САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«Бродский только что ушел»

На non/fiction№22 презентовали необычную книгу о поэте-нобелиате

Олеся Курпяева/РГ
Олеся Курпяева/РГ

Текст: Иван Волосюк

Такие слова, как «пушкиновед» или «гоголевед» прочно укоренились в русском языке, а вот термин «бродсковед» еще не вполне устоялся. Но если мы станем говорить о писателе и журналисте Юрии Лепском, это слово нам как раз понадобится. Потому что Юрий Михайлович – и бродсковед, и бродскофил. И даже «бродскогеограф» – знаток всех точек на карте, где ступала нога поэта-нобелиата.

Новая книга «Бродский только что ушел» (Москва, издательство «Искусство XXI век, 2020 г.) является «путеводителем» по «планете Бродского». И результатом кропотливых исследований, проведенных человеком, умеющим путешествовать с пользой. С пользой для истории литературы.

Примечательно, что эта книга на non/fiction№22 была презентована 25 марта, в день 1600-летия Венеции, города, где прах Бродского обрел свое последнее пристанище.

Вот до чего техника дошла

«Бродский только что ушел» – книга современная. Она не только качественно проиллюстрирована (по сути она – фотоальбом), но и снабжена QR-кодами – отсылками к размещенным в Сети аудио/видеоматериалам и, главное, картам, приглашающим читателей к поездкам по «бродским местам».

Понятно, что не у всех поклонников творчества поэта есть возможность немедля отправиться в Италию или в США. Но труд Юрия Лепского рассказывает не только о заморских странах, но и российских локациях, связанных с поэтом – Санкт-Петербурге и о деревне Норинской Архангельской области. (Захудалая деревушка, куда был сослан юный «тунеядец» Бродский, на литературной карте мира получила такой же статус, как мировые столицы. Что лишний раз доказывает истину: не место красит человека, а человек красит место.)

Следы пребывания

Юрий Лепский называет свою книгу «путешествием по следам Бродского» и следствием «обиды на себя самого», ходившего с великим поэтом по одним и тем же улицам, но ни разу не повстречавшегося с ним.

Чтобы как-то компенсировать это «упущение», писатель нашел в разных уголках планеты друзей и знакомых Бродского, тех, для кого он был просто Осей или Иосифом.

И увидел уже другими глазами – Нью-Йорк, Рим, Венецию, Лондон, Стокгольм. Смог ощутить «эффект присутствия» ушедшего, но остающегося в неком метафизическом смысле живым поэта – с его привязанностями, привычками, любимыми уголками.

Все как в рассказе Аркадия Аверченко, в котором посетителю выставки «нового искусства» показали картину «Американец в Москве» – прибитые к доске жестяные трубки, коробку от консервов, ножницы и осколок зеркала.

Помнится, вымышленный создатель этой картины замысел своего творения объяснил следующим образом: здесь «американца, собственно, нет; но есть, так сказать, следы его пребывания».

Вот так и мы, отправляясь на улицу Мандельштама или на «Набережную неисцелимых» в Венеции, ищем следы пребывания.

Нью-Йорк, Стокгольм и Венеция как «эрзацы» Ленинграда

Не ставя целью пересказать книгу Юрия Лепского, отметим, что наиболее ценное в ней – не фактический материал, но авторская концепция.

Так, автор приводит эпизод из биографии Бродского, когда Джозеф посетил Тильскую галерею в столице Швеции. Неожиданно для его друга Бенгта Янгфельдта в одной из комнат галереи поэт проявил интерес не к хранившейся там посмертной маске Ницше или графическим работам Мунка, а взглянул в окно и на достаточно продолжительное время буквально оцепенел от увиденного.

При этом за окном ничего сверхъестественного не было: обычный северный пейзаж с низкими облаками, залив с островами и белый пароходик.

Пытаясь докопаться до истины, Лепский добился-таки от Янгфельдта «ключа» к разгадке этой тайны. И выяснил, что стокгольмские пейзажи напоминали Бродскому родной дом – Петербург, Петроградскую сторону.

Развивая эту мысль, исследователь приходит к выводу, что и «питерский» Стокгольм, и Венеция с ее дворцами и набережными, и Бруклин-Хайт Нью-Йорка (такой снежный зимой) – были для Иосифа Бродского «эрзацами» вынужденно покинутой родины.

А это уже – не просто умозаключение, а открытие, граничащее с откровением, делающее книгу Юрия Лепского несомненно ценным приобретением.