САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«Он между нами жил…» Адам Мицкевич

О двух поэтах ко дню рождения одного из них

Адам Мицкевич  / godliteratury.ru
Адам Мицкевич / godliteratury.ru

Текст: Андрей Цунский

24 декабря – день рождения Адама Мицкевича (1798–1855), великого поэта Польши. Правда, при этом был он вроде бы как белорус, главное произведение написал о Литве. Но ведь и друг его Пушкин писал, кроме прочего – о Кавказе, а предок его и вовсе был африканец. Разберись с этими поэтами… И к тому же иногда их так трудно воспринимать по отдельности.

  • Наружность его была истинно прекрасна. Черные, выразительные глаза, роскошные черные волосы, лицо с ярким румянцем; довольно длинный нос, признак остроумия; добрая улыбка, часто появлявшаяся на его лице, постоянно выражавшем задумчивость, — таков был Мицкевич в обыкновенном, спокойном расположении духа; но когда он воодушевлялся разговором, глаза его воспламенялись, физиономия принимала новое выражение, и он бывал в эти минуты увлекателен, очаровывая притом своею речью...»
  • Ксенофонт Полевой

Все-таки национальная культура – вещь труднопостижимая. Как ее измерить? Легче всего поддаться искушению и поставить ее размер в прямую пропорцию с размерами титульного этноса нации – или покоренной им территории. Совершающие такую ошибку находятся в бесконечном раздраженном недоумении. Как получается, что герои великой французской литературы не имеют никаких преимуществ перед каким-то бельгийцем Уленшпигелем, хотя миллионы почитателей считают его голландцем, а книга о нем написана по-французски? А вся-то Бельгия на карте рядом с Францией – сантим рядом с франком! Вот только культура задает всему совсем иной, собственный масштаб.

Один поэт, о котором пойдет речь, тесно связан в истории культуры с другим – хотя и является в чем-то его противоположностью.

Их знакомство – это и взаимное восхищение, и конфликт, и взаимное неприятие, и верная дружба. Но предисловие затянулось. Итак, первый – нам всем известный и понятный Пушкин, второй – Адам Мицкевич,

известный в сегодняшней России меньше, чем во времена Пушкина. У поляков все зеркально наоборот. Информация, увы, регулярно убегает из сферы культуры в сферу актуальных национальных забот – у всех народов без исключения.

Александр Герасимов «А.С. Пушкин и А. Мицкевич на Сенатской площади», 1956 г. Фото: Wikimedia

Увы – поэт и писатель всегда порождены средой, в которой воспитываются. Как бы ни хотели поэты быть независимыми от рода людского, шестикрылый Серафим редко у кого вырывает за конформизм «язный грешик». Это, если кто не знает, из пародии Александра Иванова. Не на Пушкина и не на Мицкевича.

Карточный расфокус

Известно, что Пушкин в карты играл исступленно. Не шампанское, не женщины – именно карты становились причиной его бесконечных долгов. И ведь не в какие-то замысловатые игры вроде бриджа, даже не в преферанс – в штосс играть никакого ума не требуется, только азарт и надежда на удачу. Пятая глава «Онегина» была единожды им проиграна (потом Пушкину снова карта пошла, так что отыграл). Глава «Онегина» стоила вполне реальных денег – из расчета по 25 рублей ассигнациями за строчку. 150 фунтов говядины… Так ведь азарт не деньгами и товаром измеряется.

Мицкевич карт не любил. Играл редко – и не в безумные игры, как Пушкин. Он и в средствах был стеснен, и характер у него был другой. К тому же нравы имперского быта ему были чужды – как человек европейский, считал он, вероятно, дикостью обычай спускать главы поэм, эполеты и даже деревни с живыми крестьянами за не слишком чистыми столами.

П. А. Вяземский вспоминает:

«Пушкин, встретясь где-то на улице с Мицкевичем, посторонился и сказал: «С дороги двойка, туз идет». На что Мицкевич тут же отвечал: «Козырная двойка туза бьет».

Грани талантов

Помимо несомненного и немедленно признанного Пушкиным поэтического таланта, был у Мицкевича еще один дар – особый и редкий. Мицкевич был вдохновенным импровизатором, почти магнетически подчинявшим себе публику.

Импровизатор – в отличие от поэта – считался ремесленником, ловким словесным жонглером, орудовавшим заготовленными рифмами и паттернами. И все же. Проблема была в том, что Пушкин импровизировать – вы совершенно правы – не умел.

А был он, как всем хорошо известно, ревнив. Успех на публике – этакий instant fame – сопровождавший Мицкевича, не мог Пушкина не задеть. До сих пор идет спор, уж не его ли вывел Александр Сергеевич в образе жадного до денег, суетливого импровизатора в «Египетских ночах». Анна Ахматова считала, что это была своеобразная месть Пушкина за стихотворение «Русским друзьям». «Немыслимо себе представить, чтобы Пушкин, беря темой импровизацию, не вспомнил столь поразившую его импровизацию Мицкевича».

