Текст: Андрей Цунский
Полное имя Дилана Томаса – Дилан Марлайс (Dylan Marlais Thomas), и обязан им он своему дяде Уильяму, священнику и страстному любителю кельтов. Дядя даже себе взял псевдоним Гвилим Марлес (Gwilym Marles). А имя «Дилан» означает «Рожденный в волнах». Впрочем, в письме своей близкой подруге, поэтессе Памеле Хэнсфорд Джонсон сам Дилан наврал, что это имя означает «Князь тьмы».
Ну просто сплошная романтика – кельты, древние барды, волны – как тут без чертей. Хотя и правда ведь, родился у моря. А жил в Суонси, потом в Логхарне, в графстве Кармартеншир. Его жену – на четверть француженку и на три ирландку звали Кетлин Макнамара, а детей – Ллэвелин, Айронуи и Колм Гаран. Рекомендую этот и следующие курсивные абзацы молодым актерам для отработки дикции и вообще – для расширения фантазии.
Наткнулся тут недавно на запись в фейсбуке: «С удивлением узнал, что англоязычные театральные деятели завидуют своим иноязычным коллегам, ставящим Шекспира: вы-то, мол, читаете эти пьесы, переведённые нормальным современным языком, а мы вынуждены продираться через XVII век». Оставим это переживание «англоязычным театральным деятелям» и их совести, а сами вот что отметим: человеку, воспитанному в русской культуре, не только в этом повезло. У нас есть возможность того же «Гамлета» прочитать на языке XVIII, XIX, XX и XXI веков, причем среди этих «Гамлетов» (более 50 переводов!) есть сами по себе thanks God and Shakesperare шедевры. Не английская, а уже русская классика.
Лучшие образцы не только английской, но и всей мировой поэзии у нас живут в нескольких вариантах, и порой в великолепных. У нас в России (хотя, надо сказать сразу – не только у нас) стала возможна ситуация, в которой автор оригинала может попасть в весьма неприятное положение. Как там Довлатов в записных книжках написал?
— Романы Курта страшно проигрывают в оригинале...
Впрочем, уж кто-кто, а Дилан Томас в таком положении точно не окажется. Во-первых, он не писал романов, а во-вторых – не проигрывают. Учите английский, или, в крайнем случае, верьте на слово.
В английском варианте Википедии Дилана Томаса называют Welsh poet – и по-русски этот Уэлш звучит «Валлийский поэт». У нас с романтикой не хуже, чем в старинном Уэльсе. Первое стихотворение он написал еще в детстве от имени кусачей собаки, и потом, исполняя его в пабах, становился на четвереньки и хватал всех зубами за штаны. Собак он всю жизнь очень любил. В тридцатые годы Дилан Томас стал членом «Банды Кардома» – причем «Кардома» – это не имя разбойничьего атамана, а название кафе напротив редакции газеты «Саут Уэльс Ивнинг Пост» на Касл-стрит в Суонси, на месте снесенной церкви, в которой венчались его родители. Членами «банды» были журналист, поэт и путешественник Чарльз Фишер, поэт, художник и переводчик Вернон Утокинс, лингвист и композитор Дэниел Джонс, художники Альфред Джейнс и Мервин Леви – настоящая сборная разгильдяев, и впоследствии – гордость Уэльса. Любимыми темами разговоров у «банды» были физик Эйнштейн, скульптор Эпштейн, Грета Гарбо, Игорь Стравинский, смерть, жизнь и – да, Пабло Пикассо.
Однако, прежде чем продолжать «И стихи Дилана Томаса русский читатель может прочесть в самых различных вариантах и интерпретациях: Андрей Сергеев и Владимир Британишский, Василий Бетаки и Аркадий Штейнберг, Инна Левидова и Ольга Седакова...», отметим вот еще что. Когда-то поэзия жила в виде авторского публичного исполнения, чтения вслух – ну и, собственно, в виде книг. Охватить своим голосом всю читательскую аудиторию автор, ясное дело, не мог. И те, кому повезло быть знакомым, знакомым со знакомыми, бывать в гостях у знакомых или пролезть хитростью или по случаю, в случае признания поэта широкой читательской массой могли задирать нос: «Да я сам слышал его чтение, и не раз...» Еще в этом случае часто говорили: «Ну нет, он прекрасный автор, но читать он, конечно, не умеет, и зря это делает... Слушать это долго невозможно...»
Раз сорок слышал такое о Бродском, например. Хотя вот насчет Бродского, я, пожалуй, в чем-то соглашусь. Это нудное уныние через нос напоминает... *
Начиная с XIX века мы можем услышать сквозь треск иглы и фольги приглушенный воском фонографического валика голос, например, Уолта Уитмена, который потом растиражировали на шеллаке, смешанном с сажей... Ох, сколько информации могло оказаться на накладных женских ноготках! Пушкина мы не слышали – и не услышим. Но многих из тех, кто дожил до изобретения фонографа – можем. Бунина, Есенина, Брюсова, Блока. А из классиков английской (и американской) поэзии – Оскара Уайльда, Томаса Элиота, Альфреда Теннисона.
