Текст: Денис Безносов
1. Tash Aw. Five Star Billionaire
Forth Estate, 2014
Пятеро человек приезжают в большой гудящий город попытать удачу. Каждый хочет достичь успеха в своем деле, но, разумеется, в той или иной степени потерпит фиаско. В роли большого города выступает никогда не засыпающий Шанхай с присущими метрополии резкими контрастами и социальными несправедливостями. В роли рассказчика – безымянный автор популярного пособия в жанре «как быстро разбогатеть и воплотить мечты в реальность». Все персонажи, как и полагается, глубоко несчастны – кто-то не может выбраться из нищеты, кто-то много зарабатывает, но лишен свободного времени и не может потратить заработанного, кто-то сломлен и утратил былую популярность. Но безразличный город проглотит любого с потрохами, начисто сотрет его планы и надежды, заменит нормальную жизнь на разноцветный суррогат и ничего не предложит взамен, кроме самого циничного и неуютного сценария. По занудству и вторичности роман малайзийца Тэш Оув превосходит даже такую же длинную и банальную A Week in December Фолкса.
У героев нет ярко выраженных характеров (приходится ориентироваться по именам), а у прозы – даже малейшей попытки изобразить какой-то стиль.
Впрочем, подобных книг и фильмов выходит чрезвычайно много.
2. Paul Harding. Tinkers
Windmill Books, 2011
Книга Хардинга – образец прозы, сосредоточенной на процессе умирания главного героя. То есть Хардинг неизбежно оказывается в невыгодной (для него) компании Толстого, Бернхарда, Гэддиса и прочих писавших и пишущих о том же, хоть и в несколько иных обстоятельствах. В Tinkers умирает некто Джордж Уошингтон Кросби, часовых дел мастер. Поначалу мы слушаем потоки его болезненного сознания – тщетные попытки собрать свою память воедино, затем рассказ о неинтересной жизни его отца, медника и торговца, страдавшего эпилепсией, затем – историю неинтересной жизни деда, тоже страдавшего недугами, и, наконец, снова самого Кросби, так и не сумевшего рассказать о себе целостной истории.
Хардинг ваяет рассказ как по учебнику - детство у протагониста уютное, но с небольшими семейными недоговоренностями, жизнь как жизнь, но с разумной долей страдания, семья у него как семья, дети как дети, дом как дом и т. д.
Где-то внутренний голос умирающего говорит поэтическими украшениями, где-то рассказывает о прошлом, но всегда демонстративно спотыкается, давая нам понять, что память у него уже не та и поистрепалась с годами, где-то пытается мудрствовать, но сообщает очевидные вещи. Проще говоря, лучше перечитать Agapē, Agape, «Смерть Ивана Ильича» или на худой конец Lincoln in the Bardo.
3. Damon Galgut. In a Strange Room
Atlantic Books, 2011
(На русском книга издана в переводе И. Дорониной под названием «В незнакомой комнате»; М.: Астрель, 2012)
Бывает, что писатель хочет глубокомысленно и красиво порассуждать о неприкаянности человечества и для этого отправляет своего героя в одиночное странствие по миру на поиски неуловимого смысла жизни. Чтобы нагнать метафизики, писатель отправляет героя не из пункта А в пункт Б, а просто так – ниоткуда в никуда, чтобы тот бродил запутанными тропами, встречал по пути таких же неприкаянных путников, вел с ними случайные беседы, прощался на полуслове и шел дальше, чтобы не прийти никуда. Роман Гэлгута построен по такой же схеме – протагонист отправляется в три путешествия, в каждом из них он встречает кого-то одинокого, участвует за компанию в каком-то малопримечательном сюжете и отправляется дальше своей дорогой.
Предполагается, что мы будем следить за метафизическими путешествиями героя и размышлять о тщете человеческого бытия, о Буддах с Екклесиастами и, наконец, проникнемся его бесконечным хождением. Но этого, увы, не случается.
Вероятно, потому что пафос и напускная глубокомысленность тут есть, а смыслообразующего содержания чудовищно не хватает.
4. Sally Rooney. Conversations with Friends
Faber & Faber, 2018
(На русском книга издана в переводе А. Глебовской под названием «Разговоры с друзьями»; М.: Синдбад, 2020)
Салли Руни пишет хорошо, понятно и о современных молодых людях. Ей удается увлекательно рассказывать о самых обыкновенных, иногда малопримечательных вещах. Банальные по своей сути истории о взрослении, путаных взаимоотношениях и пресловутых травмах кажутся в ее исполнении чем-то вполне свежим, кому-то – даже оригинальным. Секрет ее популярности, пожалуй, кроется в нарочитой простоте и внимательно прописанных характерах, то есть в несомненно хорошем владении механизмами прозы. Однако повсеместное восхищение ее книгами лишний раз демонстрирует, что сейчас, особенно в поле отечественной прозы, мало кто умеет писать просто, но при этом качественно. В общем-то текст у Руни устроен так, как должен быть устроен обычный прозаический текст: диалоги похожи на диалоги, сюжет на сюжет, композиция правильна и незамысловата, а герои действуют согласно логике сюжета и не отражают никаких глубоких идей.
Проще говоря, что Normal People, что Conversations with Friends – ладно сконструированные изделия для аудитории young adult, формально имеющие больше общего с сериалами Sex Education и Euphoria, нежели с The Catcher in the Rye.
И это совсем неплохо, даже скорее хорошо, но все-таки с некоторыми оговорками.
