САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Дочки-матери. Зеркальная комната Авни Доши

Читая успешный дебютный роман индийско-американской писательницы, Василиса Сатирская убеждается, что память – это все-таки сознательный выбор

О романе Авни Доши «Жженый сахар» (Burnt Sugar). Роман вошел в шорт-лист Букеровской премии
О романе Авни Доши «Жженый сахар» (Burnt Sugar). Роман вошел в шорт-лист Букеровской премии

Текст: Василиса Сатирская (писательница, модераторка женского книжного клуба "Синие чулки", СПб)

Авни Доши «Жженый сахар»

Пер. с англ. Т. Покидаевой

М.: «Эксмо», Inspiria, 2021 – 352 с.

Взяться в дебютном романе за такую сложную тему, как отношения матери и дочери, – смело. Но Авни Доши, очевидно, сложные темы и вдохновляют.

Она родилась в 1982 году в Нью-Джерси в семье иммигрантов из Индии. Получила степень бакалавра истории искусств в престижнейшем Барнард-колледже и степень магистра истории искусств в Университетском колледже Лондона. В Пуне, крупном городе на юго-востоке Индии, где происходят события книги, она бывала часто, так как там жила семья ее матери. Уже взрослой Доши провела в Индии несколько лет, работая куратором в нескольких галереях в Дели и Мумбае. В настоящее время с мужем и двумя детьми она живет в Дубае.

Книга под названием «Девушка в белом хлопке» (Girl in White Cotton), над которой писательница работала в течение семи лет, вышла в Индии в августе 2019 года, а в июле 2020-го ее издали в Великобритании уже под названием «Жженый сахар» (Burnt Sugar). Роман вошел в шорт-лист Букеровской премии в том же 2020 году, так что «Эксмо» проявило похвальную оперативность.

С первых же слов писательница шокирует неподготовленного читателя, заявляя:

Я совру, если скажу, что не злорадствую, глядя на мамины беды.

И поясняет:

«Ребенком я столько всего натерпелась, что каждая из теперешних ее напастей воспринимается мной как возмездие – восстановление равновесия во вселенной, где действует рациональный порядок причин и следствий.

Но я уже не могу сравнять счет.

Причина проста: мама все забывает, и я не знаю, как с этим бороться. Ее никак не заставишь вспомнить все то, что она делала в прошлом, а значит, и не навяжешь ей чувство вины. Раньше я ей постоянно напоминала о ее прежней жестокости – как бы вскользь, просто к слову в разговорах за чаем, – и наблюдала, как она хмурится. Теперь она просто не понимает, о чем я говорю; в ее глазах плещется чистая, незамутненная радость. Взгляд блуждает вдали. Если при этом присутствует кто-то из посторонних, он прикасается к моей руке и шепчет: «Не надо. Она не помнит, бедняжка».

Сочувствие, которое она вызывает у других, порождает во мне только горечь и злость».

Я привожу обширную цитату, потому что в ней отражена диспозиция и сюжетный стержень книги: главная героиня злится на мать, у которой диагностирована стремительно прогрессирующая деменция и которая потому не может ничего ответить. Больше не может. Однако так было не всегда, и это противостояние началось задолго до описываемых событий, когда молодая женщина по имени Тара дала своей дочери имя Антара – в противоположность собственному имени и, вероятно, судьбе.

Отношения между матерью и дочерью напряженные, но очень близкие, они постоянно припоминают друг другу прошлые обиды, задевают друг друга в мелочах. При этом Антара – единственный человек, который заботится о матери, беспокоится о ней, наблюдает, как та теряет связь с реальностью, забывая все больше и больше. Главная героиня злится и всеми силами пытается остановить болезнь: водит мать к врачу, пичкает таблетками, пишет записки, которые должны вызывать в памяти матери эпизоды из прошлого (отсылка к Маркесу здесь так очевидна, что когда книга «Сто лет одиночества» упоминается лишь почти в конце, это вызывает даже раздражение – кажется, что аллюзия запоздала). Но ничто не помогает. И в какой-то момент возникает вопрос: стоит ли вообще так стараться? Возможно, забывание – это не беда, а осознанный выбор Тары. Первый намек на это читатель может заметить в словах врача, который утверждает, что физически женщина абсолютно здорова. Второй – реакция дочери, которая распространяет свое стремление сохранить память далеко за пределы материнской истории. Антара – художница, рисующая портреты одного и того же человека из года в год, собирательница коллекций, ведущая дневник, в который записывает всякие мелочи. Она стремится зафиксировать и сохранить, тогда как ее мать – забывает.

