В России — бум литературных курсов. Открываются магистратуры creative writers, знаменитые писатели и не знаменитые, но профессиональные литредакторы набирают мастерские. Можно пожимать плечами и уверять, что «писателем нужно родиться», можно кивать на американский опыт, но невозможно отрицать: предложение возникло, потому что есть спрос.
Вызревают ли в новых теплицах новые сочинители, соразмерные по масштабу дарования со своими великими предшественниками? Всё-таки русская литература — не целина, которую нужно впервые поднимать, а, так сказать, давно плодоносящая нива. Как водится, определить это можно будет только по плодам. Мы же хотим дать возможность нашим читателям самим ознакомиться с творчеством нынешних студентов творческого письма.
И в самый русский праздник Старый Новый год публикуем один из последних «святочных рассказов», присланных на семинар прозы Евгения Попова студенткой выпускного курса Литературного института.
Татьяна Шипилова "СДАЛА"
Верочка сдала сессию на «отлично». Последний экзамен был особенно сложным, но преподаватель неожиданно подозвал её к себе и сказал:
– Я вам ставлю «пять», если не согласны, можете отвечать.
Первая мысль, пришедшая в голову, была «Не согласна? А что, можно ответить на «шесть»?», но, хвала небесам, озвучить её Верочка не успела – преподаватель уже поставил в её зачётку оценку и указал на дверь (мол, иди, не отвлекай остальных).
Остальные проводили её с тоской и завистью во взгляде, но возмущаться и не подумали: все знали, что с Бочковым лучше не связываться, а ещё лучше – никогда не встречаться.
Такой удачи на последнем экзамене Верочка не ожидала. Возвращаться домой в Электроугли было рано: вечером оттуда должен был приехать племянник, которого нужно было отвезти на вокзал. Пришлось ждать однокурсников.
Счастливчиков оказалось немного, всего девять человек. Остальных ждала пересдача. Но никто не расстроился, ведь все знали: у Бочкова с первого раза больше десяти человек экзамен не сдают.
Новообразовавшийся хвост никак не повлиял на общую эйфорию окончания сессии и предновогоднее настроение, и вся группа радостно завалилась в ближайший ресторан отметить это дело.
Верочка вообще пить не любила, потому что пить не умела. Стоило ей немного перебрать, как мысли покрывались туманом, а здравый смысл старосты-отличницы прятался в глубинах сознания. Но не отметить «пятёрку» было грешно. И она отметила. Сначала бокалом шампанского, потом мартини, а закончила отмечать разбавленным виски.
В какой-то момент кто-то решил за Верочкой поухаживать, но она поманила его указательным пальцем и доверительно прошептала на ухо:
– Не отстанешь, я мужу расскажу.
– А кто у нас муж? – неудачно пошутил «поклонник».
– Не волшебник, но звёздочки перед глазами обеспечить может, – и она показала обручальное кольцо на пальце.
– Предупреждать надо, – буркнул несостоявшийся ухажёр и вернулся за свой столик под хохот Верочкиных однокурсников.
– Мишенька! – спохватилась Верочка. – Про Мишеньку забыли!
Мишеньку вызвался провожать весь курс. Щуплый четырнадцатилетний Миша ещё никогда не садился в поезд под дружный нестройный хор студентов истфака. Во всей этой какофонии звуков, смотря из окна уходящего поезда, он смог различить голос своей тётушки, отделившейся от столба, к которому её благоразумно приставили, чтобы не упала:
– Мишенька! – побежала она за поездом, еле переставляя ноги и то и дело поскальзываясь. – Щётка! Ты не забыл зубную щётку?
Мишенька был уверен, что не забыл, но после такого вопроса вдруг засомневался и полез проверять. Когда он опять выглянул в окно, Верочка была слишком далеко, чтобы до неё докричаться.
Свою шатающуюся старосту под её громкие протесты на платформе и угрозы её мужа по телефону посадили в первую электричку, следующую по направлению «Москва–Петушки», где Верочка благополучно заснула.
– Девушка, – через некоторое время начал тормошить пассажирку какой-то субъект. – Девушка, поезд дальше не идёт. Это конечная.
