Текст: Андрей Цунский
Ну-ка, вообразите себя сыщиком! Давайте, вы будете Шарапов, а я – Жеглов. Не хотите? Ладно, будьте вы Жегловым, а я Шараповым. Только очень вас прошу – не надо чрезмерно хрипеть! Итак, вы говорите мне в меру хриплым голосом Жеглова: «Она же Элла Кацнельбоген…» Нет, так не выходит. Всё, вы снова Шарапов, а я Жеглов, и обещаю сам не хрипеть. Итак – Ренэ Брабазон Реймонд, он же Джеймс Л. Догерти, он же Амброз Грант и он же Джеймс Хедли Чейз! А, читали? Ну конечно. Попробуй от него отвертеться.
Некогда, чтобы издать полное собрание сочинений любого писателя, собиралась специальная комиссия во главе с доктором наук, профессором и лауреатом чего-нибудь, а секретарём становился ну в самом крайнем случае кандидат наук. К каждому произведению писались комментарии, делались разъяснительные сноски – в конце книги и прямо в тексте – внизу страницы. В солидном Полном собрании сочинений каждый том предварялся предисловием, а все собрание - многостраничной подробной статьей под названием «Такой-то»… - ну, то есть Имя и Фамилия автора этих сочинений. Лучшим художникам заказывали несколько иллюстраций – но немного, нечего баловать читателя, ПСС – вещь солидная, академическая, иллюстрации тут в большом количестве не допускаются. А еще в начале каждого тома можно было поместить фотографию автора в том возрасте, в котором он писал то, что в томе помещалось. А другой художник оформлял переплет, на него шли лучшие сорта картона, переплеты проклеивали, на них тиснили профиль автора, или его инициалы – золотом…
Ну, это ерунда. До революции на переплет шел картон, сравнимый по толщине с танковой броней, а корешки делались из кожи. Каждую иллюстрацию прикрывал лист папиросной бумаги... Ах, книга, прекрасная, старинная, волшебная! Один твой вид создавал настроение, а содержание твое его продолжало. Говорили, что книга – лучший подарок, да так оно и было. Помню, мне подарили «Человека-невидимку» и рассказы Герберта Уэллса на Новый год – и чудо продолжалось до вечера второго числа. Прочитал я ее уже к вечеру первого января, а второго хвастал ею друзьям во дворе.
Книги мы давали друг другу почитать. Особенно красивые заворачивали в бумагу или в газету – но упаковка книги в газету считалась признаком полного придурка: газета же пачкает! А когда вечером родители гонят спать, особую ценность приобретает карманный фонарик. Можно спрятаться с головой под одеяло и там читать. Но ведь мало фонарика. К нему нужны еще и батарейки. Ага. Сейчас те, кто любит поскулить «какую страну потеряли», и какой там был вкусный пломбир – слегка занервничали, и есть отчего. Батарейки достать было практически невозможно.
Впрочем – были такие фонарики, которые не требовали батареек. Вместо них был рычажок сбоку, на который нужно было нажимать примерно раз в три секунды. Вы не поверите – и так читали! Однажды меня за таким чтением застукал папа, который решил, что я занят чем-то другим. Он подкрался и сдернул одеяло – и несколько секунд переваривал увиденное, а потом несколько минут корчился со смеху. Потом отобрал фонарик, и ушел в другую комнату, к маме, и там они хохотали уже вдвоем. Мне было лет десять, и я толком не понял - над чем. Пришлось читать стоя и мерзнуть у окна, в которое светил уличный фонарь.
Но хорошо, когда есть что почитать! А если нет? Домашние библиотеки друг у друга мы перечитали всем двором, в детской на «библиотеку приключений» - была такая серия книг когда-то давно – нужно было месяца два стоять в очереди или дарить библиотекарше какую-нибудь штуку, сделанную своими руками, на Восьмое марта или на Новый год.
А потом в книжных магазинах появилась особая полка – точнее – шкаф, запертый на ключ. Над ним висела табличка «книжный обмен». В нашем городе издали Жюля Верна с прекрасными иллюстрациями Петра Ивановича Луганского. Еще у нас же издавали некогда весьма популярного Дмитрия Балашова. У этого обменного шкафа формировался будущий рынок. Любители ворковали: «Значит, я тебе трех подводников, пять шариков, трех господ и четыре Марфы. А ты мне четыре гроба!»
То есть три книги «Двадцать тысяч лье под водой», пять книг по «Пяти недель на воздушном шаре», за три экземпляра романа «Господин Великий Новгород» или четыре «Марфы-посадницы» можно было выменять по одному «Гробу из Гонконга» Джеймса Хедли Чейза, которого тогда почти и не издавали. Круче Чейза были только Морис Дрюон с его проклятыми королями и… а, ну да – Чейз! О нем, же собственно, и речь! Энциклопедическое образование!
Он пожил в доме отца на родине, затем в тогда еще английской колонии – в Индии, в Калькутте. Но родитель был суров, требовал от сына военной карьеры, а тот был совершенно к ней равнодушен и решил от папы сбежать – чем скорее, тем лучше. Что и было проделано.
