Текст: Ольга Разумихина
Как бы ни ругали — или ни хвалили — нынешнее высокотехнологичное время, но толстенные романы сейчас вызывают у книголюбителя вполне понятную настороженность. Дело не только в том, что современный читатель, дескать, привык листать ленту новостей и пропускать посты длиннее пары абзацев. Статистика показывает, что молодёжь 2020-х хоть и проводит уйму времени в соцсетях, но и книгами интересуется не меньше, чем представители старших поколений; это доказывает тот факт, что ежегодно в России продаётся книг — в том числе электронных — на 50 млрд рублей. К тому же в список бестселлеров частенько попадают вещи немалые по объёму — взять хоть «Шантарам» Г. Д. Робертса (900 страниц) или, скажем, «Дом, в котором» Мириам Петросян (960 страниц). И это не говоря о фэнтези-сериях типа «Песни льда и пламени» либо «Ведьмака» — или бесконечных детективах, где каждое новое расследование ведёт один герой.
Однако с авторами криминальных и фантастических саг всё более или менее понятно: в таких книгах львиная доля текста посвящена не философским исканиям героев, а экшену. Но в случае с творчеством Л. Н. Толстого, М. А. Шолохова и других мастеров большой формы возникает вопрос: неужели идея каждого романа-эпопеи настолько масштабная, что её нельзя было уместить хотя бы на тысяче страниц?
Мысль семейная и мысль народная
Школьник наверняка слышал растиражированную фразу, уверяющую, что Толстого во время работы над «Войной и миром» занимала «мысль семейная»: якобы автор хотел создать исчерпывающее художественное исследование о том, какие конфликты могут возникать между близкими людьми и как их решать. Но это не вполне верно. Если заглянуть в дневники Софьи Андреевны Толстой, которая порой записывала туда изречения супруга, обнаружится, что цитата про «мысль семейную» относится к другому роману классика, а именно к «Анне Карениной». Вот как фраза звучит в оригинале:
«...чтоб произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль. Так, в „Анне Карениной“ я люблю мысль семейную, а в „Войне и мире“ любил мысль народную, вследствие войны 12-го г.».
Таким образом, Льва Николаевича интересовали не столько внутрисемейные перипетии Болконских, Ростовых и т. д., сколько попытка разобраться: почему русская история первой половины XIX в. сложилась именно так, а не иначе? Отчего отдалились друг от друга императорский двор и дворянская интеллигенция? В частности, почему в 1825 году произошло восстание декабристов — образованных молодых людей, принципиально не согласных с политикой Александра I, который, взойдя на престол в 1801-м, планировал принять Конституцию и совершить многочисленные реформы, в том числе отменить крепостное право, — но за двадцать с лишним лет так и не решился ни на одно глобальное преобразование? (Спойлер: отношение общественности к царю во многом изменилось после Отечественной войны 1812 г., когда, как мы знаем, Наполеону Бонапарту удалось на некоторое время захватить Москву.)
Так или иначе, чтобы дать исчерпывающие ответы на все эти вопросы, нужно было «поделить» население Российской Империи на несколько более или менее типичных групп — и проследить изменения внутри каждой из них. Думается, даже великий Лев Николаевич не мог провести такую работу, ограничив себя в объёме будущего романа.
История создания
Литературоведение знает многочисленные примеры, когда задумка какого-либо классического произведения кардинально отличалась от того, что в конце концов получилось. Вспомнить хотя бы А. С. Пушкина и его «Капитанскую дочку»: поначалу Александр Сергеевич хотел сделать центральным героем вовсе не Гринёва, а Швабрина — дворянина-отступника, предателя родины. Или, например, Ф. М. Достоевского, который задумал два разных произведения: повесть «Пьяненькие» о семье Мармеладовых — и отдельный роман от лица молодого человека, совершившего преступление из идеологических побуждений. Собираясь работать над «Пьяненькими», Фёдор Михайлович даже попросил в одном из журналов аванс, но эта задумка никому не приглянулась. Оставшись без гонорара, автор, конечно, расстроился, — зато у него появилось немного времени для творческих экспериментов. Так что Достоевский решил соединить две сюжетные линии в одном полотне: так и появился роман «Преступление и наказание».
