Наша внутренняя обезьяна

Текст: ГодЛитературы.РФ

Чтобы понять, что человек совсем не уникален в своих реакциях на раздражители жизни, даже не нужно глубоко закапываться в вопросы эволюции: достаточно понаблюдать за братьями нашими меньшими. Голландско-американский этолог и приматолог, профессор психологического факультета Университета Эмори Франс де Вааль примерно этим и занимается. Никакой особенной научной зауми: в своей книге он подробно рассматривает четыре ключевые стороны нашей природы — стремление к власти, потребность в сексе, склонность к актам насилия и проявлениям доброты — и на основании простых наблюдений за человекообразными обезьянами доказывает, что все это в полной мере характерно и для них. Как и полагается ученому, де Вааль уделяет внимание как положительным, "нравственным" проявлениям нашей натуры, так и довольно "низменным" ее сторонам, — а в первую очередь тому, как эти "свет" и "тьма" сочетаются и дополняют друг друга, будучи одинаково важными для эволюции нашего вида и для выживания цивилизации в целом. Предлагаем вам прочитать фрагмент об истоках эмапатии и альтруизме, равно присущим и людям, и животным.

Наша внутренняя обезьяна: Двойственная природа человека. Франс де Вааль;

М.: Альпина нон-фикшн, 2021, пер. с англ.: Анна Олефир — 404 с.

Тела с нравственными чувствами

• Всякое животное, одаренное ясно выраженными общественными инстинктами… должно обязательно обрести нравственное чувство, или совесть, как только его умственные способности достигнут такого же или почти такого же высокого развития, как у человека.
• 
  
• Чарльз Дарвин
• 
  
• Почему нужно считать нашу злобность багажом, доставшимся от обезьяньего прошлого, а доброту  — уникально человеческой? Почему бы не поискать у других животных преемственность и наших «благородных» качеств?
• 
  
• Стивен Джей Гулд

Одиннадцать лет прошло с тех пор, как я в последний раз видел Лолиту. Я подошел к ее клетке и только позвал по имени, как она бросилась вперед, приветствуя меня приседаниями и кряхтением, а это не то поведение, которое шимпанзе демонстрируют перед незнакомцами. Конечно же, мы помнили друг друга. Когда она еще жила на полевой станции Центра Йеркса, мы виделись каждый день и прекрасно ладили.

Лолита стала для меня особенной после совершенного ею однажды простого и  очаровательного поступка, ясно показавшего, насколько недооценивают человекообразных обезьян. Трудно хорошенько рассмотреть новорожденного детеныша, представляющего собой всего лишь темный комочек на темном брюхе матери. Но мне очень хотелось увидеть Лолитиного малыша, родившегося накануне. Я отозвал ее от группы и показал на ее живот. Лолита подняла на меня взгляд, уселась и взяла правой рукой правую ручку детеныша, а левой — левую. Это только звучит просто, но, учитывая, что детеныш цеплялся за нее, ей пришлось для этого скрестить руки. Движение напомнило мне, как люди перекрещивают руки, берясь за низ футболки, чтобы ее снять. Потом она медленно подняла детеныша в воздух и развернула ко мне лицом. Теперь, вися на материнских руках, детеныш смотрел на меня, а не на нее. После того как малыш стал гримасничать и хныкать — детеныши очень не любят отрываться от теплого маминого живота, — Лолита быстро вернула его к себе на колени.

Этим небольшим изящным движением Лолита продемонстрировала понимание, что личико ее новорожденного малыша будет для меня интереснее, чем его спинка. Способность поставить себя на место другого означает огромный скачок в социальной эволюции. Наше золотое правило «поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой» предлагает нам взглянуть на мир глазами другого. Мы полагаем это уникальной человеческой способностью, но Лолита показала, что мы тут не одиноки. Сколько еще животных на это способны? Я уже описывал, как самка бонобо Куни обращалась с птицей, которую нашла в своем вольере. Пытаясь заставить скворца взлететь, Куни осознавала потребности животного, совершенно не похожего на нее саму. Вообще существует множество примеров, когда бонобо догадывались о нуждах других.