5. Ian McEwan. The Cockroach
Jonathan Cape, 2019
Проснувшись однажды утром от беспокойного сна, некто Джим Самс обнаружил, что он у себя в постели превратился в огромное существо – Премьер-министра Великобритании. Отныне ему придется привыкать к четырем конечностям и учиться как-то управлять своим новым неповоротливым телом. Впрочем, в сложившемся положении есть и несомненные плюсы – теперь Джим может влиять на политическое будущее страны, делать Британию great again, разругавшись с Евросоюзом и заручившись поддержкой Штатов (благо и там президент как раз отвыкает от шести ног). На фоне тем временем продолжаются споры о молдавском мороженом, ибо «попытки достичь гармонии между ингредиентами высококачественного молдавского продукта и правилами Евросоюза отражали микрокосм нарастающего дипломатического напряжения между Западом и Россией относительно будущего крошечной, но стратегически важно расположенной страны».
Язвительно злой сатирический памфлет Макьюэна напоминает о Свифте и Достоевском образца «Крокодила».
Пожалуй, именно так и следует рассуждать о современном политическом мире, где почти не осталось личностей, за чьи слова и действия не становится сразу мучительно стыдно.
6. Michael Chabon. Wonder Boys
Fourth Estate, 2013
(На русском книга издана в переводе Ю. Ильина под названием «Вундеркинды»; СПб.: Амфора, 2006)
Реальность Майкла Шейбона вполне реалистична, но всегда обладает какими-то дополнительными свойствами. То есть там вершится нечто вполне понятное, но кажется, будто сквозь сюжет, персонажей и их диалоги проступает тщательно запрятанный театр абсурда.
Во втором романе Шейбона этот фирменный несколько сентиментальный абсурд возникает на полях четырехдневной комедии положений о жизни прозаика-неудачника,
мучительно пишущего свой неподъемный (и, судя по всему, бездарный) opus magnum и пытающегося параллельно разобраться с неудавшейся личной жизнью. Он чудовищно несчастен, ощущает свою явную несостоятельность как писателя, мужа и университетского профессора и регулярно попадает в идиотские ситуации. Его преследуют чудаковатые персонажи со смешными именами (например, редактор Crabtree, доктор Greenhut или полицейский Pupcik) и сплошная череда неудач. По стечению не самых благоприятных обстоятельств он даже окажется случайно втянутым в криминально-авантюрный сюжет, где среди прочего будет фигурировать жакет Мэрилин Монро, который она надевала, когда выходила замуж за Джо Ди Маджо, случайно убитая собака и угнанная машина. Следить за происходящим у Шейбона всегда интересно, что бы ни случилось в его причудливом мире.
7. Eimear McBride. Girl is a Half-Formed Thing
Faber & Faber, 2013
Современная литература одержима исследованием травмы. Если герой (а чаще героиня) принимается копаться в прошлом и проветривать шкафы со скелетами, однажды в шкафах непременно обнаруживается травмоопасный опыт. Часто автору достаточно пугающего материала, и он/она не тратит лишних усилий на изобретение специфического повествования (см. шероховатые изделия Эммы Клайн и Анны Бёрнс или недавний международный Букер Рейневельд), но книга Макбрайд – пример обратного подхода.
Скрупулезно выстроенный, ритмически выверенный поток сознания рассказчицы продуман до мелочей и не допускает небрежности.
Ужас от реальности, переживаемый ею, действительно невыносим, и благодаря форме мы тоже неизбежно ощущаем эту невыносимость. Когда героиня не может смириться, как бы не находя себе места, мы вслед за ней ощущаем дискомфорт и тоже не можем принять происходящего. Ее оптика напоминает о Холдене Колфилде и столкновении грязного мира взрослой реальности с миром незапачканного детского восприятия. На этом контрасте строятся ее размышления о поведении деспотично религиозной матери, агрессивного отца, дяди-педофила, о жизни брата, страдающего от страшной и неизлечимой болезни, и о ее собственной искалеченной прошлым жизни. Потому ей ничего не остается, кроме как фантазировать о волшебном мире, где нет насилия и унижения, нет необходимости что-то все время терпеть, а вместо всего этого царит абсолютное и всеобъемлющее спокойствие.
8. Colum McCann. TransAtlantic
Bloomsbury, 2014
(На русском книга издана в переводе А. Грызуновой под названием «Трансатлантика»; М.: Фантом Пресс, 2015)
Поток истории состоит из отдельных событий. Какие-то из них сразу или позднее приобретают бесспорную важность, какие-то проходят незамеченными.
Обыкновенные частные жизни с местечковыми сюжетами, семейными трагедиями и каждодневной рутиной срастаются в сплошную пеструю декорацию на фоне выдающихся исторических личностей.
В свою очередь сюжеты этих личностей, обладающие бесспорной важностью, зачастую разобщены и как бы не связаны между собой напрямую. Вот чернокожий аболиционист уезжает на поиски мира без рабства, вот пара летчиков совершают первый беспосадочный трансатлантический перелет, вот американский политик отправляется через океан заключать Белфастское соглашение. Их связывает разве что траектория пути – из Соединенных Штатов в Ирландию, в остальном – это не связанные между собой отдельные фрагменты мозаики. Чтобы сложить из них целостную картину, потребуется вымысел – для этого Маккэнн рассказывает о четырех поколениях женщин, которые так или иначе оказались свидетелями реальных исторических событий, но, соприкоснувшись с ними, пошли каждая своей дорогой. Так, в изящном маккэнновском романе вымысел меняется местами с реальностью, наблюдатели событий становятся протагонистами, а история постепенно превращается в искусственную декорацию.