Сквозь это мерцающее, то усиливающееся, то сходящее на нет противостояние постепенно начинают проступать детали. Истории насыщаются подробностями. У Антары, конечно, есть основания злиться на мать, ведь та была не самой надежной родительницей. Вышла замуж без любви, без желания родила ребенка, не выдержала пустой безнадежности брака и сбежала в ашрам вместе с маленькой дочерью. Там она нашла любовь и почти потеряла Антару, пока не сбежала однажды ночью, забрав девочку с собой снова. Они жили на улице, свободные и брошенные всеми, пока родственники из милости или стыда не вернули их домой. Муж и отец одинаково холодно распрощался с обеими. Антару отправили в монастырскую школу. Физическое, психологическое, экономическое насилие пронизывает все эти эпизоды, но взгляд главной героини, от лица которой ведется повествование, а значит, ее оптика, для читателя остается приоритетной, ни на чем таком не останавливается, оставляя эти эпизоды словно увиденными краем глаза, не в фокусе, не давая возможности остановиться, убедиться, осмыслить происходящее. Главным остается один мотив – дочь все время ищет внимания матери. Этот поиск не прекращается даже в моменты, когда они живут вместе, делят одну постель и одни беды. И в ретроспективе читателю открывается, что Тара могла бы ровно так же чувствовать себя брошенной и отверженной, потому ей, возможно, так трудно понять и принять претензии дочери.

Образ матери в романе не менее важен, а иногда и более интересен, чем образ главной героини. Что подчёркивает изначальный, «местный» вариант названия.

Ведь белый цвет, цвет пепла, означает в Индии смерть и перерождение.

Тара уходит в ашрам, никому ничего не поясняя. Этот жест считывается как феминистский манифест, но трактовать его так никто не решается – ни ищущая ответов дочь, ни окружающие, ни сама Авни Доши. Можно лишь проследить характерную логику: сбежать из несчастливого брака возможно лишь в монастырь или на улицу.

У Антары, конечно же, брак счастливый, ведь она – полная противоположность. Женщина, которая никуда не бежит. Женщина, которая собирает. В их общей с мужем гостиной – зеркальные стены, множащие предметы и людей. Признак достатка. Когда она почувствовала, что их брак под угрозой, решение пришло само – нужен ребенок. Дочь. Спасение, проклятие и продолжение. История противостояния в этом месте выходит на новый виток, описанный с психологической и физиологической точностью. Любовь к дочери не возникает с момента ее появления на свет и может никогда не возникнуть, но привязанность – почти наверняка. И чтобы читатель уж точно заметил закольцованность сюжетной конструкции, под конец Антара теряет связь с реальностью и видит осмысленные глаза Тары. Эпизод можно списать на фрустрацию и переутомление молодой матери, а можно счесть очередным символом, которыми полон текст.

Авни Доши

Роман Авни Доши насыщен метафорами, иногда агрессивно очевидными, словно распластанными в центре той самой зеркальной комнаты – гостиной в доме главной героини. Кажется, все ружья в этой комнате не только выстрелили, но и дали не по одному залпу. Вот старые сломанные часы в приемной врача, секундная стрелка которых дергается то влево, то вправо, обозначают состояние не только матери, но и дочери, пропускающей сквозь себя сбивающее сердечный ритм "тик-так, тик-так"... и двойник, возникающий сразу за дверью кабинета, нарисованные часы, призванные диагностировать состояние пациентки. Вот отвратительный рыбный запах монастырской школы перекликается много страниц спустя с вопросом «девочка, ты любишь рыбу?», на который героиня не знает, что ответить. И, наконец, сама зеркальная комната Антары, где все множится, возвращает читателя к эпизоду с зеркалом, где отражаются мать и дочь и у Тары нет уверенности, кто где. Это создает объем и глубину трактовки, но также может вызвать и пресыщение искусственностью антуража, ведь эти часы и рыбы не только метафизически тяжелы, а еще и множатся в зеркалах. Впрочем, возможно, писательница для того их и расставила. Создала атмосферу. И это, пожалуй, важнее всего в романе – не то, о чем Авни Доши рассказывает, а то, как она это делает: простыми короткими предложениями бьет точно в цель, не изменяя ни словом отстраненности наблюдающего взгляда.

И еще одна важная метафора романа, вынесенная в название, – жженый сахар. Его дает героиня своей матери, когда после всех научных изысканий приходит к выводу, что именно употребление сахара провоцирует деменцию. Думаю, этот жест можно расценивать как окончательное принятие выбора матери – уйти в забвение.

Насколько автобиографичен текст? Авторское слияние с героиней Антарой кажется очевидным, тем более что рассказ ведется от первого лица (о, как легко обмануть доверчивого читателя!). Однако сама писательница в интервью Euronews говорит, что большую часть она придумала. По словам Авни Доши, у ее бабушки несколько лет назад была диагностирована болезнь Альцгеймера.

Откуда же у меня возникла такая уверенность в автобиографичности текста? Думаю, она во многом объясняется тенденцией писать дебютные книги о себе и от себя. Особенно, кажется, эта тенденция свойственна пишущим женщинам. Новая искренность породила такую волну автофикшн-литературы, что любое я-высказывание мы готовы принять за часть этого тренда. Авни Доши говорит: «Есть старая поговорка: «Выброси из написанного то, что тебе нравится больше всего». Возможно, выбросила она как раз то, что позволило бы назвать ее книгу автобиографической.