Текст: Арсений Замостьянов, зам. главного редактора журнала «Историк»
Ждать до утра не стали. В 2 часа 10 минут, в ночь на 9 мая 1945 года, диктор Юрий Левитан (очень важно, что это был именно он!) на всю страну зачитал по радио Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении 9 мая Днем всенародного торжества – Праздником Победы. И к раннему утру вся страна уже праздновала Победу. В мае светает рано. Уже в 4 часа (!) на Красной площади водили хороводы тысячи людей. И в каждом городе на площадях собирались люди – пели, плясали, плакали, встречных солдат и офицеров начинали качать… Так продолжалось целый день.
Даже кондуктор не берёт денег с военных…
Но у праздника не нашлось бы слов, если бы не военкоры и поэты.
Мы вспоминаем их реже, чем они того заслуживают. Константина Симонова, Василия Гроссмана, Юрия Германа, Петра Лидова, Михаила Брагина… Не забыть и фронтовой публицистики Алексея Толстого. Можно добавить к этому списку еще многих, в том числе – двоих, о которых скажу особо.
«День Победы! В городе необычайно празднично, солнечно. Даже кондуктор в трамвае не берёт денег с военных: «Я сама плачу за вас». На улицах много офицеров и солдат — уцелели, дожили! Прохожие останавливают их, обнимают, целуют… А как ликует нынче вся страна! Москва красивая, чистая! Как не похожа она на Берлин, который мне упорно видится в тяжёлых снах. 10 часов вечера. Салют Победы! На Красной площади гул праздничной толпы… Музыка, танцы… Вспыхивают песни… На площадь вливаются всё новые и новые массы счастливых людей. Лиловато-голубые прожекторы бьют в небо… Тридцать залпов из тысячи орудий! Дождь ракет! Вот она, наша Победа!»
Это Всеволод Вишневский. Не только солдат Первой мировой и Гражданской, не только автор «Оптимистической трагедии», не только блокадник, но и один из главных публицистов Великой Отечественной. Вместе со штабом генерала Василия Чуйкова он был свидетелем переговоров с комендантом Берлина генералом Кребсом о безоговорочной капитуляции… Вишневский даже не заметил туч на небе, этот день оставался бы для него безупречно солнечным, даже если бы пошел дождь.
Она была в линялой гимнастёрке…
Илью Эренбурга в день Победы цитируют еще чаще. Он был Демосфеном советского сопротивления. Победе он посвятил не только публицистические, но и поэтические строки:
- Она была в линялой гимнастерке,
- И ноги были до крови натерты.
- Она пришла и постучалась в дом.
- Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.
- «Твой сын служил со мной в полку одном,
- И я пришла. Меня зовут Победа».
- Был черный хлеб белее белых дней,
- И слезы были соли солоней.
- Все сто столиц кричали вдалеке,
- В ладоши хлопали и танцевали.
- И только в тихом русском городке
- Две женщины как мертвые молчали.
Без его ликующих статей представить май 1945 года невозможно. И он задавал тон празднику: «У статуи Самофракийской победы нет лица: оно погибло; и лицо заменяют движение тела, крылья. У нашей победы есть лицо; это лицо простое и одухотворенное, живое, человеческое лицо. Тот, кто хочет понять, как люди победили фашизм, должен разглядеть лицо нашей победы. 1945 год нельзя понять, не вспомнив 1941 год. Те черные дни были истоком нашего счастья.
К тому времени Германия овладела многими странами, обратила многие народы в рабство и, мощная, хорошо вооруженная, тщательно подготовленная к нападению, решила сокрушить Советский Союз. Мы победили потому, что выстояли; мы победили потому, что немцы двигались на восток, завязая в трупах своих однополчан, потому, что боец шел с «бутылкой» против танка, девушка, жертвуя молодой своей жизнью, поджигала военный склад, десять артиллеристов задерживали на день армию противника, раненые не уходили с поля боя, пехотинцы, когда кончались патроны, били прикладом, прикрывали собой амбразуру дотов, летчики — таранили врага, а радисты передавали: «огонь на меня». Мы победили потому, что народ жил одним: той победой, которая теперь стала поцелуями, надрезанным хлебом, огнями в окнах и огнями глаз».
