Текст и подбор иллюстраций: Андрей Цунский
- Chi misura se stesso, misura tutto il mondo.
- Кто знает себя – знает весь мир.
- Итальянская пословица.
Глядя на глупости знакомых и знаменитостей и даже некоторых (о, ужас!) политиков, мы часто не находим сил, чтобы все это описать. Но – не стоит отчаиваться! Все уже сделано. Не сомневайтесь, это именно те глупости, с которыми мы столкнулись, и – поскольку мы все люди образованные и начитанные, вон, «Год Литературы» читаем – часто думаем, что мы столкнулись с ними первые.
Во время пасхальных каникул куры объявили забастовку в знак протеста против незаконной конкуренции сахарных и шоколадных яиц. После долгих дебатов курицы решили, что на каждом яйце надо ставить штамп: «Стопроцентно гарантированные куриные яйца».
Это цитата из книги «Башковитые курицы» прекрасного итальянского наблюдателя жизни – Луиджи Малерба. Если вы не нашли примера, к которому можно применить эту забавную притчу, тоже не пугайтесь – там их еще много. И книга эта у него не одна.
Если бы меня нагрузили задачей (а примерно так оно и есть) определить роль Луиджи Малерба в литературе – я бы сформулировал так: «Обычный житель ХХ века». Ненавижу обзывку «маленький человек». А вот «обычный человек» – это ничуть не обидно. Это жизнь без дурацких претензий, без хвастовства – и без рабских привычек. Но что такое «жить в веке? Одно ли это то же, что жить в определенной стране или в городе»?
Между прочим, мой импровизированный доклад, значительную часть которого я построил на заметках, привезенных из Рима, вызывал оживленные аплодисменты. Но в ходе дискуссии выступил один молодой российский урбанист и поздравил меня с тем, что будущее, как он понял из доклада, еще далеко (а что, завтра тоже далеко?), и с тем, что я изобрел велосипед: в Москве в каждом доме есть центральное горячее водоснабжение — именно это я хотел видеть в своем образцовом Городе будущего.
Тут мне стало неловко: как же меня не проинформировали о столь важном достижении Москвы? Я посетил этот город только один раз, и мне показалось, что нам, в Италии, нечему учиться у московских градостроителей. Я ответил осадившему меня коллеге, с иронией заметив, что охотно уступаю русским первенство в деле изобретения центрального водоснабжения и знаю много других достижений московской урбанистики, — например, сталинские улицы шириной в двести — триста метров, однако там нет трамваев или автобусов, перевозящих граждан с одной стороны улицы на другую.
Вот и такой взгляд может быть на Москву. Мне, человеку провинциальному, взгляд итальянца Малерба очень близок (хотя нет города, который я любил бы больше, чем Москву).
Да и кто такой москвич? Ну какой настоящий москвич снесет «Военторг» или гостиницу «Москва», просто чтобы выстроить нечто похуже и почувствовать разницу? Даже самым приятным образом? Или даст повод для появления шутки «В этом сезоне такую плитку улицы не носят?». Разве настоящий москвич носится по городу с мигалкой, вызывая пробки и всеобщее воодушевление?
– Глупцы, – сердился Моццикони. – Настоящие господа предпочитают ходить пешком, а не ездить. А вот миллионы они зарабатывают со скоростью гоночной машины.
Нет. Настоящий москвич ездит в метро. Он живет уже не на Сретенке или Тверской, он обосновался в Кузьминках или в Марьине. Больше того – многие настоящие москвичи теперь ездят в Москву на выходные из Мытищ или Подольска. Да и так ли недавно это началось? «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел...»
- Accade più in un’ora che in cent’anni.
- Порой за час случается больше, чем за сто лет.
- Итальянская пословица.
Так и со столетиями. Можно родиться в одном, умереть в другом и всю жизнь просидеть в каком-нибудь Средневековье. Жить в веке – значит понимать, где ты живешь, причем можно сравнить свой век с веками соседними и даже отдаленными. Вы скажете, что можно поехать из одного города в другой и сравнить, а с веками так не выйдет. Да ничего подобного. Я лично знаю людей, которые только недавно узнали, что инквизиция больше не платит палачам и не устраивает банкетов после судов над ведьмами. А они до сих пор так и делают. Видел живого работорговца. Не говоря уж о рабах. А переехать из века XX в XXI для многих и вовсе непосильная задача. Такие и в двадцатом-то чувствуют себя неуверенно. Но – всякое случается.
...обитатели «Счастливого акведука» считали богачами владельцев табачной лавки, мясного магазина, радиомагазина. Ведь у них к вечеру в кассе набиралась уйма денег.
– Настоящие богачи не держат деньги в кассе. И вообще с собой их не носят, – объяснял соседям Моццикони.
