Степан Смоляков: «Я тайги очарованный сын»

Текст: Александр Савченко

Текст предоставлен в рамках информационного партнерства «Российской газеты» с газетой «Тихоокеанская звезда» (Хабаровск)

Если бы вас попросили с ходу назвать пять-десять дальневосточных поэтов, какие фамилии бы прозвучали? Комаров, Самар, Наволочкин, Халов… А дальше список, скорее всего, оборвется. А ведь среди поэтов, связавших своё творчество с Дальним Востоком, особое место занимает и Степан Смоляков, которому в этом году исполнилось бы 105 лет.

Наш парень - из Георгиевки

Степан Авксентьевич родился в селе Георгиевка района имени Лазо. После окончания школы-семилетки работал слесарем МТС (машинно-тракторной станции. - Прим. «ГЛ»), являлся сотрудником районной газеты, потом учился в Благовещенском сельскохозяйственном техникуме, был учителем в сельской школе.

Первые его стихи были опубликованы в 1932 году в газете «Амурская правда», потом их печатали центральные и местные журналы. В 1941 году Смоляков окончил Хабаровский пединститут, участвовал в Великой Отечественной войне.

А с 1948 года он работал в Хабаровском книжном издательстве, руководил отделом поэзии журнала «Дальний Восток», много лет возглавлял секцию поэзии при Хабаровском отделении Союза писателей СССР. Всё творчество поэта связано с Дальним Востоком, с его природой и историей.

Мне посчастливилось быть знакомым с Валентиной Ивановной, вдовой поэта. Однажды мой преподаватель - профессор древнерусской литературы пединститута С. И. Красноштанов затащил меня, студента-второкурсника, к ней домой.

Открыла нам дверь сухонькая старушка в платке, накинутом на плечи. Ну конечно, она была взволнована до слез. Еще бы! Нашлись люди, которые интересовались творчеством уже полузабытого поэта.

Двухкомнатная квартира с беленым потолком и крашеными стенами, деревянными, ничем не покрытыми полами. Шкаф с книгами. Металлическая кровать, древние скрипучие стулья, круглая тумбочка, на которой стоял телевизор, похожий на большую коробку.

О Смолякове напоминали пожелтевшие портреты. На одном - Степан Авксентьевич в обнимку с хабаровскими поэтами, на другом супруги вместе. Он сидит, а она стоит, положив ему руку на плечо.

Мы пили чай на тесной кухоньке с тортом, который принесли с собой в тот солнечный июньский день. Тогда Смолякову исполнилось бы 70 лет. На кухне в посудном шкафчике - стаканы и блюдца пятидесятых годов. В платяном шкафу - вещи Смолякова. Тяжелое драповое пальто с каракулевым воротником. И его же темно-синий бостоновый костюм. Полосатые галстуки, брюки, стопка рубашек. На антресолях хранились его зимние ботинки и летние башмаки.

А еще массивный письменный стол-бюро, в многочисленных ящиках которого лежали невостребованные рукописи. Чего ни коснись - всё из того, давно улетевшего в небытие времени.

Валентина Ивановна была разговорчива:

- Степана Авксентьевича по жизни сопровождала легенда, что он - успешный человек. Он был партийным, верил в светлые идеалы. Сначала был политруком на войне, а потом - парторгом. Помню, был какой-то юбилей, перед фамилией всех участников стояло нечто весомое: лауреат Госпремии или Ленинского комсомола. А перед фамилией Смолякова не было ничего, кроме слова «поэт».

Это правда, что его читают? Это было бы счастьем для меня. Я мечтаю лишь об одном - чтобы Смолякова продолжали издавать. А еще вот недавно узнала, что в Георгиевке улицу назвали его именем. Я так счастлива!

Для себя решил: «Буду поэтом»

Вот пишут: малая родина. А где ее границы, откуда и докуда она простирается? Как исчислить, измерить, обсказать? Смоляков всей своей жизнью утверждал, что малая родина - это не картинка в букваре, а единственное и неповторимое место, где ты появился на свет.

Семья, в которой родился Смоляков, была крестьянской в нескольких поколениях. С детства мальчика окружала поэзия сельского труда и быта, русского духа, прикосновение к которому оставляло след в душе.

Его бабушка знала сказки, былины и оказала сильное влияние на внука в смысле поэтического восприятия мира. Да и мать не уступала бабушке по части шуток, прибауток.

Глубинная стихия родного слова стала для Смолякова душевной привязанностью. И уже в школе Степан Смоляков слыл сочинителем, а для себя решил: «Буду поэтом». Это желание он пронес по жизни до последнего дыхания.

Так случилось, что с поэтом мы - земляки и в каком-то седьмом колене - родственники. Наши деды и бабушки не только дружили, но и были первыми переселенцами из Белоруссии, из Могилевской губернии, которые основали село Георгиевку. Мы жили на одной улице, ходили в одну школу, бегали на одну речку. У Смоляковых был большой дом, старый колодец, со скрипучим воротом, в котором вода - живая.

Первые его стихи я прочитал в сельской библиотеке, куда Степан Авксентьевич дарил свои книги. Библиотека располагалась в старой избе с печкой. До сих пор помню, как пахли зачитанные, много чего повидавшие, книжки. Они пахли не пылью, а печным дымом. У этих книжек лохматились уголки, вываливались страницы. Их корешки были в заплатках.