Кем он только не был… Но больше всего ему запомнилась работа по торговле книгами вразнос. Он продавал энциклопедии. Читал ли он их сам – неизвестно, зато людей повидал самых разных, и очень немало. Сам он вспоминал об этом так:
«…пришлось постучать не менее чем в сто тысяч дверей, и за каждой из них мог встретить любого из персонажей своих будущих романов, и ожидать любой приём — от любезного приглашения зайти и выпить чашечку кофе до резкого приказания убираться вон… И столько пришлось мокнуть под дождём и сбить каблуков на мокрых мостовых, что сейчас никто не в силах заставить меня выйти из дома в сырую погоду…»
Он продвинулся в книжном бизнесе достаточно далеко: от рядового продавца-книгоносца до заведующего отделом поставки книг в специализированные магазины. Он изучил весь процесс издания книг и «весь окололитературный бизнес», много читал, иногда – ночи напролёт, он знал, чего хочет читатель и как себя ведут в издательствах с авторами. И однажды додумался – ведь это так просто! Нужно всего лишь написать книгу, которую захотят купить все, от школьника до премьер-министра.
Начал он со смешных рассказов, набил руку и приступил к первому детективному роману.
Но это был очень непростой жанр для писателя. Мало того, что хороший детектив написать трудно само по себе. Эту ниву вспахали и разрабатывали великие мастера «черного романа» - или нуара. Отцом этого направления считается Корнелл Вулрич, три десятилетия радовавший публику романами, которые, кстати, нашли свое воплощение в кинематографе. «Человек-Леопард» Жака Тюрнёра, «Окно во двор» великого Альфреда Хичкока, «Невеста была в черном» Франсуа Трюффо.
Острое социальное содержание – отличительная черта романов Дэшила Хэммета. Его герои – особенно Сэм Спейд, написаны буквально с натуры: чтобы рассмотреть героя поближе, Хэммету было достаточно… посмотреть в зеркало. Он ведь сам работал частным детективом в Детективном Агентстве Пинкертона. Своих героев он часто видел и на улице, и в их кабинетах. И в клубах. И в отелях. А иногда и на мушке своего пистолета.
Его романы – не просто детектив, это очень непростая литература. Своими учителями он считал Джона Дос Пассоса и Эрнеста Хемингуэя, и кстати – они относились к нему с уважением. Антифашист, сторонник республиканцев во время гражданской войны в Испании, председатель Конгресса по гражданским правам...
Фильм по его роману «Мальтийский сокол» несколько раз называли лучшим в истории Голливуда и мирового кино. Сэма Спейда в нем сыграл великолепный Хэмфри Богарт.
Вот как охарактеризовали в том время манеру Хэммета:
«Он изобразил этих людей такими, какими они были в действительности, и наделил их живой речью, какая была им свойственна. Хэммет был прекрасным стилистом, но его читатели об этом и не догадывались, поскольку он изъяснялся совсем не так, как положено, по их мнению, изящному стилисту». И кто же это пишет? А пишет Рэймонд Чандлер, классик жанра! Автор «Синего георгина», «Незнакомцев в поезде», «Глубокого сна», «Двойной страховки»!
Казалось бы – что ловить на этом поле абсолютному дилетанту?
Оказалось – есть, что половить.
Чейз прикинул. В Америке он никогда не был. Гангстеров видел только в кинохронике и на снимках в газетах. Преступный мир ему совершенно незнаком. Полицейские будни – тоже. Что делать?
А ничего особенного делать и не нужно. Во-первых, есть газеты. Их стоит почитать. Во-вторых, что не знаешь - додумай или просто выдумай. Главное, чтобы сюжет «держал» до конца читателя, не давал ему оторваться от книги.
Шесть уик-эндов – двенадцать дней полностью – ему понадобилось, чтобы на основе газетных публикаций банды «кровавой мамаши Баркер» написать роман No Orchids For Ms. Blandish – «Орихдей для мисс Блендиш не будет» или еще несколько версий названия в русских переводах. И первый же роман дилетанта становится бестселлером 1939 года!
Итак, что потребовалось британскому автору для описания американской жизни? Словарь американского сленга, путеводители по городам США и карты, газетные подшивки, энциклопедии и справочники.
В 1956 году Чейз переехал с женой и детьми в Швейцарию. Он любил тамошний климат. Да и банк был недалеко…
Но в литературном отношении никогда Чейз даже не приблизился ни к Чандлеру, ни к Хэмету, ни к Рексу Стауту. Впрочем – нет! К Чандлеру как раз сумел. В 1945 году – и настолько, что сам Чандлер обвинил его в плагиате. И пришлось извиняться. Потому что было за что.
Кстати, именно у нас в стране снято несколько детективных фильмов по произведениям Чейза. Почему? Да потому, что он не слишком подробный, не слишком требовательный к деталям, не слишком определенный. И можно было снимать фильмы, переоборудовав отечественный автомобиль «Нива» в бронированную машину инкассаторов, наши городские пейзажи выдать за американские.
У нас в стране очень высокая культура книги. Это не наследие СССР, как говорят многие. Это наследие России XIX века, начиная с незабвенного Александра Филипповича Смирдина. Это в России выпустить книгу плохо было, да и остается - позором. И даже Чейз у нас вышел в твердых ламинированных переплетах, в ярких обложках в тридцати двух томах.
Не торопитесь гневаться. Это собрание вышло потому, что его покупали. А кто покупал? Мы.
Почему покупали?
Потому что литература может в том числе и развлекать. Отвлекать от забот. Помогать убить время и не соскучиться. Отогнать в сторону печальные мысли. Так что – спасибо, мистер Чейз, за то, что вы очень хорошо все это делали.
Честно скажу – мне нравятся детективы других авторов. Но кто я такой, чтобы диктовать другим читателям свои вкусы? По-моему, этого делать не может вообще никто.