- * Да хватит самому-то занудствовать, весьма похожим голосом другой нобелевский лауреат всю жизнь умудрился пропеть – и вполне себе получалось, до сих пор весь мир слушает. Но о нем позже.
Дилан Томас с голоса зарабатывал деньги. Он прекрасно читал стихи – как свои, так и чужие, и регулярно выступал на ТВ с поэтическими программами. Зарабатывал при этом неплохо, а мог бы зарабатывать даже очень много. Его чтение очень нравилось слушателям (было же время, когда людям хотелось по радио слушать стихи), но постоянной программы у него никогда не было. И не то чтобы руководство радио сомневалось, что программа будет популярна. Просто записей тогда еще не делали, а каждый раз, когда речь шла о Томасе, на радио со страхом ждали – придет или нет? А если придет – то в каком состоянии? Нет, речь не о том, что придет пьяный (тогда как раз не придет, такое часто случалось), а в голосе придет или нет, и главное – в каком настроении?
Но когда приходил, в голосе и в настроении – то... В общем, кто слышал, тот никогда не забудет. Он умел оживлять голосом каждую строчку. Каждый звук. Образы становятся какой-то звуковой реальностью. Его потом читали весьма знаменитые и очень хорошие актеры (включая Энтони Хопкинса) – но никому не удалось превзойти его самого. Поэт Филипп Левайн писал о Дилане Томасе: «Именно таким должен быть поэт. Как только он открывает рот, публика немеет. Он полностью изменил наше представление о том, как читать свои стихи». Это правда. Сразу хочется выйти из комнаты и совершить ошибку.
По-русски его иногда читают, что называется, «с выражением» на школьных вечерах. Мне доводилось слышать, так вот... – Цунский, молчать.
В судьбе поэта в двадцатом веке случай – это самое важное. Кто тебя заметит, кто поверит в тебя, кто похвалит, кто обругает (это тоже бывает очень даже полезно, и совсем не в качестве критики). На что только поэты не шли ради того, чтобы о них говорили. Андрей Вознесенский в Америке расстегнул платье на чернокожей красавице-переводчице. Есенин – ну, тут и говорить ничего не надо. Лимонов... да ладно, хватит.
Дилан Томас на этом фоне как будто и не поэт. Ну, сильно не переживайте, с пьянством и эксцентричностью все было в полном порядке, но... Не красавец, одевался во что попало, пил с обычными пьяницами, любовные похождения имел исключительно с женщинами, причем каждый раз возвращался к жене и детям... Да он просто скучный! Авторам сценария фильма, заявленного как его прости господи байопик The Edge of Love (в русском прокате вообще «Запретная любовь»), пришлось черт знает сколько напридумывать, чтобы хоть как-то объяснить зрителю, почему это ему нужно знать, кто такой этот Дилан Томас, и запихать туда Киру Найтли для убедительности. А ведь именно в его честь другой поэт – и даже нобелевский лауреат, Роберт Аллен Циммерман, взял себе для благозвучия псевдоним Боб Дилан.
Хотя сам Боб, то есть Циммерман, потом говорил, что имя Дилан взял именно что для благозвучия и не более, а Дилан Томас – поэт, чьи стихи годятся разве что для тех, у кого проблемы с потенцией, обычной, а не творческой. Еще в песне Пола Саймона «Просто бессвязная филиппика (или как меня поимел Роберт Макнамара)» встречаем такой пассаж:
«Я знал человека с таким маленьким мозгом, что он вообще не мог думать. Не то что мы с тобой. Он не любит поэзию. Он такой отстойный, что скажешь ему «Дилан», он думает, что речь о Дилане Томасе. Кем бы он ни был, культуры у него нет. Но пофиг, ма, всем надо как-то обдолбаться». И это всего-то через двенадцать лет после смерти Томаса, 1965 год! Но не удивляйтесь. Это пародия на Боба Дилана. То есть на Циммермана...
А волны гонят имя дальше, и уже снят сериал, где главным героем в духе времен стал бывший суперагент ЦРУ, гомосексуал и психолог, распутывающий преступления... и зовут его уже в честь Боба – Дилан Рейнхардт. А еще публика мечтает выяснить, просто так целовались популярные актеры из «Игры престолов» Дилан О’Брайен и Томас Сангстер, или же они ***?! Вроде, сами-то говорят, что нет, но раз целовались, то не могут же они не ***?! И нещадно эксплуатируют сочетание своих имен – Дилан и Томас. Сам же Дилан Томас, пропустив очередной шат, сказал бы по этому поводу, скорее всего, что-нибудь вроде «Чудны дела твои, господи», и попросил бы налить еще – себе и во-он той барышне... Он и пил, и хулиганил, и приворовывал (бывало), и ухлестывал за девицами, и вообще валял дурака исключительно «для личного пользования», а не на публику.
- Одиноко моё ремесло,
- Искусство тихих ночей.