Субъект оказался странным, но картинка за окном – ещё страннее. Тихо кружащиеся и сверкающие в свете фонарных столбов снежинки; маленький обветшалый домик, запорошенный снегом и служащий местным железнодорожным вокзалом; узкая платформа и огромный мост, ведущий к другим путям. В общем, не Электроугли. Эту станцию Верочка проезжала постоянно, но название упрямо не хотело вспоминаться.
Вставать с тёплого насиженного места и вылезать на трескучий мороз не хотелось, но ехать в тупик в пустой электричке не хотелось ещё больше.
Верочка плохо помнила, как оказалась на улице, но возвышающийся над станцией мост, наполовину утопающий в нетронутом снеге, выглядел непреодолимой преградой к вожделенной следующей электричке, которая должна была прийти на соседнюю платформу.
Странный субъект, тоже не совсем трезвый, шатался рядом. Ему мост тоже категорически не нравился.
Помедитировав ещё немного на уходящие ввысь ступеньки, Верочка и субъект дружно перевели взгляд на рельсы. До них было значительно ближе.
– Прыгаем? – спросил чуть осипшим голосом субъект.
Верочка тяжко вздохнула:
– Прыгаем.
И прыгнули.
Приземлились мягко: за последние несколько часов успело выпасть столько снега, что упасть удалось как на подушку. Ситуация была настолько забавная, что захотелось петь. Ничего лучше «А я по шпалам иду домой по привычке» в голову не лезло, поэтому Верочка заголосила эту песню в полный голос. Слова она знала плохо, зато отлично помнила мотив. Слуха у неё не было никогда, и она старалась взять громкостью исполнения, да такой, что ковыляющий рядом субъект в ужасе зашипел и попытался её урезонить, но это оказалось делом не столько нелёгким, сколько неблагодарным: как только Верочка замолчала, сразу начала икать и чихать, чем тормозила процесс преодоления шпал и рельсов вдвое.
Достигнув-таки цели, теперь нужно было забраться на платформу. Каким-то уголком сознания Верочка понимала, что никогда забраться наверх не сможет, но подстёгнутая алкоголем уверенность в собственных силах заставила Верочку взять платформу штурмом.
Если бы на следующее утро Верочке рассказали, какой путь она преодолела, чтобы добраться до скамейки у стенда с расписанием электричек, она бы усомнилась в здравом уме горе-рассказчика. Сейчас же она представила себя Троянским конём перед неприступной Троей и таки забралась наверх, в качестве трамплина используя спину своего спутника.
Желанная скамейка оказалась холодной и твёрдой, но это лучше, чем стоять у столба в ожидании электрички.
Только Верочка устроилась с максимальным комфортом, как заметила идущего в её сторону здорового мужика. Первые секунд пятнадцать она ещё надеялась, что он пройдёт мимо. Но секунд через двадцать поняла, что надежда эта тщетна: мужик шёл не сворачивая, с каждым шагом становясь всё больше и страшнее. Ей поплохело.
Помолившись всем богам, которых смогла вспомнить, Верочка зажмурилась и вся сжалась, то ли пытаясь уменьшиться в размере, то ли пытаясь вовсе исчезнуть.
Шаги раздавались всё ближе, всё сильнее её колотила дрожь и стучали зубы, как вдруг:
– Ве-е-ер… – позвал смутно знакомый голос, и кто-то больно ткнул её пальцем в плечо. – Вера, что с тобой?
Открыв глаза, она увидела возвышающегося над собой и отбрасывающего жуткую тень на снежную платформу собственного мужа.
– Лёня? – осторожно спросила она.
– Вы её муж? – возник откуда-то субъект.
– Да.
– Заберите её, пожалуйста, – взмолился он, потирая поясницу.
– Любимый!.. – тем временем возопила Верочка и рванула к нему так, словно это ей на спину забирались всякие подвыпившие личности. – Представляешь…
Лёня повёл жену к другому пути, придерживая за плечи.
– Только пусть не поёт!.. – крикнул вдогонку субъект, но было поздно: тишину подмосковной станции пронзила «Виновата ли я»…
