Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Это широкий разгул перед ограничениями Великого поста. Это праздник в конце зимы (зачастую – голодной), когда всё, что есть в печи, на стол мечи, потому что душа требует. Зиму провожали с карнавалом, с чучелами Масленицы, с играми и катаньями, с кулачными боями и, конечно, с блинами. Сколько народных припевок, прибауток, потешек связано с этим праздником. Некоторые из них живы и в наше время. Нет-нет, да кто-нибудь и произнесет нечто вроде:
- Ой, ты, Масленица,
- Ты голубушка!
- Укрой от холода меня
- Теплой шубушкой.
- Позови Весну,
- Весну хорошую!
- А то Зима все вокруг
- Запорошила!
Это лишь одна из бесконечных вариаций. А еще чаще мы повторяем в любое время года, по разным поводам и чаще с иронией: «Не жизнь, а Масленица».
Золотой век
За фольклором следует и высокая литература. «Славные народные маскарады на Масленицу» любил Державин. У Пушкина, который тоже всегда на Масленицу отдавал должное блинам, о семействе Лариных сказано так:
- Они хранили в жизни мирной
- Привычки милой старины;
- У них на Масленице жирной
- Водились русские блины.
Сразу понятно, что семья гостеприимная, верная седым устоям. Блины! Вот и сказано это слово – главное в масленице. Скорее всего, в прежние годы их связывали с языческим культом солнца. Их славяне ели, вероятно, и полторы тысячи лет назад. Что еще осталось от тех пор? Блины остались неизменными, это точно. «Привычки милой старины» - как 200 лет назад, так и сегодня.
А у Гоголя? Сам он вряд ли был истинным чревоугодником, тут необходим особый, редкий обжорный атлетизм, но уж поэзию застолья понимал. Достаточно вспомнить один отрывок из «Мёртвых душ», раблезианский на русский лад:
«Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепёшки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и нивесть чего не было... Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой. Повторивши это раза три, он попросил хозяйку приказать заложить ему бричку. Настасья Петровна тут же послала Фетинью, приказавши в то же время принести ещё горячих блинов. – У вас, матушка, блинцы очень вкусны, – сказал Чичиков, принимаясь за горячие».
Дальше – больше. Часто упоминал масленицу младший современник Пушкина, большой знаток и ревнитель русской старины Михаил Загоскин. У Лермонтова, в «Песне про купца Калашникова», развязка сюжета происходит на Масленицу. Кулачные бойцы тешат Грозного царя. И среди них – царский любимец, наш старинный казанова Кирибеевич. Его-то и пришиб из праведной ревности купец Калашников.
Диагнозы доктора Чехова
Ну а чаще всего в эти дни цитируют Антона Чехова. Он – истинный доктор – смеялся над масленичной невоздержанностью в радостях желудка: «Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины… Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина… Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки… Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем…»
В другом чеховском рассказе француз-клоун заглянул в трактир Тестова – одно из святилищ Масленицы. Остальное – его впечатления:
«Как, однако, много подают в русских ресторанах! — подумал француз, глядя, как сосед поливает свои блины горячим маслом. — Пять блинов! Разве один человек может съесть так много теста?»
Сосед между тем помазал блины икрой, разрезал все их на половинки и проглотил скорее, чем в пять минут…
— Челаэк! — обернулся он к половому. — Подай еще порцию! Да что у вас за порции такие? Подай сразу штук десять или пятнадцать! Дай балыка… семги, что ли!»
В финале фантастический аппетит русских посетителей трактира совсем обескуражил галльского гостя:
«Пуркуа поглядел вокруг себя и ужаснулся. Половые, толкаясь и налетая друг на друга, носили целые горы блинов… За столами сидели люди и поедали горы блинов, семгу, икру… с таким же аппетитом и бесстрашием, как и благообразный господин.
«О, страна чудес! — думал Пуркуа, выходя из ресторана. — Не только климат, но даже желудки делают у них чудеса! О, страна, чудная страна!»
Чехов чуточку слукавил. Во Франции тоже есть и страстные, безоглядные обжоры, и свои рестораны с подобными зрелищами. В конце концов, Гаргантюа и Пантагрюэль тоже не в Костроме родились. Но юмористический жанр требовал именно такого столкновения русского аппетита и французской упорядоченности. Даже клоуна удалось удивить нашим любителям разговеться.
Ты с чем уйдёшь?
Композитор Александр Николаевич Серов (отец хорошо известного вам художника-портретиста) сочинил недурную оперу «Вражья сила», из которой всем известна «Песня Ерёмки». Как пел ее Шаляпин! Это настоящий гимн Масленице, сытной и пьяной. Гимн короткому мигу, когда почти всё возможно. А потом вместе с похмельем приходят запреты, голова гудит и нужно каяться.
Шаляпин вдумчиво и яростно пропевал все оттенки этой лихой и трагической песни. Сначала – просто праздничная открытка:
- Потешу я свою хозяйку –
- Возьму я в руку балалайку...
- Широкая Масленица, ты с чем пришла?