В одной из таких историй участвовал Кидого, страдавший от болезни сердца. Он вырос хилым, лишенным жизненной энергии и  самоуверенности, обычно свойственной взрослому самцу бонобо. Когда Кидого впервые ввели в группу в зоопарке округа Милуоки, он был совершенно ошеломлен указаниями смотрителей куда-то двигаться внутри незнакомого здания и растерялся. Ему никак не удавалось понять, что от него требовалось, когда люди подталкивали его, чтобы он переместился из одной части туннельной системы в другую. Через некоторое время появились остальные бонобо. Они подошли к Кидого, взяли за руку и отвели туда, куда его хотели направить смотрители, тем самым показав, что понимают и намерения смотрителей, и проблему Кидого. Вскоре Кидого начал полагаться на их помощь. Если он чувствовал, что теряется, то начинал издавать крики огорчения, и другие обезьяны быстро приходили, чтобы его успокоить и направить куда надо.

То, что животные помогают друг другу, далеко не новое наблюдение, но тем не менее озадачивающее. Если единственное, что важно, — это выживание самых приспособленных, то разве не должны животные избегать делать то, что не приносит пользы им самим? Зачем помогать другому добиваться успеха? Существует две основные теории. Первая: такое поведение развилось, чтобы помогать родственникам и потомству, то есть особям, генетически связанным с помогающим, что также способствует и передаче его генов. Эта теория «кровь не водица» объясняет, например, жертвенное поведение пчел, отдающих жизнь за свой рой и матку, жаля вторгшегося в улей врага. Вторая теория следует логике «почеши спину мне, и я почешу тебе»: если животные помогают тем, кто платит им той же монетой, обе стороны выигрывают. На взаимопомощи могут быть основаны политические союзы, такие как между Никки и Йеруном, которые поддерживали друг друга и сообща пользовались выгодами власти и сексуальными привилегиями.

Обе теории относятся к эволюции поведения, но ни одна не рассказывает нам о реальных мотивах. Эволюция зависит от успешности признака на протяжении миллионов лет, а мотивы возникают здесь и сейчас. Например, секс служит для  размножения, но, когда животные спариваются, это происходит не от желания размножиться. Они не осознают этой связи: сексуальные желания отделены от главной причины существования секса. У мотиваций собственная жизнь, вот почему мы описываем их в категориях предпочтений, желаний и намерений, а не в контексте ценности для выживания.

Посмотрим на бонобо из зоопарка, помогавших Кидого. Очевидно, что никто из них не был связан с ним родственными узами и никто не мог ожидать особой ответной помощи от ослабленного болезнью собрата. Возможно, Кидого им просто понравился или  они его пожалели. Таким же образом Куни продемонстрировала заботу о птице, несмотря на то что это помогающее поведение уж точно развилось у бонобо в ходе эволюции не ради блага не-бонобо. Однако, если какая-либо тенденция существует, она вполне может развиваться дальше, отойдя от своего изначального предназначения. В 2004 г. Джет, черный лабрадор из Розвилла, штат Калифорния, бросился вперед, загородив своего друга, мальчика, которого собиралась укусить гремучая змея, и принял ее яд на себя. Джета по праву сочли героем: он не думал о себе, будучи истинным альтруистом.

Это говорит о том, на какой риск готовы идти животные. Благодарная семья мальчика потратила 4000 долларов на переливания крови и оплату счетов ветеринарных клиник, чтобы спасти своего любимца. Одному из шимпанзе, обитавших в зоопарке, не так повезло — он заплатил жизнью за неудачную попытку спасти детеныша своего вида, упавшего в воду из-за неловкости матери. Поскольку человекообразные обезьяны не умеют плавать, даже для того, чтобы просто войти в воду, требуется невероятная отвага.

Альтруистическое поведение широко распространено и у людей. Раз в неделю в одной из газет Атланты, которую я регулярно читаю, появляются сообщения о разных «добрых поступках» — в этой рубрике люди рассказывают о помощи, полученной от незнакомцев. Пожилая женщина написала о том, как в один прекрасный день ее 88-летний муж, выезжая из дома, обнаружил, что подъездная дорожка перегорожена огромной упавшей сосной. Проезжавший мимо незнакомец выскочил из своего пикапа, распилил дерево бензопилой, которая лежала у него в машине, и оттащил куски в сторону, расчистив дорожку для этой пожилой пары. Когда женщина вышла, чтобы заплатить ему за работу, спаситель уже уехал.