Есть и другая точка зрения: Пушкин был ревнив – но не мелочен, и до выяснения отношений на таком уровне дела не довел бы.

Ах, как соблазнительно присоединиться к одной из этих позиций, лучше, конечно, ко второй – ни Пушкина не обидишь, ни Мицкевича. Но все же об этом судить придется читателю. Ахматовой ведь никто не подсказывал.

Два энциклопедиста

Городской молодой человек приезжает в деревню, в свое родовое имение, а там его ждет любовное приключение и дуэль. Знакомо?

Как вы думаете, о каком произведении, названном по имени главного героя, говорится в этих строках?

«В поэме создан полный ностальгии и юмора образ красочных, но исторически обреченных нравов. В поэме настолько правдиво и подробно воссозданы картины жизни, быта и нравов, что ещё при жизни автора она получила характеристику «Энциклопедия…

…русской жизни»? Евгений Онегин?

А вот и нет. Шляхетских нравов. Польской жизни. «Пан Тадеуш» Мицкевича. Впрочем, «Онегина» Пушкин начал писать несколько раньше, чем Мицкевич своего Тадеуша. Пушкин иронизировал. Мицкевич грезил и воспевал. Пушкин смотрел на русскую жизнь, «энциклопедию» которой создал, глазами человека, утомленного благополучием и сознанием величия.

Мицкевич писал о несбывшейся мечте, набегах, охоте, хозяйстве, о польской мечте, о свободе.

Его потом многие называли меркантильным, приземленным. Ох, как это, увы, знакомо – склонность сначала отнять у кого-то все, что тот имеет, а потом попрекать нищетой и неумением жить… Вам такое не доводилось слышать? Причем даже от соотечественников?

Страница рукописи «Евгения Онегина». Портрет Собаньской внизу страницы

Действия на суше и на море.

Что может объединять эти два стихотворения?

  • Что в имени тебе моем?
  • Оно умрет, как шум печальный
  • Волны, плеснувшей в берег дальный,
  • Как звук ночной в лесу…

– ну, дальше знаете, конечно.

И вот этими:

  • Так сердце своё у меня отняла ты?
  • А впрочем едва ли его я имел.
  • Иль — совесть?.. А он-то?.. Иль требуешь платы?
  • За золото разве тобой я владел?
  • Теперь открываю свои побужденья:
  • Ты гимнов хотела; — а что они? Дым.
  • Что вирши? — Для них-то ты счастьем моим
  • ‎Играла? Но нет — не продам вдохновенья, —
  • И имя твоё лишь бы вспомнилось мне —
  • Где таяли рифмы — замёрзли б они!

Это – «Прощание» из «Крымских сонетов» Мицкевича. Два характера, два голоса и два непохожих таланта. А между тем, посвящены они одной женщине. Каролине Собяньской. Портрет прилагается.

Каролина Собаньская (1795-1885). Фото: Wikimedia

Оба поэта были в нее влюблены, и... в общем, она оценила оба таланта и не оставила их без благодарности. Страстные свидания с одним начинались в ложе одесского театра, с другим это происходило на борту яхты – причем в обоих случаях муж красавицы был совсем рядом. Обоих поэтов такое досадное обстоятельство не останавливало. Не будем ханжами – кого и когда это вообще останавливало?

У очень разных людей в жизни оказывается столько общего…

«Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни. Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим; я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами – всякая другая забота с моей стороны – заблуждение или безрассудство... Рано или поздно мне придется все бросить и пасть к вашим ногам. <...> я испытал на себе все ваше могущество. Вам обязан я тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все, что есть в нем самого ошеломляющего...»

Это Пушкин. Отнюдь не мадемуазель Гончаровой. Адресат указан выше.

  • Меня родная речь здесь, может быть, разбудит;
  • Когда ж тебе поэт слагать здесь песню будет -
  • Вблизи узрев мой холм, и мне пусть пропоет.

А это Мицкевич. По тому же адресу.

Чувства у таких разных людей одинаковыми быть не могут. Или – могут? В Москве они рисковали застать друг друга у дамы… скажем, в гостях. А может, и заставали. Судя по отсутствию свидетельств – либо не застали, либо вели себя как джентльмены. Секретов другой леди я сам не стал бы выдавать – но тут присутствует отнюдь не пикантная подробность – мадам Собяньская информировала о визитах и настроениях обоих поэтов полицию. Так что хоть ты империю люби, хоть не люби – методы у нее одинаковые для всех.

Предположительно на этих рисунках Пушкина изображена Собаньская. Фото: Wikimedia

Друг о друге

  • Jeden ów pielgrzym, przybylec z zachodu,
  • Nieznana carskiej ofiara przemocy;
  • Drugi był wieszczem ruskiego narodu,
  • Sławny pieśniami na całej północy.
  • Znali się z sobą niedługo, lecz wiele –
  • I od dni kilku już są przyjaciele.
  • (A. Mickiewicz, Pomnik Piotra Wielkiego)
  • На дожде с вечера стали два молодца
  • Под одним плащом за руки здороваться;
  • Первый был жертвой царского гнета
  • С запада посланный к нам пилигрим.
  • Был голосом звонким иного народа,
  • С на севере жившим, вторым.
  • Знались не долго, но стали друзьями
  • в празднестве, в радости, в гневе, в печали.