Это лишь небольшой отрывок из эссе, но и по нему ясно, откуда родился клич (его приписывали некому командиру партизанского отряда): «Статьи Эренбурга на самокрутки не пускать!» Вот кто владел всеми оттенками патетики, выворачивая душу в каждом материале. «Эренбурговские статьи … проглатывались залпом. Возбуждающая сила строк поражала своей мгновенностью и безотказностью», - вспоминал Сергей Наровчатов. И многие, очень многие могли бы присоединиться к этим словам.
Доканали зверя!
Николай Тихонов – еще одно перо, хорошо знакомое всем фронтовикам – «Где бы ни был сегодня советский человек, он исполнится великой радости, он прервет работу, если он работал, чтобы размять руки, чтобы расправить плечи, чтобы глубоко вздохнуть и сказать: «Свершилось! Доканали зверя! Кончили!»
Конечно, и в газетах, и на плакатах, и в речах было много Сталина. Каждый день «Правда», а за ней и все остальные газеты, включая армейские, публиковали стихи. Их сочиняли «на злобу дня» – к каждой большой или малой победе. Например, 10 мая в «Правде» появилось такое стихотворения Самуила Маршака:
- Мы победили царство зла,
- И, как сказал товарищ Сталин,
- Победа не сама пришла,
- А мы ее завоевали.
- Победа наша. Столько дней
- В промозглой сырости походов,
- В горячих мастерских заводов,
- В боях мы думали о ней.
- И вот гремят ее раскаты.
- Москва ликует в этот час
- Как будто затемненье снято
- С открытых лиц, счастливых глаз.
На площади Свердлова давал концерт Леонид Утёсов. Он считал то уличное выступление своим звездным часом. Ведь певец начал свою борьбу с гитлеризмом задолго до войны, когда включил в репертуар песню на стихи чешского антифашиста Ярослава Ежека «Палач и шут».
А к Победе красноармейцев вели такие утёсовские «катюши» (именно так в те годы называли эти песни), как «Заветный камень», «Землянка», «Мишка-одессит» и, конечно, «Брянская улица» с её победным финальным возгласом «На Берли-и-ин!».
Особая для наших душ минута…
В 1958 году, когда, кстати, 9 мая не был «красным днем календаря», Твардовский написал:
- В тот день, когда окончилась война
- И все стволы палили в счет салюта,
- В тот час на торжестве была одна
- Особая для наших душ минута.
- В конце пути, в далекой стороне,
- Под гром пальбы прощались мы впервые
- Со всеми, что погибли на войне,
- Как с мертвыми прощаются живые.
Эти строки – настоящая хроника 9 мая 1945 года. В каждой семье в те годы недосчитались родных. Похоронки приходили даже в последние дни войны и в первые дни после Победы. Один из символов Великой Отечественной – женщина на перроне, которая ждет сыновей и через год, и через десять, и через двадцать лет после войны. И поэтому в день ликования, в день всеобщего счастья нельзя было забыть о тех, кто не дошагал до Победы. И поэтому в девять часов вечера всё затихло. Музыка, смех, танцы… Прервался даже спектакль в Большом театре – опера «Князь Игорь». «Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной армией и войсками наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию». Глава государства завершил праздничную речь словами памяти о тех, кто заплатил за Победу жизнью: «Вечная слава героям, павшим в боях с врагом и отдавшим свою жизнь за свободу и счастье нашего народа!» И – минута молчания на всю страну!
Ехал я из Берлина…
В победном 1943 году появилась и песня Исаака Дунаевского на стихи Льва Ошанина «Ехал я из Берлина»:
- Ехал я из Берлина
- По дороге прямой,
- На попутных машинах
- Ехал с фронта домой.
- Ехал мимо Варшавы,
- Ехал мимо Орла,
- Там, где русская слава
- Все тропинки прошла.