Однако те отвечали, что таких богачей они сроду не видывали. Значит, их и не бывает. А Моццикони просто врун и анархист.
- L’erba cattiva non muore mai.
- Худая трава никогда не вянет.
- Итальянская поговорка
Малерба – псевдоним. Это слово означает по-итальянски «сорняк». Такой псевдоним просто так взять невозможно, и присвоить себе такое имя может не каждый. При рождении ему досталась фамилия Бонарди. Такая фамилия больше подходит профессору психологии, знаменитому геймеру, блогеру, наполеоновскому генералу, актеру, актрисе в конце концов. А писатель выбрал себе имя «Сорняк», потому что среди всех этих полезных растений чувствовал себя не на своем поле.
Друзей у Моццикони не было – а все потому, что у него не было даже имени. Моццикони-окурок, и только! А с одной такой фамилией не больно-то заведешь друзей. Должно быть и имя: Пиппо, Тино, Тонино, Ромолетто, Джиджино... Наверно, можно иметь друзей, даже если имя у тебя трудное, еле выговоришь. Моццикони знал парня, которого звали Эрменеджильдо, он каждый вечер играл в остерии в карты. А раз играет в карты, значит, друзей у него тьма-тьмущая.
Моццикони было очень обидно, что у него нет имени и оттого нет настоящих друзей.
«Вот ведь в Древнем Риме у многих было по два имени: Юлий Цезарь, Марк Аврелий, Пий Антоний, а фамилии никакой. Но то были сплошь императоры, а императорам почти все позволено. Где уж мне с ними равняться», – думал Моццикони.
– Что тут смешного? Фамилия как фамилия, не хуже других!
Моццикони читал в газетах про министров, которые крали все, что могли. И, хотя фамилии у них были пышные, благородные, для Моццикони они звучали как ругательства.
Один бродяга сказал ему, что бывают министры, которые если и крадут, то самую малость, а иные и вовсе не крадут. Ну, может, раз в году. А вообще-то воры небось и в Древнем Риме водились.
Разве настоящий житель XX века только и шел, что от одного благоденствия к другому, от победы к победе, от одного богатства к другому? Луиджи Малерба родился при Муссолини. Он видел настоящих фашистов и не понаслышке знал, каково жить в стране, развязывающей войны одну за другой. А потом в шестнадцать лет увидел падение фашизма и узнал, каково жить в стране, проигравшей все войны разом. Послевоенная эпоха была получше – но это была трудная жизнь. И портить ее умудрялись многочисленные негодяи. А итальянские негодяи не слишком отличаются от негодяев остального мира.
- Chi lascia la strada vecchia per la nuova sa quel che lascia, ma non sa quel che trova.
- Покидая старые улицы, знаешь, что теряешь, но не знаешь, что найдёшь.
- Итальянская поговорка
Видно, главное – совершить что-то необычное, и сразу тебе ставят памятник. А плохой это поступок или хороший, не имеет значения. В Риме есть памятник Джордано Вруно – на той самой площади, где его сожгли. И есть церковь Святого Баллармина, того самого, кто во времена инквизиции приказал сжечь Джордано Бруно.
«Я бы согласился жить на земле вечно, если прежде мне показали бы уголок, где не всегда есть место подвигу», - писал совсем не итальянский герой. Кстати, ему таки влепили памятник, правда, потом таскали его с места на место. Подвиги продолжались. А героям Луиджи Малерба повезло больше.
Но куда идти?
Дорог, указателей, семафоров, светофоров, было немало. И все равно Моццикони так и не сориентировался – как ему, бедняге, разобраться, где восток, где запад где север, а где юг.
Моццикони не знал, в какую сторону идти, где искать пристанища.
Он пересек город, добрался до набережной Тибра и остановился у моста Систо. Огляделся. И увидел лестницу, которая вела вниз, к самой реке.
– Ты решил спуститься вниз, Моццикони?
Луиджи Малерба свободно ходил по городам – и не менее свободно по времени. Его герои жили и в Византии, и вовсе во времена Троянской войны, причем это были сам Одиссей, его сын Телемак и жена Пенелопа. Он умудрялся писать от лица мужа и от лица жены – а такое мало кому давалось. Его герой мог стать змеей, описать сексуальный опыт как музыку или начать вырабатывать электричество... Он даже смог пересечь самую незыблемую границу – границу идеологий! Его напечатали в СССР.
Тогда мы не слишком хорошо знали итальянских писателей. Даже классиков! По университетам до сих пор ходит анекдот советских времен. Студент каким-то образом заслужил право попросить любую книгу из спецотдела в библиотеке, из так называемого «спецхрана», и попросил у парторга «Декамерон» Боккаччо. Парторг со слуха выписал ему разрешение ознакомиться с книгой: «Д.К. (Дэ Ка) Мирон. «Пока. Чего»».