- Со веселием, да с радостью,
- И со всякими сладостями,
- С пирогами, с оладьями
- Да с блинами горячими,
- С скоморохами-гудошниками,
- С дударем да с волынками,
- Со пивами ячменными.
- Со медами свяченными...
Потом менялся голос, ритм – и перед нами представала оборотная сторона праздника, похмелье:
- Велики мои проводы –
- Поведут вон из города
- На санях на соломенных
- Да с упряжкой мочальною...
- Велики мои проводы –
- С бородою кудельною,
- С головою похмельною,
- С кафтанами пропитыми
- Да с носами разбитыми...
- Широкая Масленица!
Исполнял эти куплеты Шаляпин с горечью. Она сурова, Масленица, если отдаваться ей без рассудку. А стихи сильные. И автор у них именитый – Аполлон Григорьев. Вот уж кто умел в стихах передать разгул, его красоту, тревогу и трагедию.
Но расскажем о серовской опере чуть подробнее. Её литературный источник – пьеса Александра Островского «Не так живи, как хочется». Это настоящая масленичная трагикомедия, созданная на основе народных легенд и поверий, связанных с этим праздником. Кстати, первоначально пьеса называлась так: «Божье крепко, а вражье лепко: масленица». Только у Островского всё завершалось раскаянием и примирением героев, а в опере Серова купеческий сын Пётр в финале убивает жену…
Не было и нет более сильной масленичной мистерии.
Ностальгический лад
Особая литературная страница – воспоминания о Масленице в эмиграции. Там даже похмелье представлялось чем-то притягательным!
Тут, конечно, сказал своё слово Иван Шмелёв, умевший восхищаться московскими традициями, не в последнюю очередь – гастрономическими: «Широкая печь пылает. Две стряпухи не поспевают печь. На сковородках, с тарелку, „чёрные“ блины пекутся и гречневые, румяные, кладутся в стопки… пар идёт от блинов винтами… кадушки с опарой дышат, льётся-шипит по сковородкам, вспухает пузырями…» В Зарубежье такие картины стали главным в его творчестве.
И Куприн, наверное, только на чужбине мог написать роман «Юнкера» – идиллический. Своего рода «Антипоединок». Масленичным гуляниям там посвящен колоритный эпизод, который можно было бы процитировать полностью «Ели во славу, по-язычески, не ведая отказу. Древние старожилы говорили с прискорбием:
- Эх! Не тот, не тот ныне народ пошел. Жидковаты стали люди, не емкие. Посудите сами: на блинах у Петросеева Оганчиков-купец держал пари с бакалейщиком Трясиловым - кто больше съест блинов. И что же вы думаете? На тридцать втором блине, не сходя с места, богу душу отдал! Да-с, измельчали люди...»
Куприн даже идиллии сочинял полнокровные. Живёт в этих строках диковатая сила Масленицы.
Можно ли советскому гражданину лопать блины?
Итак, многое, как это ни банально, изменил 1917 год. Да и предшествовавшая ему Мировая война. Стало не до продолжительных развлечений. От пышного и обременительного ритуала осталось только основание, отказаться от которого никак нельзя – поедание блинов в конце студеного времени года.
А герои Михаила Зощенко сомневались и вопрошали: «В 1919 году многие граждане как шальные ходили и не знали, какой это праздник - Масленица. И можно ли советскому гражданину лопать блины? Или это есть религиозный предрассудок?..» Но всё завершалось благополучно: блины под запрет не попадали никогда. Другое дело – Великий пост. Его тоже не запрещали, но настойчиво не рекомендовали. А блины – это практично и сытно, как же без них. Этот «обычай старины» сохранялся, но стал почти исключительно домашним, семейным. Исчезли публичные церемонии, уличные сцены – и поутихла литературная традиция, хотя классику издавать, читать, ставить на сцене стали гораздо больше, чем прежде. Но чучело Масленицы отныне сжигали только в глубинке. В столице – разве что в рамках какого-нибудь комсомольского мероприятия. История сохраняет традиции, но не может сохранить их полностью, это почти невыполнимо, даже без резких изменений жизни.
В последнее время модно стало писать о том, какой в прежние времена скверный бывал общепит. Это не совсем так, многое зависело от того, где обедают директор и главный инженер предприятия. И была еще одна хитрость. Заведения под названием «Столовая» иногда бывали хорошими, чаще, как сказал поэт, разными. А вот если заведение называлось «Пельменная» или – внимание! – «Блинная», выбор блюд там был невелик, цены – божеские, как и в столовых, но кормили неизменно вкусно. И на рубль наесться блинов можно было досыта – хотя, наверное, не в чеховских масштабах. Правда, в те безрекламные годы нужно было знать места. А Масленицу иногда стыдливо называли «проводами русской зимы» и, кстати, пропагандировали её в годы борьбы с пьянством. Ведь блины на морозе и горячий чай из самовара (даже электрического) – это славно и не пьяно.
Блины продолжаются
Этого «у нас никому не отнять». Ни одному ковиду – покуда в наших квартирах есть плитки, а в заведениях (но это на худой конец) – службы доставки. Это всегда было и будет дешево и вкусно. А в конце зимы – еще и празднично.