Не  думайте, что помогать незнакомцам всегда легко. Когда Ленни Скатник в 1982 г. нырнул в ледяную реку Потомак, чтобы спасти жертву авиакатастрофы, или когда простые граждане в Европе укрывали еврейские семьи во время Второй мировой войны, они все подвергали себя огромному риску. Во время землетрясений люди часто бросаются в горящие или рушащиеся дома, чтобы вытащить оттуда незнакомцев. Конечно, позже их может найти награда в виде хвалебного сюжета в вечерних новостях, но это никогда не бывает истинным мотивом. Ни один нормальный человек не станет рисковать жизнью ради минуты славы в какой-нибудь телепередаче. В хаосе событий 11 сентября в Нью-Йорке происходило множество анонимных актов героизма.

Но даже при том, что мы и другие социальные животные иногда помогаем незнакомцам, не думая о себе, я все же склонен утверждать, что такие тенденции происходят от взаимовыгодных отношений и помощи своим родственникам. Героический пес Джет, вполне возможно, считал мальчика частью своей стаи. Ранние человеческие общества, вероятно, создавали оптимальные условия для выживания «самых добрых», что способствовало сохранению семьи, и тех, кто в будущем мог ответить услугой на услугу. Когда такая чувствительность появилась, она распространилась и на другие аспекты. В какой-то момент сочувствие другим стало самоцелью: краеугольным камнем человеческой нравственности и морали и основополагающим аспектом религии. Поэтому христианство учит нас возлюбить ближнего своего, как самого себя, давать нагим одеяние, кормить бедных и заботиться о больных. Но полезно понимать, что, подчеркивая важность доброты, религии просто закрепляют то, что уже является частью нашей человеческой природы. Они не меняют человеческое поведение полностью, а только делают акцент на уже существующих способностях.

А как может быть иначе? Невозможно посеять зерна нравственности в неблагодатную почву — это все равно что научить кошку приносить газету.

Насколько эмпатичны животные?

Некогда президент одной большой страны был известен особым выражением лица. Под  воздействием едва сдерживаемых эмоций он, прикусывая нижнюю губу, говорил своей аудитории: «Я чувствую вашу боль». Дело здесь даже не в том, насколько искренней была эта демонстрация чувств, — важен был сам факт переживания из-за несчастий других. Эмпатия и чувство общности являются нашей второй натурой в такой степени, что лишенный их индивид производит впечатление психически больного или опасного.

При  просмотре фильмов мы не  можем удержаться от того, чтобы не сопереживать героям на экране. Мы приходим в отчаяние, когда видим, как они тонут вместе со своим гигантским кораблем; мы ликуем, когда они смотрят в глаза давно потерянных возлюбленных. У всех зрителей в зале наворачиваются слезы, хотя мы всего лишь сидим в кресле, глядя на экран. Эмпатия знакома всем нам, однако прошло очень много времени, прежде чем ее стали воспринимать всерьез как тему для исследования. Так как на вкус прагматичных ученых она была слишком неопределенной и размытой, то ее обычно валили в одну кучу с телепатией и другими сверхъестественными явлениями.

Времена изменились, и мои шимпанзе недавно продемонстрировали убедительный довод в пользу существования у них сопереживания во время визита Кэролин ЗанВекслер, одной из первых исследователей эмпатии у детей. Мы с Кэролин отправились осматривать группу шимпанзе в Центре Йеркса. Среди обезьян была одна самка по имени Тай, которую чрезвычайно сильно влекло к людям. По сути, ее больше интересовали мы, чем сородичи-шимпанзе. Каждый раз, как я появлялся на смотровой вышке, выходившей на вольер, она бросалась вперед, издавая громкое приветственное пыхтение. Я всегда приветствовал ее в ответ и разговаривал с ней, после чего она усаживалась и наблюдала за мной, пока я не уходил.

Но на этот раз я был так поглощен разговором с Кэролин, что  едва поднял голову. Поскольку я не поприветствовал Тай, беседа была прервана громкими, пронзительными воплями, привлекшими наше внимание. Тай начала бить себя, как это делают шимпанзе, закатывая истерику, вскоре ее окружили сородичи и начали обнимать, целовать или придерживать, чтобы успокоить. Я тут же понял, почему она устроила такой переполох, и горячо поприветствовал ее, протянув к ней издалека руку. Я объяснил Кэролин, что эта шимпанзе почувствовала, что ею пренебрегли, потому что я с ней не поздоровался. Кэролин с легкостью узнала этот сценарий. Тай с широкой нервной ухмылкой продолжала смотреть на меня, пока наконец не успокоилась.

