Текст: Ольга Разумихина
- В прошлой статье, посвящённой роману в стихах «Евгений Онегин», мы рассматривали в основном сюжет — и, как водится, копались в характерах героев. Однако одно из самых знаменитых произведений А. С. Пушкина примечательно не только увлекательным сюжетом, но и огромным количеством авторских размышлений. Такие участки текста, которые никак не влияют на происходящее с героями, но помогают глубже понять мнение повествователя, называются лирическими отступлениями. Вот одно из них — и вы наверняка его знаете, даже если читали «Онегина» по диагонали или, о ужас, не читали вообще:
- Москва... как много в этом звуке
- Для сердца русского слилось!
- Как много в нем отозвалось!
- Вот, окружён своей дубравой,
- Петровский замок. Мрачно он
- Недавнею гордится славой.
- Напрасно ждал Наполеон,
- Последним счастьем упоенный,
- Москвы коленопреклоненной
- С ключами старого Кремля:
- Нет, не пошла Москва моя
- К нему с повинной головою.
- Не праздник, не приёмный дар,
- Она готовила пожар
- Нетерпеливому герою.
Петровский замок — это то же самое, что Петровский путевой (подъездной) дворец, который возвели в конце XVIII века по распоряжению Екатерины II; он был размещён на въезде в Москву со стороны Петербурга, с тем чтобы императрица могла останавливаться и отдыхать там во время вояжей. На данный момент памятник архитектуры находится, конечно, не на въезде в город, а где-то посередине (ближе к метро «Динамо»): столица в последнее время разрослась.
Но, казалось бы, зачем рассказывать про этот замок читателю, которому не терпится узнать, чем закончится дело с Онегиным и Татьяной? Зачем вообще так пространно восхищаться то Москвой, то Петербургом, то женскими ножками, отвлекая людей от романтической интриги?
В XIX веке так думали многие, и Александр Сергеевич это понимал. Подобных читателей, не готовых к глубокому анализу прочитанного и берущих книгу в руки только ради развлечения, Пушкин изощрённо наказывал (выражаясь современным языком — троллил). Не случайно история Онегина заканчивается так:
- Она ушла. Стоит Евгений,
- Как будто громом поражён.
- В какую бурю ощущений
- Теперь он сердцем погружён!
- Но шпор незапный звон раздался,
- И муж Татьянин показался,
- И здесь героя моего,
- В минуту, злую для него,
- Читатель, мы теперь оставим,
- Надолго... навсегда.
Только представьте, какой шквал негодования вызвала такая развязка! Главный герой врывается в комнату возлюбленной — уже не порывистой девушки, а спокойной, статной, благоразумной жены видного человека; девушка эта уходит, и тут Онегин нос к носу сталкивается с мужем Татьяны… что же будет дальше? Может, генерал вызовет Евгения на дуэль? Или «всего-навсего» устроит незваному гостю, а заодно и молодой жене дикий скандал? Или распереживается, схватится за сердце и ляжет замертво?
Пушкин оставляет читателя додумать финал самому — и правильно делает. Ведь угодить всем невозможно, а раз так, стоит ли пытаться?
Не будем и мы негодовать, а лучше рассмотрим подробнее некоторые традиции и обычаи, которым следуют герои романа.
Светский этикет
Понять тонкости взаимоотношений между персонажами довольно сложно, если не знать, каким был этикет в XIX веке. Вот, например: почему на балу, приуроченном к именинам Татьяны, Ленский вызывает Онегина на дуэль? Формальный повод, конечно, налицо: Онегин три раза подряд пригласил его невесту — Ольгу Ларину — на танец. Но, казалось бы, зачем же сразу стреляться? Неужели нельзя было ограничиться доверительным разговором?
Так вот: нельзя.
Во-первых, бал — событие особое, знаковое. Его нельзя было устроить «только для своих»: на подобное мероприятие следовало приглашать всю округу. А это значит, что прислуга должна была отдраить дом дочиста и приготовить самые изысканные блюда; также нужно было «выписать» музыкантов, подготовить новёхонькие наряды для всех членов семейства, расставить столы для карточных игр… в общем, удовольствие недешёвое, так что каждый день бал устраивать не станешь, да и каждый месяц тоже. Помните, отец Онегина «давал три бала ежегодно и промотался наконец»? Родитель Евгения, правда, устраивал вечера не в каком-то захолустном имении, а в самом Петербурге, где всё по умолчанию дорого и богато. Но он был и более обеспеченным, чем Ларин (как минимум поначалу).
Так или иначе, бал — явление редкое, так что возможностей потанцевать с Ольгой у Ленского было крайне мало. И вот — какой-то наглец отнимает у влюблённого юноши такое редкое счастье!
Во-вторых, бал был не просто очередным развлечением, а, как отметил Ю. М. Лотман, автор 470-страничного комментария к «Евгению Онегину», целым культурным феноменом; «областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быта». То есть на любом танцевальном вечере, даже если дело происходило в деревенской местности, присутствовали «важные шишки». И не случайно Пушкин «выписывает» каждого героя, пришедшего на именины:
- С своей супругою дородной
- Приехал толстый Пустяков;
- Гвоздин, хозяин превосходный,
- Владелец нищих мужиков; <...>
- И отставной советник Флянов,
- Тяжёлый сплетник, старый плут,
- Обжора, взяточник и шут. <...>
- Созревших барышень кумир,
- Уездных матушек отрада,
- Приехал ротный командир;
- Вошёл... Ах, новость, да какая!