- Когда яростна только луна,
- А любовники обнимают в постели
- Свои горести и печали,
- Я тружусь в ликующем свете
- Не для суетных комплиментов,
- Не за славу и не за хлеб,
- И не ради аплодисментов
- В светлом вызолоченном зале,
- А за тот гонорар, что едва ли
- Кто-нибудь разглядеть сумеет
- В тайных глубинах души.
- Не для презревших луну,
- Не для суетных, не для гордых,
- Я пишу на пенных страницах
- Не для тех мертвецов, которым
- Подавай псалмы с соловьями,
- А для тех, кто хмельными руками
- Обнимает в постели горе
- В тихих глубинах ночей,
- Кто не слышал и не услышит
- Вовеки моих речей.
В жизни поэтов очень важны знакомства. Дружить нужно непременно со всякими celebrit’ями, иначе кто будет слушать, как ты вчера нарезался с каким-то Джоном Смитом? Это все равно что с Джоном Доу (John Dow – формальное обозначение в полицейских документах неопознанных трупов). Дилан Томас, помимо Кардомской банды, дружил с Лоренсом Дарреллом (Lawrence Durrell) – да-да, это тот самый брат того самого Джеральда Даррелла, который все время стрелял и позвал на остров Корфу к ужасу своей мамы целое стадо разных богемных гостей, впрочем, Дилана Томаса среди них не было. Дилану Томасу он решил в Лондоне помочь обзавестись приличествующими знакомствами. Ему удалось уговорить Дилана прийти и познакомиться с Генри Миллером. В назначенное время, когда Миллер, готовый знакомиться, пришел – не объявился Томас. Он позвонил Дарреллу и сказал что-то вроде «Да зачем, нужен я ему больно, да и не люблю я всех этих знаменитостей» и т.д. Дарреллу удалось уломать его прийти и все же познакомиться с Миллером. Кстати – все прошло хорошо, они стали приятелями...
А как он писал? Письма цитируются по статье Сергея Ташевского:
«Сегодня лопнули трубы, и Кэйтлин в мужской шляпе целый день бегает с тряпкой между уборной и затопленной гостиной, а я сижу и пытаюсь написать стихотворение о человеке, который отправился с женщиной на рыбалку и поймал коллекцию ужасов».
«Молодой человек отправляется на рыбалку – собирается поймать сексуальный опыт – а ловит семью, церковь и деревенскую лужайку».
«Это вещь о грандиозной е***».
И в этом весь Томас... Так он пишет о «Балладе о длинноногой наживке». Шедевре английской поэзии ХХ века. Ну, а как ему еще о ней писать?
Слушать, как он читает свои стихи – наслаждение. А вот читать самому непросто. Вот как пишет об этом процессе одна из лучших читательниц нашего времени – это не говоря о ее филологическом таланте – Елена Кассель.
«Первое прочтение – ощущение предельно нелогичного набора слов, дикое раздражение, даже злоба – не понимаааааааю.
Мычу что-то по-русски. Тихо бешусь – молоко за вредность за разбор этих стихов.
Читаю вслух – что-то такое засловесное брезжит, что-то вроде смысла, какие-то ассоциации из перечислений – из смеси отца, сына, Адама, лона, рождения, вырастания-эрекции, смерти за углом, кастрированного барана, детского страха на ступенях тёмной лестницы, ведущей в спальню.
Пытаюсь вбить образы во что-то синтаксически возможное.
Ещё раз читаю – вдруг ударом – отличные стихи со своей железной сонной логикой».
Пройдите по ссылке и убедитесь – чтение требует квалификации. И не в том дело, что без нее читать нельзя – просто результат разный.
По адресу 567 Hudson Street до сих пор расположен бар White Horse Tavern. Денис Викторович Драгунский не любит, когда говорят «Хадсон» вместо традиционного «Гудзон». Да простит меня он и все, кто к такому привык, но, по-моему, превращать Hudson в Гудзон – девиация пополам с перверзией. 27 октября 1953 года сюда по обыкновению пришел загостившийся в Нью-Йорке Дилан Томас.
Повод был прекрасный – отметить тридцать девятый день рождения Дилана Томаса. Отметил до потери сознания, причем буквально. Отсюда отправился обратно в отель, но попал в больницу святого Винсента, и оттуда живым уже не вышел. Постоянно выпивая и не обращая внимания на свое здоровье, он запустил воспаление легких, на которое наложился приступ белой горячки и все остальные его болезни разом, а было их немало. 9 ноября он умер. Он и сам говаривал, что поэту жить дольше сорока – даже как-то неприлично. Нобелевский лауреат имени Дилана Томаса, дай ему бог здоровья, собирается в мае будущего года отпраздновать в два раза больше. Кстати, он тоже неоднократно бывал в этой таверне и колой не ограничивался, но уж точно не с такими решительными последствиями. А в «Белой лошади» поклонники Дилана (который Томас) собрались шесть лет назад отметить его столетие. Говорят – получилось очень душевно.