Л. Н. Толстой, задумав эпопею о русской истории, прошёл ещё более трудный путь. Первоначально он хотел сделать главным героем декабриста Петра Ивановича Лабазова, вернувшегося домой после 30 лет ссылки (как школьник опять же знает из курса истории, восстание декабристов было подавлено, пять участников были казнены, остальные — отправлены в Сибирь). В 1861 г. в письме Льва Николаевича, адресованном одному из коллег, читаем:
«Декабрист мой должен быть энтузиаст, мистик, христианин, возвращающийся в 56-м году в Россию с женой, сыном и дочерью и примеряющий свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России. <…> Тургеневу, которому я читал начало, понравились первые главы».
Однако на «первых главах» дело и остановилось. Классик понял, что история пожилого декабриста, уже полностью сформировавшегося как личность, не прольёт свет на предысторию восстания: в романе получится слишком много воспоминаний и размышлений — и слишком мало непосредственно действия. После этого Л. Н. Толстой решил начать роман собственно с 1825 года, с событий, происходивших в тайных обществах и затем, конечно, — на Дворцовой площади. Вот как он это обосновал:
«...и в 1825 году герой мой был уже возмужалым семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к эпохе его молодости, и молодость его совпала со славной для России эпохой 1812 года».
Но и этого Льву Николаевичу показалось недостаточно, ведь общественные процессы 1820-х были во многом обусловлены, как уже говорилось, итогами русско-французской войны с армией Наполеона Бонапарта, она же Отечественная война 1812 года. (Событиям именно этой войны, в частности, посвящено знаменитое стихотворение М. Ю. Лермонтова «Бородино»: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром / Москва, спалённая пожаром, / Французу отдана...».) Лев Николаевич перенёс действие романа в 1810-е... и снова разочаровался в задумке: как рассказывать о Бородинском сражении, если не затрагивать событий 1805 года? Тогда Россия тоже воевала с Францией — и с тем же самым Наполеоном Бонапартом, но в тот раз всё завершилось подписанием мирного договора.
На этом Л. Н. Толстой наконец остановился — и принялся за роман.
Любопытный факт
С. А. Толстая не только записывала афоризмы супруга, но и набело переписывала тексты его произведений. В те времена не было не то что компьютеров с клавиатурами — даже печатных машинок. И вы только представьте: Софья Андреевна, и так обременённая множеством бытовых забот, несколько раз переписала «Войну и мир» от руки! Вот что она однажды написала в своём дневнике:
«Как только Лев Николаевич начал свою работу, так сейчас же и я приступила к помощи ему. Как бы утомлена я ни была, в каком бы состоянии духа или здоровья я ни находилась, вечером каждый день я брала написанное Львом Николаевичем утром и переписывала всё начисто. На другой день он все перемарает, прибавит, напишет ещё несколько листов — я тотчас же после обеда беру всё и переписываю начисто. Счесть, сколько раз я переписывала «Войну и мир», невозможно».
Так что, если бы не труд этой самоотверженной женщины, вполне возможно, что мы бы не держали в руках четыре знаменитых тома...
Предвоенная Россия
Действие романа-эпопеи «Война и мир», каким мы его знаем, начинаются в 1805 году, в последние предвоенные месяцы. Поначалу события разворачиваются в нескольких локациях, а именно:
- •Санкт-Петербург — столица императорской России, мир великосветского общества, где за безупречными манерами и роскошью скрывается абсолютное равнодушие ко всему, кроме богатства и чинов;
- •Москва — хлебосольная «старая столица», где обитают люди менее влиятельные, зато добродушные, открытые и любящие;
- •Лысые Горы — имение старого князя Николая Андреевича Болконского, где также живут его сын Андрей с супругой, ожидающей появления на свет первенца, и младшая дочь Марья.