Оказаться в советском журнале, в той же «Иностранной литературе», и уж тем более – в советском издательстве мог из западных писателей только коммунист – как Джанни Родари, или Пьер Гамарра, или «прогрессивный общественный деятель». Именно с этой формулировкой удалось советским читателям прочитать книги Луиджи Малерба.
Писателей, как политических деятелей, тогда делили (и до сих пор часто делят) «по сторонам» – на правых и левых. С точки зрения общепринятой, Малерба безусловный «левый» – но не коммунист точно.
Сейчас «левый» – вообще понятие размытое. Шкала, которой пользовались (и продолжают) люди, черпавшие познания в советских учебниках, только вводит в заблуждение, как надписи «Лондон», «Москва» или «Будапешт» на шкале приемника. Хоть чеши эту надпись красной линией настройки – нет там никакого Будапешта. Да и был ли когда-то?
Нет уже никаких левых и правых. Есть те, кто считает насилие допустимым – и те, кто против насилия. Те, кто уважает право – и те, кто вытирает об него ноги. Те, кто ценит жизнь и достоинство человека – и те, кто плевать на них хотел. Те, кто понял, как меняется мир, и те, кто думает, что он всегда остается прежним. Вот и вся шкала. В области политики. А все другое-прочее – это уже, скорее, экономика.
Луиджи Малерба был «левым» по устаревшей шкале. Его так не определить. Ушедший от нас Михаил Жванецкий говорил: «Имей совесть – и делай что хочешь». Вот это к Луиджи Малерба подходит точнее.
Есть в итальянской литературе персонаж, плавно перекочевавший в кино – бухгалтер Уго Фантоцци. Он несомненная часть городского фольклора и горожанин: всю жизнь он считает деньги, которых ему никогда и в руках-то не подержать, да они и не чужие даже – а абстрактные, что ли... Он трусоват, глуповат – но добр. И читателю, и зрителю он чрезвычайно симпатичен и мил.
А вот герои Луиджи Малерба – не персонажи. Они именно герои. Чем отличается герой от персонажа? Я, кажется, знаю. Персонажу можно сочувствовать, над ним можно посмеиваться, с ним даже можно разговаривать. Но только в героя или героиню – даже если они злые, некрасивые и в общем «отрицательные» – можно влюбиться.
И еще без героя фольклора нет и не может быть.
Вас не раздражает то и дело всплывающее по цитатам имя «Моццикони» – «окурок» по-итальянски? В общем – Моццикони. Бродяга с набережной Тибра. Вечной реки в Вечном городе.
Это герой Луиджи Малерба. Главный герой. Можно сказать – это сам Малерба. То есть Бонарди. Или может – в какой-то степени – любой из нас. Мы живем в веке XXI – но корни наши в прошлом столетии.
Среди римских интеллигентов (в Италии эта социальная прослойка тоже существует) – он давно стал почти что живым, чуть ли не реальным персонажем. И литературным – и даже в какой-то степени фольклорным. Хотя наши герои куда трагичнее. И влюбиться в них гораздо легче. Но не хватит ли с нас трагедий, господа? Хотя я знаю – вы согласны, но наши трагедии и заканчивать нам самим. А в антракте можно побродить с Моццикони по берегу Тибра.
– Кто все-таки придумывает пословицы?! – воскликнул Моццикони. – Может, есть такие люди, что сидят целыми днями, обхватив голову руками, и думают, думают, пока не сочинят пословицу. Ну, скажем: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить», «Тише едешь, дальше будешь», «Собака, которая лает, не кусает». Словом, всякие-разные, одна лучше другой. Наверно, есть мастера по пословицам, как есть мастера по ремонту водопроводных кранов и карбюраторов автомашин. Но им за работу платят, и неплохо! А как зарабатывают на жизнь сочинители пословиц?! Неужели им тоже платят?! А может, они придумывают пословицы только ради славы? Тогда почему они не ставят, как поэты, внизу свою подпись? Видно, все эти сочинители пословиц – забавные люди.
Вам кажется, что этот текст получился немного бессвязным, нелогичным, стройности не хватает? Я соглашусь. Трудно выдерживать логику и композицию, когда признаешься в любви. Я признаюсь в любви к Луиджи Малерба.
Если это получилось – то все остальное не страшно.
Главное – чтобы вы заинтересовались и для начала хотя бы набрали в поисковике «Луиджи Малерба книги читать». Опыт писателя западного нам сейчас очень пригодится. Мы соседи по веку и по культуре. А застрявшим вне времени и вне культуры ничего не требуется.