Самым интересным в этом инциденте было не то, что Тай обиделась на мою неучтивость, а то, как реагировала группа. Именно такое поведение Кэролин изучает у детей. Другие обезьяны старались успокоить Тай, снизить степень ее огорчения. Получилось, что Кэролин обнаружила такую способность у животных, хотя они никогда не были объектом ее изучения. Когда ее команда посещала разные дома, чтобы выяснить, как дети реагируют на членов своих семей, которых просили изобразить печаль (поплакать), боль (вскрикнуть «ой») или болезнь (например, покашлять), исследователи выяснили, что дети старше года уже способны утешать других. Это важный этап их развития: неприятные переживания у знакомых людей провоцируют участливый отклик, например похлопывание и потирание больного места страдающего. Поскольку выражения сочувствия проявляются практически у всех представителей нашего вида, они являются столь же естественным достижением, как первый шаг ребенка.

Не так давно считалось, что для эмпатии необходим язык. По какой-то причине множество ученых рассматривают язык как источник человеческого разума, а не как его продукт. Поскольку проявления сочувствия наблюдаются у годовалых малышей еще до того, как они начинают говорить, исследования Кэролин показали, что эмпатия появляется задолго до развития речевых навыков. Это также приложимо и к исследованиям животных, то есть существ, по определению бессловесных. Ее исследовательская группа обнаружила, что домашние питомцы, такие как кошки и собаки, огорчались так же, как и дети, когда члены семьи изображали неприятные переживания. Животные ходили вокруг страдальцев, клали голову им на колени с таким видом, будто сочувствовали. Если оценивать их по тем же стандартам, что и детей, то можно сказать, что животные тоже проявляли эмпатию.

Такое поведение еще более ярко демонстрируют человекообразные обезьяны — в их случае его назвали «утешением». Мы учитываем и оцениваем проявление утешения, просто ожидая, когда между нашими шимпанзе вспыхнет спонтанная драка, после которой отмечаем, подходили ли к жертве не участвовавшие в стычке обезьяны. В этом случае они часто обнимают и вычесывают пострадавшего сородича. Вполне обычная история, когда детеныш залезает на дерево, падает с него и верещит. Его немедленно окружают другие обезьяны, обнимают и берут на руки. Именно такую реакцию продемонстрировала горилла Бинти Джуа в Чикагском зоопарке Брукфилда по отношению к мальчику, упавшему в вольер. Если взрослый самец проиграл схватку с соперником и в одиночестве сидит и кричит на дереве, другие залезут к нему, чтобы его погладить и успокоить. Утешение — один из наиболее широко распространенных откликов среди человекообразных обезьян. Мы распознаем такое поведение, потому что обезьяны делают это точно так же, как мы, разве что у бонобо иногда случается еще и утешительный секс.

Реакция эмпатии — одна из  сильнейших, в  действительности она даже сильнее, чем пресловутая любовь обезьян к бананам. Об этом впервые сообщила русский психолог начала XX в. Надежда Ладыгина-Котс, которая растила молодого шимпанзе по имени Иони. Каждый день Котс приходилось сталкиваться с его буйным поведением и непослушанием. Она обнаружила, что единственный способ заставить Иони слезть с крыши ее дома — это воззвать к его доброму отношению к ней:

Если я притворяюсь плачущей, закрываю глаза и всхлипываю, Иони мгновенно бросает все свои игры и занятия и быстро прибегает ко мне, взволнованный, весь взлохмаченный, из самых удаленных мест своего пребывания, с крыши дома, по которой только что лазал, с потолка его клетки, откуда я не могла его сместить и согнать вниз несмотря на самые усиленные свои просьбы и зовы. Подкатив ко  мне, он торопливо обегает кругом меня, как бы ища обидчика, все время внимательно смотря мне в лицо, нежно охватывает меня рукой за подбородок, легко дотрагивается пальцем до моего лица, как бы пытаясь понять, в чем дело».