Однажды в село приехал сам поэт и читал свои стихи в этой библиотеке односельчанам. Сейчас уже трудно восстановить контекст эпохи и понять, какое огромное впечатление Смоляков производил везде, где появлялся. Красивый, сильный человек, очень обаятельный, очень яркий. Он был совсем не похож на поэта. Никакой романтической внешности. Невысокого роста, худощавый, всегда скромно одет.

Как уже было сказано выше, первые стихи Смолякова были опубликованы в 1932 году в газете «Амурская правда». А в 1946 году вышел первый сборник поэта «В краю родном», в 1949-м - «Рассвет». За ними последовали «Приамурье мое» (1953), «Встреча в Заречье» (1957).

Не забывал Степан Смоляков и юных любителей поэзии. В 1957 году в Магадане вышел сборник его детских стихов «Наш отважный капитан». Эту книжку я зачитал до дыр. Она дошла до меня без обложки, выгоревшей почти до землистого цвета, и, наверное, будь она клееной, то давно бы рассыпалась, но корешок держала большая стальная скрепка.

Остался человеком от земли

В поэзии Смолякова герой и сам автор поразительно совпадают. Есть много поэтов, характер которых разительно отличается от того, что они пишут. Степан Смоляков жил, как пел. Он не писал заумей. Писал для людей, которые могут понять простое слово.

Бытует мнение, что выходец из деревни - деревенщик. Деревенщиком-то Смоляков стал, по большому счёту, когда взялся за коренные вопросы бытия человеческого. Об этом его повесть о коллективизации родной деревни.

То есть, став поэтом, он оставался «человеком от земли». А в его стихах сам крестьянин заговорил. Из своей души, из своего опыта, о своих проблемах и бедах, своим языком.

Смоляков рассказал о деревне живой, хранящей традиции в душе, а не в одних лишь сундуках, не только для смотров художественной самодеятельности.

Настоящий поэт начинается с чуда - с рождения в слове одной-единственной, неизвестно откуда взявшейся строчки.

Помню, каким потрясением стала для меня книга Смолякова «Росы на травах» (1965), которую он написал перед смертью. Когда открыл ее студентом, понял: книги Степана Смолякова - это не буквы на бумаге, а моя жизнь.

Сейчас торопливо открыл шкаф, нашел ту самую книгу. Бумага пожелтела, а впечатление от напечатанных на ней слов - то же, обжигающее. И подчеркнуть карандашом хочется те же строки, что подчеркнул в юности:

• Я родился в лесной глухомани
• У подножья седеющих гор,
• Над рекою, что путника манит
• Необычным названием Хор…
• Был ли счастлив я в детстве?
• Ещё бы!
• Летом - в грозы, зимою - в снега
• Все богатства дремучей чащобы,
• Все дары мне дарила тайга.

Одним этим четверостишием поэт нарисовал картину, которую другой описывал бы на десятке страниц.

Большое видится на расстоянии

Степан Авксентьевич прожил до обидного мало. Он верил в миссию поэта. Верил в то, что таланты не распределяются ни в каком распределителе. Ни в каком институте не распределяется способность думать, чувствовать, мучиться собственным несовершенством.

И великим мы называем Смолякова не потому, что он был настоящим поэтом, а потому, что был великим человеком. Всем своим сознанием, каждой клеточкой своего существа.

В последние годы у поэта было мало времени, чтобы писать стихи, он занимался составлением поэтических сборников. Пестовал и опекал молодых поэтов. Мечтал об антологии, куда вошли бы стихи о сельской жизни, собранные от былин до наших дней. А еще он вел поэтические семинары, которые проходили один раз в неделю.

Мэтр запомнился своим ученикам очень добрым и скромным. Он ходил в простеньком костюме или кожаном пиджачке, опираясь на палку, служившую ему костылем. Смоляков не носил орденов и медалей, о фронтовом прошлом не хвастался.

Он никогда не афишировал себя как великого поэта, от него нельзя было услышать резкой, уничтожающей критики, даже в адрес того, кто мог, выйдя на трибуну, читать стихи «ни о чем» - погружаться в дебри заумного словоблудия.

Много лет, с 1970-х годов, Степана Смолякова не издают. Не до него нашим издателям. Читатели, пожалуй, уже и не вспомнят, кто написал эти замечательные строки:

• Встань лицом на запад - погляди.
• Поклонись родным твоим полям,
• Видно, все, что ждет нас впереди,
• Мы с тобой разделим пополам.
• Пополам - глоток речной воды,
• Пополам - походы и труды.
• Ярость гнева и печаль тревог…
• Нет у нас с тобой других дорог.

Какая свобода, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенный язык!

Со смертью Степана Авксентьевича ушла первоклассная поэтическая школа, и эта потеря невосполнима ничем и никем. Одного из последних хранителей живого слова. Сейчас уже сложно подсчитать, скольким молодым дарованиям помог Смоляков.

И с высоты очередного юбилея выдающегося поэта хочется сказать словами Есенина: «Большое видится на расстоянии». Поэты большой судьбы знают о себе что-то, что мы о них до поры не знаем или не решаемся сказать. На этом перекрестье возникает интерес к самой фигуре творца, к его биографии, личности. Почему мы так мало знаем о нем? Почему с каждым годом он все более интересен?

Потому что только Смоляков мог написать эти строки:

• Только б чаще встречать на просторе,
• В неоглядной моей стороне
• Тех друзей, что и в счастье, и в горе -
• Одинаково дороги мне.

Оригинальный материал: «Тихоокеанская звезда».