Московское общество не слишком увлечено мировыми новостями, а вот в Санкт-Петербурге сливки общества посещают так называемые салоны, то есть дома, где принято рассуждать о политике, религии, искусстве. Впрочем, рассуждения эти весьма поверхностны, — а посетителям, которые не согласны с хозяевами дома и упрямо отстаивают другие мнения, указывают на дверь. Так произошло, в частности, с Пьером Безуховым, который на первых страницах романа, будучи приглашён на приём к Анне Павловне Шерер, громко восхищается деяниями Наполеона. Тогда ничто не предвещало того, что французы, которым русская интеллигенция так усердно подражала, вероломно нападут на нашу страну, — и всё-таки дворянское общество относилось к Бонапарту с осуждением. Вот какой диалог происходит между Пьером и виконтом Мортемаром:
- — Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил её злоупотребления, удержав всё хорошее — и равенство граждан, и свободу слова и печати — и только потому приобрел власть.
- — Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы её законному королю, — сказал виконт, — тогда бы я назвал его великим человеком.
- — Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нём великого человека. Революция была великое дело, — продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость <...>.
- — Революция и цареубийство великое дело?...После этого... да не хотите ли перейти к тому столу? — повторила Анна Павловна. <...>
- — Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
Уже здесь намечается разлад между «старой гвардией» дворян, беззаветно преданных императору, какую бы политику он ни вёл, — и горячими умами, молодыми людьми, которые считают, что судить о правителе нужно по его делам. Любопытно, что слова каждого из участников диалога по-своему справедливы.
Как школьник уже знает из курса всемирной истории, революционные события во Франции начались вовсе не с Наполеона Бонапарта. В 1789 году повстанцы, возмущённые политикой, которую вёл Людовик XVI, захватили крепость Бастилию, одновременно служившую тюрьмой для государственных преступников (то есть людей, заточённых под стражу из-за их несогласия с действиями короля). Спустя четыре года, в 1793-м, Людовик XVI после несостоявшегося побега из страны и долгой судебной тяжбы был казнён, — и всё это время Наполеон был ни при чём. В начале 1790-х Бонапарт зарекомендовал себя как выдающийся военачальник, но на политическую арену выступил лишь через несколько лет. В 1799 году он встал во главе государственного переворота — и тем самым, выражаясь словами Пьера Безухова, «стал выше революции, подавил её злоупотребления». А пять лет спустя, в 1804-м, Наполеон объявил себя императором Франции.
Но что же имеет в виду виконт Мортемар, когда говорит, что Бонапарт «пользовался властью для убийства»? Как минимум то, что по приказу Наполеона в 1804 году был захвачен в плен и впоследствии расстрелян Луи Антуан де Бурбон-Конде, герцоц Энгиенский, — один из выходцев королевского рода Бурбонов (которые — напомним ещё раз — правили до Великой Французской революции). Разумеется, новоиспечённому императору не нужны были «конкуренты». Луи Энгиенский, правда, не рвался к власти: он жил в своё удовольствие в одном из германских княжеств, окружённый приятелями и прекрасными дамами. Но Бонапарт понимал, что противники Революции могут объединиться, выбрав формальным поводом защиту прав герцога Луи на престол, и вот тогда...
В салоне Анны Павловны Шерер убеждения Безухова не разделяет никто — даже его ближайший друг Андрей Болконский. Правда, этот персонаж, не признавая величия Бонапарта как государственного деятеля, восхищается его лаврами полководца. И действительно, к 1805 году Наполеон провёл множество военных операций: в 1796-97 гг. он участвовал в так называемой Итальянской кампании, в результате чего Франция присоединила к своей территории Бельгию, ряд земель на левом берегу Рейна и несколько островов в Ионическом море, а с 1798 по 1801 г. сражался в Египте и Сирии (правда, с меньшим успехом).
Однако здесь встаёт другой вопрос: можно ли восхищаться «гением» человека, который ведёт не оборонительную, а завоевательную войну? Стоят ли лавры великого полководца миллионов загубленных жизней?
Вскоре князь Андрей найдёт ответ — а вместе с ним и читатель.
Использованные материалы
- Овчинников Р. В. Записи Пушкина о Шванвичах // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. — Т. 14. — С. 235—245.
- Богданова О. В., Богатырёва Л. В. «Бедные люди» как автопретекст «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского.
- Юлия Грачёва. Почему Толстой не смог написать роман о декабристах.
