А как же «жвачка»: этой резиной, которая теперь лезет из каждого киоска, тогда торговали, между прочим. Поверите — раздавал, из Сингапура вернувшись! Несколько позднее спрашивал, конечно, ближних: нужен ли им, допустим, магнитофончик? Если нужен, то пожалуйста! Алексей Абрамов, с которым он учиться начинал в Горном институте, и сейчас ту доисторическую кассетную технику хранит.

Та же история и с сапожками, и с туфлями, и с ботинками. Только не с бутсами.

***

В 90-х они с Гладилиным открыли товарищество с ограниченной ответственностью. Только Федор-то вообще ни в чем подобном не участвовал никогда! Ему бы, по совести, проще было бы оказаться среди выпускников Горного института где-то в благословенном Приэльбрусье. Или, например, на Урале. А тут — деньги вкладывать, что-то подписывать... Люди пытались перейти из одного времени в другое, не теряя, по сути, ничего. Так, например, по воспоминаниям супруги Федора Ирины, место бухгалтера в компании заняла девушка, которая все вопросы записывала на листочке и уверяла: «Я спрошу у тети». Тетя, возможно, и понимала в предмете, но бухучет — дело конкретное, требующее оперативного, решения. Зачем брали девушку? Так попросили знакомые знакомых. А Черенков разве откажет?. уважаемого болельщика Альберта Ермакова, однажды спросил Черенкова: «Я же вижу, что на поле ты один, а в жизни другой. Где чувствуешь себя лучше?» Федор ответил: «Я живу, Альберт, только на поле. Вышел с поля — и теряюсь».

***

Федор Федорович стал тренером мужской команды одного из московских банков. Существует такое межбанковское корпоративное первенство. Так вот Федор принял свой банк на предпоследнем месте, а закончил соревнование победой с самыми реальными золотыми медалями. При этом, вспоминала Ирина, очень переживал за подопечных, желая красивой игры, а не одних побед. И ни разу не повысил голос на игроков, хотя сами они могли кричать друг на друга сколько угодно. Но главное все-таки не в этом. Трибуны стали заполнять сотрудники, их близкие, друзья, друзья друзей, дети с друзьями и подругами, подруги детей со своими родными: разве удержишь нашу нефутбольную страну взаперти, когда свои неплохо в футбол играют? Управляющий банком на банкете, посвященном скромному футбольному «золоту», поведал: «Я до этого не знал, какой работает у нас коллектив. А именно с игрой, с появлением Федора, стали ходить жены, дети. Команда стала выигрывать. Все совпало. Такой успех — только потому, что появился такой тренер». Сплотил, словом, Федор сотрудников. Всех — от начальства до клерков. Просто бесклассовое общество получилось. Может, Федор когда-то этого и хотел. Однако вряд ли мечтал стать тренером коллектива из корпоративного чемпионата. К тому же получилось такое поздновато. Но ведь все равно: старался для людей. Для всех.