Это Мицкевич о Пушкине.

Вот строки Мицкевича, на которые Пушкин обиделся:

  • Вы - помните ль меня? Когда о братьях кровных,
  • Тех, чей удел – погост, изгнанье и темница,
  • Скорблю – тогда в моих видениях укромных,
  • В родимой череде встают и ваши лица.
  • Где вы? Рылеев, ты? Тебя по приговоре
  • За шею не обнять, как до кромешных сроков, -
  • Она взята позорною пенькою. Горе
  • Народам, убивающим своих пророков!
  • Бестужев! Руку мне ты протянул когда-то.
  • Царь к тачке приковал кисть, что была открыта
  • Для шпаги и пера. И к ней, к ладони брата,
  • Пленённая рука поляка вплоть прибита.
  • А кто поруган злей? Кого из вас горчайший
  • Из жребиев постиг, карая неуклонно
  • И срамом орденов, и лаской высочайшей,
  • И сластью у крыльца царёва бить поклоны?
  • А может, кто триумф жестокости монаршей
  • В холопском рвении восславить ныне тщится?
  • Иль топчет польский край, умывшись кровью нашей,
  • И, будто похвалой, проклятьями кичится?
  • Но вам распахнут был душою голубиной.
  • Когда же горечь слёз прожгла мою отчизну
  • И в речь мою влилась - что может быть нелепей
  • Молчанья моего? Я кубок весь разбрызну:
  • Пусть разъедает желчь - не вас, но ваши цепи.
  • А если кто-нибудь из вас ответит бранью -
  • Что ж, вспомню лишний раз холуйства образ жуткий:
  • Несчастный пёс цепной клыками руку ранит,
  • Решившую извлечь его из подлой будки.

А вот Пушкин о Мицкевиче:

  • … злобы
  • В душе своей к нам не питал, и мы
  • Его любили. Мирный, благосклонный,
  • Он посещал беседы наши. С ним
  • Делились мы и чистыми мечтами
  • И песнями (он вдохновен был свыше
  • И свысока взирал на жизнь). Нередко
  • Он говорил о временах грядущих,
  • Когда народы, распри позабыв,
  • В великую семью соединятся.
  • Мы жадно слушали поэта. Он
  • Ушел на запад — и благословеньем
  • Его мы проводили. Но теперь
  • Наш мирный гость нам стал врагом — и ядом
  • Стихи свои, в угоду черни буйной,
  • Он напояет. Издали до нас
  • Доходит голос злобного поэта,…

Если «распри забыв объединяться» под чужим сапогом не хочется – то вот ты уже и враг, и напояешь, и «в угоду черни буйной». Как легко было бы объяснить эти стихи ну, скажем – приказом начальства. Ведь чином был Пушкин – титулярный советник, на должности камер-юнкера. А на службе нужно служить. Заставили, мол, работа такая. Только это было бы незаслуженным и скверным объяснением. Ждать от Пушкина чего-то подобного, может, и ждали – но не приказывали. Стихи вполне соответствовали взглядам Пушкина.

Дом в Москве на улице В. Немировича-Данченко, на котором установлен барельеф, посвященный встрече Александра Сергеевича Пушкина и Адама Мицкевича в 1829 году Фото: ru.moscovery.com

И все же некролог русскому поэту Мицкевич подписал: «Друг Пушкина». Поэты многое умеют делать со словами. Но не бросаются ими. Даже прочитав «Клеветникам России», Мицкевич, всей душой разгневанный на стихотворение и на взгляды автора – не стал осуждать друга. «Только однажды дается стране воспроизвести человека, который в такой высокой степени соединяет в себе столь различные и, по-видимому, друг друга исключающие качества. Пушкин, коего талант поэтический удивлял читателей, увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума своего. Он был одарен необыкновенною памятью, суждением верным, вкусом утонченным и превосходным. Когда говорил он о политике внешней и отечественной, можно было думать, что слушаешь человека, заматеревшего в государственных делах и пропитанного ежедневным чтением парламентарных прений. Он нажил себе много врагов эпиграммами и колкими насмешками. Они мстили ему клеветою. Я довольно близко и довольно долго знал русского поэта; находил я в нем характер слишком впечатлительный, а иногда легкомысленный, но всегда искренний, благородный и способный к сердечным излияниям. Погрешности его казались плодами обстоятельств, среди которых он жил: все, что было в нем хорошего, вытекало из сердца» – это Мицкевич написал о Пушкине. И если бы сложилась судьба по-иному и Пушкину пришлось бы писать некролог Мицкевичу – Александр Сергеевич сказал бы о друге-поэте самые хорошие слова. И все же –

если хотите разобраться, как же относились друг к другу Пушкин и Мицкевич, не верьте никому. Читайте их самих.

И сами решайте. Им вы своими предположениями никак не помешаете.