Песня получилась такая мощная, что даже Александр Твардовский – скептически настроенный к песельникам – позаимствовал у нее размер и полторы строки, создавая свой шедевр – «Москву»:
- Ехал я под Берлином
- в сорок пятом году.
- Фронт катился на запад,
- Спал и ел на ходу.
- В шесть рядов магистралью
- Не вмещает - узка! -
- Громыхаючи сталью,
- Шли на запад войска.
- Шла несметная сила,
- Разрастаясь в пути,
- И мосты наводила
- По себе впереди.
Песни, массовые песни понадобились Твардовскому, когда нужно было дать панораму победившей армии, победившего народа. Ведь они пели – во весь голос – Дунаевского и Ошанина…
Рабочий день
Как известно, День Победы почти двадцать лет был рабочим днем.
Официальная формулировка была такова: «Считать день 9 мая – праздник Победы над Германией – рабочим днем. День 1 января – новогодний праздник – считать нерабочим днем».
То есть статус праздника у Дня Победы никто не отменял. Просто тогдашняя экономика не могла позволить себе россыпь нерабочих дней: каждый человеко-час был на счету. И действительно – ни государство, ни его вождь не могли позволить сакрализации сразу нескольких поколений… Ведь фронтовиков в те времена у нас было, без преувеличения, десятки миллионов. Почти вся страна состояла из фронтовиков – из самых что ни на есть причастных ко всем нашим победам Великой Отечественной. И это были еще полные сил и соблазнов люди, а вовсе не безукоризненные монументы. Праздник не отменили, но фанфары немного поутихли.
Но это, вопреки современным пересудам, не были сплошь черные дни в истории восприятия Великой Отечественной. Как раз в эти десятилетия вышли, пожалуй, лучшие книги и фильмы о войне – «В окопах Сталинграда», «Баллада о солдате»… Этот день всё равно оставался Праздником – по-настоящему всенародным. В литературных журналах и в «Огоньке» ко Дню Победы всякий раз публиковались стихи о войне. Например, симоновское стихотворение «Наш политрук» появилось как раз в такой подборке:
- Он второй раз погиб в Сталинграде
- В первый день, в первый час прорыва,
- Не увидев, как мы фашистам
- Начинаем платить по счету.
- Умирая, другие люди
- Шепчут: «Мама» – и стонут: «Больно».
- Он зубами скрипнул: – Обидно! –
- Видно, больше всего на свете
- Знать хотел он: как будет дальше?
- В третий раз он умер под Курском,
- Когда мы им хребет ломали.
- День был жарким-жарким. А небо –
- Синим-синим. На плащ-палатке
- Мы в тени сожженного «тигра»
- Умирающего положили.
- Привалившись к земле щекою,
- Он лежал и упрямо слушал
- Уходивший на запад голос
- Своего последнего боя.
- А в четвертый раз умирал он
- За днепровскою переправой,
- На плацдарме, на пятачке.
- Умирал от потери крови.
- Он не клял судьбу, не ругался.
- Мы его не могли доставить
- Через Днепр обратно на левый.
- Он был рад, что, по крайней мере,
- Умирает на этом, правом,
- Хотя Днепр увидел впервые
- В это утро, в день своей смерти.
По-моему, это один из последних мощных взрывов поэтического дара Константина Симонова. В этих стихах 1961 года ощущается влияние XXII съезда ЦК КПСС – именно тогда, а не на ХХ съезде, Сталина по-настоящему осудили. И у Симонова политрук, олицетворение всех героев-комиссаров Великой Отечественной, оставшихся на полях сражений, в наше время: «Говорят, в партийном обкоме День и ночь сидит над делами, Что касались живых и мёртвых, Что остались от тех недобрых, Столько бед принесших времен».
День Победы стал главным народным праздником. В нем почти не было официоза. Это был прежде всего день воспоминаний и встреч. Тогда еще не было формулы «Праздник со слезами на глазах». Но праздник был именно таким – с радостью навзрыд. А в 1965 году началась совсем другая история.