- Музыка будет полковая!
- Полковник сам её послал.
- Какая радость: будет бал!
Они, в свою очередь, не могли не обратить внимания на то, что девушка, уже давно всем известная как невеста Ленского, вволю танцует с другим. А важные шишки, как мы знаем по комедии «Горе от ума», никогда не прочь пустить какой-нибудь неприятный слух, да ещё и напридумывать лишнего. Так что смыть оскорбление было для Ленского делом чести.
Конечно, до боли обидно, что запальчивый Владимир вызывает друга на дуэль потому, что боится осуждения со стороны какого-то «толстого» Пустякова с «дородной» женой, а также карикатурного «владельца нищих мужиков» Гвоздина и, в довершение всего, «старого шута» Флянова. Но такова дворянская жизнь...
Дуэльный кодекс
Поединки между дворянами регламентировались не менее строго, чем балы. Тот же Ю. М. Лотман отмечает: «Дуэль представляет собой определенную процедуру по восстановлению чести и не может быть понята вне самой специфики понятия „честь“ в общей системе этики русского европеизированного послепетровского дворянского общества. Естественно, что с позиции, в принципе отвергавшей это понятие, дуэль теряла смысл, превращаясь в ритуализованное убийство».
Далее в комментарии к роману читаем: униженный дворянин мог охарактеризовать нанесённое ему оскорбление как незначительное, кровное или смертельное.
В первом случае для того, чтобы смыть позор, оскорблённому следовало всего лишь продемонстрировать бесстрашие. Дворянин бросал условную перчатку, стороны являлись на место дуэли, а затем секунданты помогали им примириться.
В случае «кровного» оскорбления дуэль заканчивалась при первом ранении, даже самом незначительном. И, наконец, смертельное оскорбление «смывалось» только в том случае, если один дворянин убивал другого.
Владимир Ленский, как мы помним, никакой степени оскорбления не определял. Он поручил все организационные вопросы Зарецкому — человеку без каких-либо моральных принципов, охочего до хлеба и зрелищ. Окажись на его месте кто-нибудь другой — стороны бы помирились, и Онегин с Ленским ещё не раз вместе посетили бы усадьбу Лариных.
Но Зарецкий, во-первых, даже не попытался помирить приятелей; во-вторых, счёл то, что Онегин опоздал на дуэль и выбрал в качестве секунданта слугу, отягчающим обстоятельством; в-третьих, определил для бывших друзей слишком маленькое расстояние (Евгений и Владимир стрелялись с четырнадцати шагов).
Кто знает: может, если бы не такой «Зарецкий», то и сам Александр Сергеевич бы остался жив и здоров, повздорив с Жоржем Дантесом? Загуглив «список дуэлей Пушкина», можно увидеть, что большинство поединков, на которые вызывали поэта, были отменены стараниями его друзей. В остальных случаях дворяне стрелялись, но промахивались, и скорее всего нарочно.
Что до Жоржа Дантеса, он довольно долго питал неприязнь к Пушкину, причём взаимную. В свете ходили возмутительные слухи о том, что он якобы симпатизирует Наталье Николаевне — супруге поэта; Пушкин осыпал француза подозрениями и упрёками, а тот воспринимал это как оскорбление. Но разве слухи всегда оказываются правдой?..
Кстати, за четыре месяца до рокового поединка Пушкин сам вызвал Дантеса на дуэль, но тот как раз сделал предложение сестре Натальи Николаевны, и будущие родственники решили не браться за оружие. Но, к сожалению, мир был недолгим…
Прочие интересные факты
Помимо сведений о балах и дуэлях, в романе есть ещё множество интересных подробностей, деталей и «пасхалок». Например, в перечне гостей, явившихся на именины к Татьяне, мы видим некоего Буянова, и автор называет его «двоюродным братом».
Современный читатель не обращает на это никакого внимания, а вот современники Александра Сергеевича хохотали от души. Дело в том, что у Пушкина был дядя — Василий Львович, который также писал стихи, а одним из самых знаменитых его произведений была поэма «Опасный сосед», и её главный герой носил фамилию Буянов. В романе же «Евгений Онегин» Буянов представлен как «ребёнок» Василия Львовича. А как назвать сына дяди, если не двоюродным братом?
Ирония Александра Сергеевича заключается ещё и в том, что Буянов у В. Л. Пушкина — редкостный мот и развратник, и поэма «Опасный сосед» описывает путешествие главного героя в публичный дом. Разве такого персонажа пустили бы в приличное общество?
Кстати, на том же балу присутствует «чета Скотининых» — неприкрытая отсылка к Фонвизину. Из реальных же персоналий в романе встречается друг Пушкина — Пётр Петрович Каверин, который якобы встречает Онегина в ресторане; упоминаются Державин, Языков и Баратынский, а в качестве эпиграфа к пятой главе выступает цитата из «Светланы» Жуковского.
